Альберт Зинатуллин - Эпистолярий
Даже не станет искать тебя!" Просто зас...
Тут аль-кабала! гверилья! опять же - евреи!
Между Луной и Крестом оказалось не много пространства.
Нырнув в Картахене, я вынырнул аж в Сарагосе!
Пока меня вычислят, я подлечусь и отъемся.
Жизнь как-то наладилась. Начал ходить даже в гости...
Ну, кто мне сказал эту фразу: "Никто в Пиренеях!.."
...Ещё инквизиции пышный цветок не ухожен,
Конкиста ещё и пушок на щеках не сбривала,
Ещё Барселона - и банки, и биржи, и дожи,
Ещё дуновенье!.. но слава Альгамбры увяла.
Крест превозмог и Луну, и меня, и не только...
Куда я подамся: в меджид или церковь - не чаю!
Портвейны всё хуже, всё больше подделок. Да болен
Всегда виноград, когда крестьянин нищает.
***
- Кто ты, путник полуночный?
Погоди, свечу я вздую...
Ты прозрачен, точно мёртвый
Дым над утреннею крышей.
Что несёшь ты под рубашкой?
- Ирис голубой несу я.
Но меня убили братья
На песках Гвадалавьяра...
Лепестки его согнулись,
Словно бабочкины крылья :
Вниз - подобьем балдахина,
Вверх - короной голубою!
Чтоб его никто не отнял,
Под рубашкой берегу я.
Но меня убили братья
На песках Гвадалавьяра...
Его мягкая корона
Легкомысленней испанской,
И в ненастье не укроет
Невесомым балдахином.
Он пропал, мой бедный ирис,
Под моей рубашкой пусто -
Я нашёл цветок заветный,
Но меня убили братья...
- Под твоей рубашкой, путник,
Пусто. Кто ты, полуночный?
- Ирис голубой ищу я -
Невесомый и прекрасный!
Лепестки его дрожали,
Словно бабочкины крылья:
Вниз - подобьем балдахина,
Вверх - короной голубою...
* * *
Как они волновались, кидая цветы на арену!
Мы с быком, всё равно, не останемся с глазу на глаз.
Я в огромных Его вдруг увидел - серебрянный ветер,
Апельсиновой рощи живую арабскую вязь.
Он смотрел на меня и, наверное, луг золотистый
Вдруг увидел. И речки упругий коровий живот...
Как прекрасен изгиб у цыганки моей! И ключицы,
И коровьи глаза у подруги молочной Его!
Мы носились по кругу, на каждом кругу мирозданья
На песок опуская - то красный, то чёрный цветок.
Я ударил ещё и упал на горячие камни...
Если б я всё испортил, то Он бы, наверное, смог.
Я беру за рога и - целую слюнявую морду,
И в безумных глазах снова вижу, как в роще пустой -
Молодая цыганка... уходим тропинкою горной...
И серебрянный ветер звенит предрассветной звездой!
Я не стал добивать и ушёл под плевки и насмешки,
По кровавым следам, и упавшей в песок кожуре -
К заповедным лугам, где гуляем мы оба, как прежде:
Я - корову обняв, Он - с большим апельсином в руке.
* * *
Между Бургасом, Кордовой, Саламанкой
Есть таверна "У кладбищенской стены".
На ночлег расположившись спозаранку,
Были мы с моим попутчиком пьяны.
Хоть попутчик мой - монашеского сана,
Без баклажки под щекой не засыпал,
Я же грешный... Вдруг, из рощи возле храма
Козодой на подоконник мне упал!
Vade retro!..- я едва успел скартавить,
У меня глаза торчат из головы:
Наклоняется старуха... снова манит...
Из окна цветком качая голубым.
Жёлтый мел крошится на пол, словно зубы,
У монаха в перепрыгнувших руках.
Он - в кругу зовёт божественные трубы!
Я - валяюсь у старухи в каблуках.
Раздевается она - глазам не верю...
Лишь потом, когда растаяла луна,
Уходила она долго по аллее,
И грозила долго пальцем у окна.
Между Бургасом, Кордовой, Саламанкой
Есть таверна "У кладбищенской стены".
В дальний путь пускаясь утром спозаранку,
Были оба мы с попутчиком пьяны.
Мой попутчик, хоть - монашеская ряса,
Без баклажки с той поры не засыпал!
Я же грешный... Правда, с той поры ни разу
Козодой ко мне на окна не упал.
* * *
Между кружевом невесты
И чепцом сеньоры дряблым -
Столько времени и места!
Столько звёзд и поцелуев! -
Сколько ключиков заветных
В сад опущено на нитке...
Между волком и собакой -
Есть кому его сорвать!
Между скромниц и бесстыжих,
Между умников и пьяных,
Прощелыг, бандитов, рыжих,
("им плевать, а нам приятно
проходить полудней тенью")
Пикаро всегда окликнут -
Кто содрать должок старинный,
Кто на славную пирушку!
Нет и нет! Не отказался б
Он от титула иного -
Ах! Из воздуха бы взялся,
Звон услышав, сердцу милый...
Он в свои карманов сети
(Слава Богу - дырок хватит!)
Столько золотых поймает,
Сколько выронить сумеет!
Захотите - ртом поймает,
Выплюнет канцону вместо! -
Он таких куплетов знает,
Что, пожалуй, и не стоит...
Все заботы сквозняками
Выдувает прочь из дома! -
Оттого и продувные,
И отменные - пройдохи,
Ни к чему не прилепляясь
Ни душой, ни плотью грешной,
Пикаро несёт теченьем
И проносит - между... между...
Между тем и этим флагом,
Между "за", и между "про..."
Что за бестия, однако,
Этот самый - Пикаро!
А ему и нету горя -
Он парит себе, как прежде,
Между тучами и морем,
Государств и ножек между!
И в свои карманов сети
(Слава Богу - дырок хватит!)
Столько золота поймает,
Сколько выронить сумеет...
* * *
Будь ты розой в Кордовских садах,
Будь Севильскою розою влажной -
Не успеешь сказать даже "Ах!"
Вот такой я испанец отважный.
Я сорву тебя, как поцелуй,
Как китайский фонарик бумажный,
А потом обо мне - позабудь!
Вот такой я испанец отважный.
Я такой! - от Кадисских трущоб,
До Мадридских салонов продажных.
Кто не знает - узнает ещё!
Вот такой я испанец отважный.
В Андалусии сто альгвазил,
В Андалусии звёзды и жажда.
Сто ночей кандалами грозил
Альгвазилам испанец отважный!
Перелеском. При полной луне.
Я скакал к тебе... ночью... однажды...
Если спросят, скажи обо мне:
Был он очень испанец отважный!
* * *
Жить бы и жить... В золотом халифате Кордовском
Всякому нужен при случае жид-ростовщик!
Многие тайны купил я. На белых полосках
Много имён записал, да таких, что - молчи! -
Поля, будто женщины в чёрных мантильях проходят…
Вот и залив. Тайный сговор ведя с рыбаком,
Лодку наймёшь. Там, глядишь, уже ночь на исходе.
Славный побег! Я и думать не мог о таком.
В пене прибоя, как роза на белом снегу,
Испания спит - неподвижна, юна и прекрасна -
Ей снится Испания... Глаз оторвать не могу
От трещины в лодке. И берег всё дальше! А дальше -
Опять я в Испании... Утро. Оливковый сад.
Покуда хозяйка в кувшин молоко наливает,
Четыре оливки успели на землю упасть;
И через край убежало, пока я с земли поднимаю
Четыре оливки под дулом, похожим на глаз...
Я делаю вид, что испанского не понимаю.
Бегу хорошо! Только плохо, что в утренний час -
Настоящий испанец с вечерней звездой умирает!
МАРОДЁРКА *
(Неаполь-Флоренция-Нюрнберг)
***
Чуть ли не вплавь добирался я в город Неаполь.
Пуля в заду и шершавый дублон за щекой!
Молодой рыбачок подобрал меня. Мы сговорились:
Он вытащит пулю - я выплюну свой золотой.
Дублон мы потратили в местной харчевне. Джованни -
Так его звали - (аж слюни роняя в бульон )
В рейтары звал меня: "Вот, где пограбим!" Джованни!.. -
Так его звал я, когда он уснул под столом.
Из-под стола мы и начали путь свой наутро,
Сумку набив, и наметив маршрут заодним...
Джованни слюнявил девиц всю дорогу,
Что, впрочем, не портило мне красоту Аппеннин.
В тенистых палаццо Флоренция пробует лютню.
Ещё Лоренцетти не умер!.. Его экземпляр
"Китаб-ал-мухтар" Джаубари - забавный подарок!
Как жаль, что тогда я ему ничего не послал...
О, вечные Альпы! О, бедный мой, славный Джованни!
Он так заливался слезами, что весь перевал
Забрызгал. Я думаю, ту обезьяну - в Харране,
С такими талантами он бы, не глядя, убрал.
Я дал ему в ухо, чтоб в Нюрнберг поспеть к фастнахтшпилю.
Терпеть не могу этот праздник дурацкий!.. Хотя,
Когда ещё бюргера, в случай, придётся увидеть -
В канаве, да пьяного, с гульфиком в грязных ноздрях.
Пока я проигрывал в кости, Джованни вернулся,
Принёс медяков и хвастливые новости - он
(Великий Джервазий) с полудня уже, как наёмник.
