Юсуп Хаппалаев - Чеканное слово

Когда тебе, мой друг, приперло
С незрячим повести дележ,
Корысти собственной ты в горло
Всади по рукоятку нож.

Все просто, понятно: раз выросли стены,
То крыша ложится на них непременно.
Понятно и просто, что всякая крыша
Должна быть стены да и печки повыше.
Все просто, понятно: уходят седые —
Седыми становитесь вы, молодые.
Все просто, понятно, – понятно и просто,
Что вы, молодые, повыше нас ростом.
И все же скажите, вы тоже готовы
Лечь новому дому, как деды, в основу?

«Никто из смертных не рождался дважды.
И дважды на миру не умирать» —
В союзе эта истина не с каждой
Мужской душой,
А только лишь с отважной,
Как с лезвием кинжала – рукоять.
Вся наша жизнь – крутое восхожденье.
И если ты к вершине держишь путь,
Делами прославляй свое рожденье
И бойся —
Но не смерти, а паденья
И в час кончины мужественным будь.

Ум – сеятель, а поле – наш язык.
Речь начиная, мы берем в расчет,
Что и полынь, и сахарный тростник
Растут на этом поле круглый год.

И хоть, как пуля меткая, язык
Убить способен словом в час иной,
За белыми зубами он привык
Держаться как за каменной стеной.

Всегда говорили отцам молодым,
Желая добра настоящего им:
«Пусть сын в родительский дом принесет
Заботу и счастье, любовь и почет!»

Теперь пожелания близких просты,
Они от душевной идут доброты:
«Ребенок растет, и заботы растут,
Пусть горе и слезы твой дом обойдут».

И я тебе, внук мой, желаю добра,
Мне слово сказать наступила пора.
Тебе и далеким потомкам твоим
Хочу быть полезен советом своим.

Когда ты заплакал, родившись на свет,
Был счастлив отец, да земляк, да сосед.
А больше не ведал никто из людей
О первой отчаянной песне твоей.

Когда ты умрешь, уж не будет меня,
И траур наденут друзья и родня.
Но счастлив, поверь мне, был истинно тот,
Кого, как родного, оплакал народ.

В мир новорожденный вступает,
И получает имя он.
Но, в жизнь войдя, не все бывают
Достойными своих имен.

Один перерастает имя,
Другой – недорастет никак.
Делами добрыми твоими
Измерит жизнь твою земляк.

Иного нарекут Асланом[9],
Ему удел храбрейших дан,
А вырастет и, как ни странно,
Дрожит пугливо, как Бюрхлан[10].

Расулом[11] назовут другого,
Чтоб стал посланцем божьим он…
Но имя – это только слово,
А не судьба и не закон.

Возвысить иль унизить имя
Способны лишь твои дела…
Мечтами лучшими своими
Семья ребенка нарекла.

Мечты отцовской бескорыстье,
Надежды матери твоей
Художник – время честной кистью
Отметит на полотнах дней…

На имя все имеют право…
Но, человек, запомни ты:
Пусть незаслуженная слава
Не осквернит большой мечты.

Когда в глазах погаснет солнце,
В смертельной, непроглядной мгле,
Пусть вечно имя остается
Твоим бессмертьем на земле!

Ты поговорку эту знаешь,
И я твержу одно и то ж:
«Там, где березу повстречаешь,
Там душу русскую найдешь».

Есть поговорка и другая —
О том, что молнии стрела,
Любое дерево пронзая,
Боится белого ствола.

Встречая солнечное утро,
Береза красит этот мир.
На серебре ее как будто
Узоры вывел ювелир.

По легкой черни этих точек
И этих линий вижу я,
Что у нее особый почерк,
Как у меня, судьба своя.

Порой, тая в себе угрозу,
Сверкает молнией беда.
Пусть только душу, как березу,
Не поражает никогда.

Солнце с неземным огнем
Я назвал бы божеством,
Но творца я вижу в нем
С человеческим лицом!

Море буйное, чего же
Рвешься к тихим берегам?
Иль чужой покой тревожит;
Или что забыло там?

Все мое богатство —
Вера в друга,
Вера в разум,
Вера в совесть,
В глазах родных людей
Мое вставало утро,
И ясный вечер мой
Уснет в родных горах.

Пусть застревает в горле
Голос тихий,
Я знаю: час пробьет —
Он вырвется на волю,
Когда увижу
Свет родных очей,
Когда услышу
Звук родного слова,
Когда меня обнимет
Старый друг
И вздрогнет сердце
Первородно.

Дивно мой голос
Вырвется на свет.
Потому не верю подхалиму,
Он не пробудит
Теплоты в душе,
И не призовет
На бой за честность.
Нет, он не битву ищет,
А покой!

Камни, травы,
Родники, дороги —
Сколько в них тепла,
Любви и света!
Можно только сердцем
Их понять,
Молодостью духа
И тревогой.

О молодые!
Верил я.
Верю я
И буду верить я
В вашу совесть,
Вашу доброту:
Знаю, вы готовы
И сражаться,
И делами
Песню пробудить!

Если я горец,
Мне надо иметь
Горной природы
Характер открытый:
Словно ручей быстротечный
Звенеть,
Словно валун вековой —
Онеметь,
Словно вершины —
В свой срок поседеть,
И не краснеть
Перед жизнью прожитой.

Если я горец,
То мне суждена
Вечная страсть
К неприступному краю:
Горное солнце
Сменяет луна,
Вслед за зимою
Приходит весна,
Молодость —
Страстью освещена,
Но и во время глубокого сна
Горы мои
Я в зрачках сохраняю.

Того, кто поля распахал
И в борозды зерна засеял,
Кто попусту не отдыхал,
А всходы берег и лелеял,
Награды, земля, не лишай!
Сторицей отдай урожай.

Но тот, кто боится труда,
Кто, труся, другого обидит,
Кто бросил свой меч, —
никогда
Победы в глаза не увидит!
Он может убить и предать, —
Победы ему не видать!

Всему на земле свой черед.
Как ночи и дню
не расстаться, —
Жизнь смерти на смену
придет,
И смех после плача
раздастся!
Друг друга сменяют года, —
Так было и будет всегда!

Дань сполна отдав заботам,
Силы поля умножая,
Хлебороб оплатит потом
Каждый колос урожая.
Для него порою вешней
Свято зернышко любое:
Он ростков зеленых, нежных
Ждет с надеждой и любовью.
И простой учитель в школе,
Взяв добра и знаний зерна,
Засевает, словно поле,
Души детские упорно,
Гибнут всходы по-пустому, —
Боли пахарю нет больше.
А учителю простому
И того больней и горше.

– Что случилось? Что случилось? —
говорят.
– Неизвестно, что случилось, говорят.
Про того, кто это знает, говорят,
Ничего никто не знает, говорят.

Кто-то где-то что-то спрятал, говорят.
А слепой увидел это, говорят.
А безрукий взял все это, говорят.
А безротый съел все это, говорят.

Безголосый будто крикнул, говорят.
Безъязыкий разболтал все, говорят.
Убежал, исчез безногий, говорят.
И следов нигде не видно, говорят.

– Что случилось?!
– Что случилось? Говорят…

Когда – то притча сложена
О том в горах была,
Что слово «Дай» словечку «На»
Предпочитал мулла.

Привык он, званию под стать,
Шайтан его бодай,
Всем ближним руку подавать
С коротким словом «Дай!».

Но вот в один прекрасный год
За белою скалой
По воле рока треснул лед
На речке под муллой.

И возопил мулла:
– Тону! —
Пуская пузырьки.
И приближаться стал ко дну
У берега реки.

– Давай-ка руку, старина! —
Прохожий закричал.
Мулла, боясь ответить: «На!» —
Руки не подавал.

Великим скрягой,
видит Бог,
Он был.
Не потому ль
Словечко «На» сказать не смог,
Зато сказал: «Буль – буль!»

Слепой отец не мог увидеть глазом
Того, что под ногами и вокруг,
Зато душой охватывал он разом,
Чего не мог и зрячий сделать друг.

Ты видишь все вокруг и под ногами,
Слепого сын, бесхитростный юнец.
Но мало видеть этот мир глазами,
Учись смотреть душою, как отец.

О, люди! На земле сегодня каждый
Уверен, что дается жизнь однажды,
И каждый знает, что на этом свете
Всего однажды встретится со смертью.

А сколько счастья, подвигов, печали
В себе начала эти заключали?!
И знаете ли вы, что все на свете
Могли бы сами создавать бессмертье!