Алексей Апухтин - Полное собрание стихотворений

Стремяся в Рыбницу душою,
Но сомневаясь, там ли Вы,
Я – в Киеве одной ногою,
Другой – хватаю до Москвы.

И в этой позе, столь мне новой,
Не знаю, что мне предпринять:
Свершить набег на Пирожково
Иль пирожки Масью[82] глотать.

О, сжальтесь, сжальтесь надо мною
И напишите, как мне быть:
Когда не только мне душою,
Но телом в Рыбницу прибыть?

Твердят, что новь родит сторицей,
Но, видно, стары семена
Иль пересохли за границей:
В романе «НОВЬ» – полынь одна!

Всю ночь над домом, сном объятым,
Свирепо ветер завывал,
Гроза ревела… Я не спал
И грома бешеным раскатам
С ожесточением внимал.

Но гнев разнузданной стихии
Не устрашал души моей:
Вчера познали мы ясней,
Что есть опасности иные,
Что глупость молнии страшней!

Покорен благостным законам
И не жесток природы строй…
Что значит бури грозный вой
Перед безмозглым Ларионом
И столь же глупой пристяжной?!

Тимашев мне – ni froid, ni chaud[83],
Я в ум его не верю слепо:
Он, правда, лепит хорошо,
Но министерствует нелепо.

Как сражены мы этим слухом,
Наш Италийский генерал:
Там, где твой дед не падал духом,
Ты даже с лошади упал…

Знать, в господнем гневе
Суждено быть тако:
В Петербурге – Плеве,
А в Москве – Плевако!

Отец ваш объяснял нам тайны мирозданья,
  Не мудрено, что с ними он знаком:
Он создал целый мир чудес и обаянья,
  Вы этот мир… Что толку нам в другом?
Счастливец! Этот мир без помощи науки
  Он наблюдал и видел много раз,
Как под влиянием любви иль тайной муки
Электры сыпались из ваших милых глаз…
  Когда же запоете вы, толпами
Стихии отдадут себя в покорный плен,
    И даже я воскресну – вами
    Одушевленный «барожен»!

Взглянув на этот отощавший профиль,
  Ты можешь с гордостью сказать:
«Недаром я водил его гулять
И отнимал за завтраком картофель».

Поведай нам, счастливый Кони,
Зачем судебные так кони
Тебя наверх выносят быстро –
Один прыжок ведь до министра!
Скажи, ужель в такой карьере
Обязан ты прекрасной «вере»?
Парис таинственной Елены,
Счастливый путь… Российской сцены
Запас чудес велик, как видно,–
Кому смешно, кому обидно,
Но под луной ничто не ново,
И все довольны на Садовой.

Княжна Тамара, дочь Гудала,
Лишившись рано жениха,
Простой монахинею стала,
Но не спаслася от греха.
К ней по причине неизвестной
Явился демон – враг небес –
И пред грузинкою прелестной
Рассыпался как мелкий бес.
Она боролась, уступая,
И пала, выбившись из сил…
За это ангел двери рая
Пред ней любезно растворил.

Не такова твоя «Тамара»:
С запасом воли и труда
Она вокруг земного шара
Идет бесстрастна и горда;
Живет средь бурь, среди тумана
И, русской чести верный страж,
Несет чрез бездны океана
Свой симпатичный экипаж.
Британский демон злобой черной
Не нанесет ущерба ей
И речью льстивой и притворной
Не усыпит ее очей.
Ей рай отчизны часто снится,
И в этот рай – душой светла –
Она по праву возвратится
И непорочна, и цела.

В Париже был скандал огромный:
В отставку подал Кабинет,
А в Петербурге кризис скромный:
Отставлен только Гюббенет.
Там ждут серьезную развязку,
У нас же – мирный фестивал:
Путейцы дали пышный бал,
И даже экзекутор пляску
Святого Витте проплясал.

К отъезду музыканта-друга
Мой стих минорный тон берет,
И нашей старой дружбы фуга,
Всё развиваяся, растет…

Мы увертюру жизни бурной
Сыграли вместе до конца,
Грядущей славы марш бравурный
Нам рано волновал сердца,–

В свои мы верили таланты,
Делились массой чувств, идей…
И был ты вроде доминанты
В аккордах юности моей.

Увы, та песня отзвучала,
Иным я звукам отдался,
Я детонировал немало
И с диссонансами сжился,–

Давно без счастья и без дела
Дары небес я растерял,
Мне жизнь, как гамма, надоела,
И близок, близок мой финал…

Но ты – когда для жизни вечной
Меня зароют под землей,–
Ты в нотах памяти сердечной
Не ставь бекара предо мной.

Удивляюсь Андрею Катенину:
По капризу ли женину
Иль душевного ради спасения
Он такого искал помещения?
Хоть устанут на лестнице ноженьки,
А всё как-то поближе им к Боженьке,
А то, может, бедняжечки – нищие?..
Нет, питаются вкусною пищею
И в Орле покупают имение
Тем не менее.

Малыгин родился в глуши степной,
На бледный север вовсе не похожей,
Разнообразной, пестрой и живой.
Отца не знал он, матери он тоже
Лишился рано… но едва-едва,
Как дивный сон, как звук волшебной сказки,
Он помнил чьи-то пламенные ласки
И нежные любимые слова.
Он помнил, что неведомая сила
Его к какой-то женщине влекла,
Что вечером она его крестила,
И голову к нему на грудь клонила,
И долго оторваться не могла;
И что однажды, в тихий вечер мая,
Когда в расцвете нежилась весна,
Она лежала, глаз не открывая,
Как мрамор неподвижна и бледна;
Он помнил, как дьячки псалтырь читали,
Как плакал он и как в тот грозный час
Под окнами цветы благоухали,
Жужжа из окон пчелы вылетали
И чья-то песня громкая неслась.
Потом он жил у старой, строгой тетки,
Пред образом святителя Петра
Молившейся с утра и до утра
И с важностью перебиравшей четки.
И мальчик стал неловок, нелюдим,
Акафисты читал ей ежедневно,
И, чуть запнется, слышит, как над ним
Уж раздается тетки голос гневный:
«Да что ты, Миша, всё глядишь в окно?»
И Миша, точно, глаз отвесть от сада
Не мог. В саду темнело уж давно,
В окно лилась вечерняя прохлада,
Последний луч заката догорал,
За речкою излучистой краснея…
И, кончив чтенье, тотчас убегал
Он из дому. Широкая аллея
Тянулась вдаль. Оттуда старый дом
Еще казался старей и мрачнее,
Там каждый кустик был ему знаком
И длинные ракиты улыбались
Еще с верхушек… Он дохнуть не смел
И, весь дрожа от радости, глядел,
Как в синем небе звезды загорались…
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .

Если измена тебя поразила,
Если тоскуешь ты, плача, любя,
Если в борьбе истощается сила,
Если обида терзает тебя,
  Сердце ли рвется,
  Ноет ли грудь,–
  Пей, пока пьется,
  Всё позабудь!

Выпьешь, зайскрится сила во взоре,
Бури, нужда и борьба нипочем…
Старые раны, вчерашнее горе –
Всё обойдется, зальется вином.
  Жизнь пронесется
  Лучше, скорей,
  Пей, пока пьется,
  Сил не жалей!

Если ж любим ты и счастлив мечтою,
Годы беспечности мигом пройдут,
В темной могиле, под рыхлой землею
Мысли, и чувства, и ласки замрут.
  Жизнь пронесется
  Счастья быстрей…
  Пей, пока пьется,
  Пей веселей!

Что нам все радости, что наслажденья?
Долго на свете им жить не дано…
Дай нам забвенья, о, только забвенья,
Легкой дремой отумань нас, вино!
  Сердце ль смеется,
  Ноет ли грудь,–
  Пей, пока пьется,
  Всё позабудь!