Саша Черный - Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

Гимназистик на Трубе
Жадно выпучил гляделки:
Все бы он унес к себе —
От малиновки до белки!

Целый день бы он кормил
Птиц за флигелем в беседке.
Дворник, старенький Памфил,
Перекрасил бы все клетки…

Ах, румяный мой чудак,—
Ты напрасно глазки лупишь:
В кошельке твоем пятак,
Воробья и то не купишь!

Черный пудель, честная собака!
Незнаком тебе ни Кант, ни Лев Толстой,
И твое сознанье полно мрака:
Кто учил тебя быть доброй и простой?
Любишь солнце, человека, игры,
К детворе во всю несешься прыть…
Если люди стали все, как тигры,
Хоть собаке надо доброй быть.
Ведь никто не драл тебя дубиной
И брошюр партийных не давал,—
Но, спеша вдоль стен домой с корзиной,
Не сбежишь ты с хлебом, как шакал.
И когда на шум собачьей драки
Сквозь забор ты мчишься через жердь,
Не грызешь ты сбитой с ног собаки,
Не визжишь, как бешеная: «Смерть».
Ты чутка, полна ума и чести,
Не протянешь лапы наглецу,
И значок собачий твой из жести
Многим людям более к лицу…
«Человек — звучит чертовски гордо» —
Это Горький нам открыл, Максим.
Ты не веришь? Ты мотаешь мордой?
Ты смеешься, кажется, над ним?

Пришел к своей принцессе,—
Ей только пятый год.
Дитя! Христос Воскресе!
Давай румяный рот…
Твое дыханье слаще
Изюма в куличе,
Твой бант, как ландыш в чаще,
Смеется на плече…
Хрустальное яичко
Принес тебе я в дар.
Ты ласковая птичка,
А я морской омар…
Смотри, миндаль на ветке
Кораллами расцвел,
И воробьи в беседке
Клюют дырявый пол.
Твои слова смешные
На русском языке,
Как ласточки родные
Над кровлей вдалеке.
Пойдем к фонтану в скверик:
За старою скамьей
Вода полощет берег
Дремотною змеей.
Умоем мяч в фонтане,
В сиреневой воде!
Такой хорошей няни
Ты не найдешь нигде…
Из кукольной корзинки
Достану наш багаж,
С поклоном все тартинки
Подам тебе, как паж.
А туфельки тугие
Пусть сохнут на сосне…
Когда-нибудь в России
Ты вспомнишь обо мне.

За окном под небом летним
Промелькнул лесок и кони.
Я с мальчишкой пятилетним
Познакомился в вагоне.

Места было очень мало…
Улыбнулись мы друг другу,
А потом я для начала
Оказал ему услугу:

Молча взял его в охапку,
Вскинул вверх — и на колено.
Положив на грудь мне лапку,
Он к окну прильнул блаженно.

«Это что?» — «Дубок и ивы».
«Для чего?» — «Шумят и дышат».
«Ну, а это?» — «Это нивы
Стебли зыбкие колышат».

«Ай! А это что?» — «Коровы».
«Для чего?» — «Чтоб утром рано
Мальчик, день встречая новый,
Выпил сливок из стакана».

Сто вопросов — сто ответов…
Гулко щелкали колеса.
Из-за облачных просветов
Солнце вдруг сверкнуло косо.

Мальчик смолк. В глазах томился
Сонный-сонный-сонный кролик,
И вишневый рот раскрылся,
Словно пухлый влажный нолик.

Ее называют — Жильбертой.
Ей пять с половиной лет.
Передник — вроде конверта,
На лапке — бобровый браслет.

Косые, серьезные глазки.
Улыбка сквозь зубки — чуть-чуть.
Потупясь, подтянет подвязки,
Потом покосится на грудь…

Ей в школе медаль прикололи,
А это немалый успех:
Весь мир узнает, что в школе
Она прилежнее всех!

Сегодня Жильберта во дворик
С собой притащила щенка:
На белой спинке узорик —
Три темных неровных клочка.

Щенок породы незнатной,—
Хвост кверху, прищуренный глаз…
Но милый и очень опрятный,
Уж это узнаешь сейчас.

«Как имя твоей собачки?»
Жильберта сказала: «Лизетт».
Лизетт — годится для прачки,
А впрочем, мне дела ведь нет.

Жильберта склонила коленки
И стала щенка учить:
«Ты должен с карниза у стенки
Кусочек бисквита схватить…

Ты слышишь? Кому я сказала?»
Щенок, симпатичный бандит,
Немного подумал сначала,
Подпрыгнул и слопал бисквит.

Но жалко ей стало бисквита…
Ногой оттолкнувши вазон
И шлепнув собаку сердито,
Жильберта сказала: «Кошон!»[13]

А я из окна наклонился,
Мне стало ужасно смешно…
«Чем, друг мой, щенок провинился?
Ведь зря сердиться грешно…»

Жильберта в ответ мне ни слова.
Щенка закутала в шаль
И к двери пошла сурово,
Поправивши гордо медаль.

Кто любит прачку, кто любит маркизу,
       У каждого свой дурман,—
А я люблю консьержкину Лизу,
       У нас — осенний роман.

Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой,—
       Смешна любовь напоказ!
Но все ж тайком от матери строгой
       Она прибегает не раз.

Свою мандолу снимаю со стенки,
       Кручу залихватски ус…
Я отдал ей все: портрет Короленки
       И нитку зеленых бус.

Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,
       Грызем соленый миндаль.
Нам ветер играет ноябрьскую фугу,
       Нас греет русская шаль.

А Лизин кот, прокравшись за нею,
       Обходит и нюхает пол.
И вдруг, насмешливо выгнувши шею,
       Садится пред нами на стол.

Каминный кактус к нам тянет колючки,
       И чайник ворчит, как шмель…
У Лизы чудесные теплые ручки
       И в каждом глазу — газель.

Для нас уже нет двадцатого века,
       И прошлого нам не жаль:
Мы два Робинзона, мы два человека,
       Грызущие тихо миндаль.

Но вот в передней скрипят половицы,
       Раскрылась створка дверей…
И Лиза уходит, потупив ресницы,
       За матерью строгой своей.

На старом столе перевернуты книги,
       Платочек лежит на полу.
На шляпе валяются липкие фиги,
       И стол опрокинут в углу.

Для ясности, после ее ухода,
       Я все-таки должен сказать,
Что Лизе — три с половиной года…
       Зачем нам правду скрывать?

В углу сидит в корзинке фокс —
Пятинедельный гномик.
На лбу пятно блестит, как кокс.
Корзинка — теплый домик.
С любой туфлей вступает в бокс
Отважный этот комик.

В корзинку маленький апаш
Зарыл свои игрушки:
Каблук, чернильный карандаш,
Кусок сухой ватрушки,
И, свесив лапки за шалаш,
Сидит, развесив ушки.

Понять не может он никак,—
Притих и кротко дышит:
Там у окна сидит чудак
И третий час все пишет.
Старался фокс и так и сяк,
Но человек не слышит…

Рычал, визжал, плясал у ног
И теребил за брюки,
Унес перчатку за порог
И даже выл от скуки,
Но человек молчит, как дог,
К столу приклеив руки.

Как глупо палочкой водить
По беленькой тетрадке!
Во всю помчался лучше б прыть
До кухонной площадки…
Над печкой солнечная нить,
Полы вокруг так гладки…

Блестит солидный, темный шкаф.
Сиди и жди. Ни звука.
На печке бронзовый жираф —
Таинственная штука.
Фокс взвизгнул с болью в сердце: «Тяф!»
Молчать — такая мука…

И вдруг серьезный господин
Вскочил, как на резинке,
Швырнул тетрадку на камин
И подошел к корзинке…
И фокс, куда девался сплин,
Вмиг оседлал ботинки…

Как дети оба на ковре,
За лапы рвут друг дружку.
Фокс лезет в яростной игре
На самую макушку…
На лай, как эхо, во дворе
Дог гулко рявкнул в пушку.

Лучи сползаются в пучки.
Стрекочет сердце глухо…
Щенок устал. Закрыл зрачки,
Лизнул партнера в ухо…
Застыли строгие очки,
Трамвай жужжит, как муха.

Щенок в корзинке так похож
На карлика-лошадку…
По тельцу пробегает дрожь,
Врозь лапки, нос — в лопатку…
А человек вздохнул: «Ну что ж…»
И снова за тетрадку.