Хаким Фирдоуси - Шах-наме

У Гарсиваза, хитрого и злого,
Готовы были сети зверолова.

Приехав, сразу в город не вошел,—
Красноречивый послан был посол.

Пред Сиявушем прах облобызал он,
Царю о Гарсивазе рассказал он.

Услышал царь, что прибыл Гарсиваз,
В тревоге свет в его глазах погас.

Он думал, поражен необычайно:
«Здесь кроется неведомая тайна.

Что говорил с царем наедине
Вельможа добронравный обо мне?»

Но вот подъехал Гарсиваз, и сразу
Царевич пешим вышел к Гарсивазу,

Спросил: «Хорош ли путь? Здоров ли шах?»
Спросил о государственных делах.

Тот передал приказ царя Турана.
Был осчастливлен витязь несказанно,

Воскликнул: «С мыслью о царе, клянусь.
Я даже от меча не отвернусь!

Смотри, мы в путь готовы, мы уходим,
Поводья привязав к твоим поводьям».

Злокозненный смутился клеветник,
От мудрой речи головой поник.

Подумал: «Если с Сиявушем вместе
Мы выступим —я не исполню мести:

Не попадет иранец в мой капкан,
Увидит шах, что речь моя — обман.

Теперь нужны мне хитрость и сноровка,
Чтоб Сиявуша сбил с пути я ловко».

Он пролил слезы жаркие из глаз,—
И обманул иранца Гарсиваз.

И возмущенье и негодованье
Услышал Сиявуш в его рыданье.

Спросил он мягко: «Что случилось, брат?
Какою тайной скорбью ты объят?

Когда туранский царь тому виною,
Что плачешь ты сейчас передо мною,

То выйду я с тобою в путь, начну
С Афрасиабом грозную войну.

Откройся мне, доверься мне вначале,
Чтоб я тебя избавил от печали».

Ответил Гарсиваз: «Я речь веду
Не про свою обиду и беду.

О споре меж Ираном и Тураном,
О горе, что грозит соседним странам,

О сущности вражды я полон дум,
Мне мудрые слова пришли на ум:

«С тех пор как Тура бог покинул правый,
Настало зло, воюют две державы».{32}

Не Тур — Афрасиаб царит теперь,
Но он такой же бык, такой же зверь.

Пройдет немного времени,— владыки
Узнаешь нрав коварный, злобный, дикий.

К тебе пылает злобой туран-шах,—
Судьба людей сокрыта в небесах.

Ты знаешь — я твой друг во всем и всюду,
Всегда тебе товарищем я буду.

О шахе я сказал, добро любя,—
Грешно таить мне правду от тебя».

Ответил Сиявуш: «Гони тревогу,
Затем, что я иду, внимая богу.

Афрасиаб,— о нем я думал так,—
Стал светом для меня, развеял мрак.

Когда б решил он, что ищу я брани,
Меня бы не возвысил он в Туране,

Не дал бы мне страну, венец, престол,
Свое дитя ко мне бы не привел.

К его дворцу пойду с тобой теперь я,
Рассею мрак, добьюсь его доверья.

Где правда проступает сквозь туман,
Там терпит поражение обман».

Ответил Гарсиваз: «Он зверя хуже,
Он не таков внутри, каков снаружи

Тебя он предал, обманул, злодей,
Зашил он очи мудрости твоей.

Покинул ты отца, незрел и молод,
Пришел в Туран, воздвиг огромный город.

Так обольстил тебя Афрасиаб,
Что служишь ты ему, как верный раб».

Он говорил, а в голосе — рыданье,
В душе — коварство, на устах — страданье.

Тут Сиявуш в него вперил глаза,—
Из них катились за слезой слеза.

У Сиявуша пожелтели щеки,
Издал он вздох, тяжелый и глубокий,

Сказал: «Не вижу, в глубь вещей смотря,
Чтоб заслужил я ненависть царя.

Пусть я познаю муку и обиду —
Из подчинения царю не выйду.

Без войска я пойду с тобой к нему,
Причину гнева царского пойму».

А Гарсиваз: «Не вижу в этом смысла,
Чтоб ты пошел, когда беда нависла.

Заступник твой, спасу я жизнь твою,
Огонь, быть может, я водой залью.

Афрасиабу изложи в посланье
Все доводы, все речи в оправданье.

Когда увижу: царь не хочет зла,
Настал хороший день, заря взошла,

Немедленно гонца к тебе отправлю,
От мрака и тоски тебя избавлю.

А если царь коварен, гневен, зол,
То и тогда примчится мой посол.

Ты действуй быстро, чтоб достигнуть цели,
Ты долго не раздумывай; отселе

В ста двадцати фарсангах есть Китай.
А в триста сорока — иранский край.

Там у тебя и войско и держава,
Там у тебя отец, закон и право.

Во все концы отправь своих послов,
Не медли, будь к сражению готов».

И Сиявуш совету внял дурному,
Душой беспечной погруженный в дрему.

Затем позвал он мудрого писца,
Слова рассыпал, помянув творца,

Предвечного создателя восславил
За то, что от грехов его избавил.

Он разум начал мудро восхвалять,
Призвал на туран-шаха благодать.

«О царь счастливый, царь победоносный,
Живи, пока цветут, ликуя, вёсны!

Я рад: мне встреча суждена с тобой,
Моя душа озарена тобой».

Он приложил к письму печать, и сразу
Вручил свое посланье Гарсивазу.

Потребовал вельможа трех коней,
Скакал, не различая дней, ночей.

За трое суток путь покрыл он длинный —
Подъемы, спуски, горы и равнины.

Он прибыл во дворец, к царю спеша,—
Ложь на устах, грехов полна душа.

«Ты мчался быстро,-— молвил царь Турана,—
Ты почему приехал так нежданно?»

Ответил тот: «Когда, судьбе грозя,
Стремится время — медлить нам нельзя.

Навстречу мне твой Сиявуш не вышел,
Меня как бы не видел и не слышал,

Он твоего письма не стал читать,
Меня принудил на колени стать.

Закрыв пред нами двери, постоянно
Он получает письма из Ирана.

Промедлишь ты — он двинется в поход
И все, чем ты владеешь, отберет.

О вероломном я тебе поведал,
Смотри же, чтобы он тебя не предал».

Когда его слова услышал царь,
Он снова запылал враждой, как встарь.

Он приказал, чтоб грянул голос трубный,
Чтоб зазвенели колокольцы, бубны.

В тот самый миг, когда, содеяв зло,
Вскочил хулитель Гарсиваз в седло,

Вошел царевич в свой шатер высокий,
Дрожало тело, желты были щеки.

Спросила Фарангис: «Мой гордый лев,
О чем скорбишь ты, ликом потемнев?»

«Красавица! — сказал он.— Черным цветом
Покрылась честь моя в Туране этом».

Она: «О царь мой, тайну мне доверь,
Скажи, что делать будешь ты теперь?

В ком ты найдешь прибежище, подмогу?
Ища приюта, обращайся к богу».

Сказал жене: «Надеюсь я сейчас,
Что весть пришлет мне добрый Гарсиваз

О том, что шах простил меня, смягчился,
Раскаявшись, от мести отрешился».

Он горько плакал три тяжелых дня,
Свою судьбу коварную кляня,

А на четвертый день, в тоске великой,
Заснул на ложе рядом с луноликой.

Проснулся он, увидев страшный сон,
Внезапно заревел, как буйный слон.

Сказала Фарангис: «О, сделай милость.
Мой царь, скажи мне, что тебе приснилось?»

Ответил Сиявуш: «О сне моем
Не говори ни с другом, ни с врагом.

Я был во сне, о кипарис мой нежный,
Казалось, окружен рекой безбрежной.

Из-за реки огонь пошел ко мне,
И запылал Сиявушгирд в огне.

Смерть — в пламени, и смерть — в речной пучине,
Афрасиаб могучий — посредине.

Властитель злобно глянул на меня.
Сильней раздул он языки огня».

А та: «Теперь заснешь. Огонь и влага —
Хороший сон; они даруют благо.

Убит бесславно будет в некий час
Румийским полководцем Гарсиваз».

Царевич вызвал воинов бывалых
И на дворе и во дворце собрал их,

С мечом в руке, в одеждах боевых,
Он сел и в степь отправил верховых.

Минуло два часа той ночи черной.
Вернулся всадник, доложил дозорный:

«За туран-шахом, за царем земли,
Большое войско движется вдали».

От Гарсиваза вестник прибыл вскоре:
«Ищи спасенья, наступило горе.

Тебе я словом не помог своим,
Как прежде, гневом туран-шах палим».

Не распознал царевич лицемерья,
Не потерял к его речам доверья.

«О мой супруг,— сказала Фарангис,—
О нас не думай, должен ты спастись.

Помчись на скакуне в другое царство,
В Туране ты погибнешь от коварства».