Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Тут Гарсиваз вперил глаза в Гуруя.
Тот отвернулся, в сердце гнев почуя,

Пошел он, к Сиявушу подошел,
Забыл он стыд и честь, жесток и зол,

За бороду царевича рванул он,—
О, грех какой! — к земле его пригнул он.

Из сердца Сиявуш исторгнул стон:
«О бог, ты выше, чем круги времен!

Из семени явиться дай дитяти,
Исполненному царской благодати!

Я месть свою младенцу передам,—
Пусть отомстит мой сын моим врагам!»

Сквозь город, мимо войска, в гуще пыли,
С позором Сиявуша потащили.

В степи Гуруй у Гарсиваза взял
Блестящий, смертью дышащий кинжал.

Бесчестный бросил наземь полководца,
Не трепетал, что кровь его прольется.

Он таз поставил золотой и льву
Назад откинул, как овце, главу.

Он обезглавил витязя кинжалом,
Кровь побежала в таз потоком алым.

Исполнив повелителя приказ,
Он опрокинул с теплой кровью таз.

Кровь потекла бестравною равниной,—
Взошел цветок из крови той невинной...

Поднялся вихрь, взметнулся черный прах,
Затмив луну и солнце в небесах.

Во мраке люди плакали, горюя,
Посыпались проклятья на Гуруя.

Чертоги Сиявуша крик потряс,
Был проклят всей землею Гарсиваз.

Все слуги плакали, тоской убиты,
Ногтями Фарангис впилась в ланиты,

Она косою обвила свой стан;
Отрезав косу — мускусный аркан,—

Затворница рыдала молодая,
Афрасиаба громко проклиная.

Проклятья, вопли, стоны Фарангис
До слуха властелина донеслись.

Он Гарсивазу приказал и страже;
«Вам надо вывести ее сейчас же,

За волосы схватить и потащить,
Сорвать одежды, тело обнажить,

Бить палками негодную все время,
Пока не выпадет из чрева семя».

Славнейшие вельможи той земли
Проклятья на владыку изрекли:

Где слыхано, чтоб казни столь греховной
Желали воин, царь иль маг верховный?

Тогда сказал рыдающий Пилсам
Лаххаку, Фаршидварду — двум друзьям:

«Афрасиаб черней, чем силы ада.
При шахе оставаться нам не надо.

К Пирану двинемся, ища пути,
Как Фарангис от гибели спасти».

Три всадника к Пирану поскакали,
В крови лицо, душа в шипах печали.

Поведали о ярости слепой,
О бедствии, содеянном судьбой.

Пиран, услышав их повествованье,
На площадь выбежал в негодованье.

Скакал два дня, две ночи,— наконец
К насильникам он прибыл во дворец.

Увидел Фарангис: она — в бессилье:
Ее, как сумасшедшую, схватили.

Сердца людей в крови, глаза в слезах
Проклятья туран-шаху на устах.

Когда Пиран предстал перед царевной,
Заплакала она в тоске душевной:

«Зачем навлек ты на меня позор?
Зачем живую бросил ты в костер?»

Пиран упал с коня, лишась надежды,
Он боевые разорвал одежды,

Он отдал царским палачам приказ
Повременить один хотя бы час.

К Афрасиабу он пошел поспешно,
Глаза в слезах, а сердце безутешно.

Сказал: «О туран-шах, живи светло,
Тебя вовек да не коснется зло!

Как ты свершил дурное, добронравный?
Кто, кто тебя толкнул на путь бесславный?

Воистину дела твои черны:
Убил ты Сиявуша без вины,

Теперь на дочь свою ты поднял руку,
Дитя родное ты обрек на муку.

Ты обезумел, честного казня,
Теперь ты дожил до дурного дня.

О шах, меня от скорби ты избавишь,
Когда ко мне ты Фарангис отправишь.

Боишься ты: с войною внук придет?
Но внук тебе не причинит забот:

Ты подожди, пока дитя родится,
Я с ним вернусь,— и действуй как убийца».

Ответил шах: «Ты с миром воротись,
Я не желаю крови Фарангис».

Душа Пирана благом озарилась,
Когда от шаха он увидел милость.

Увез прекрасноликую в Хотан,
Возликовали двор и царский стан.

Сказал жене Пиран: «От злого взгляда
Несчастную царевну спрятать надо.

Родится мальчик, чтобы стать царем.
Тогда-то хитрость мы изобретем.

Будь перед ней послушною рабою,
Смотри, ей много суждено судьбою».

Лишь солнце показалось в вышине
Верхом на быстроногом скакуне,—

Овен сокрылся за его спиною
И вся земля оделась желтизною.

Тус поднял ратоборцев для борьбы,
Раздался звон литавров, клич трубы.

Земля заволновалась без предела,
Иранская держава загудела.

Рать к облакам такую пыль взвила,
Что солнце, месяц стали как смола.

Слоны ревут, ржут кони — забурлило
Все мироздание, как волны Нила.

От шахских стягов, что вознес Иран,
Стал воздух красен, зелен, желт, багрян.

Гударза род с отвагой молодою
Примчался под кавейскою звездою.

Воителей глава надел венец,
Покинул повелителя дворец.

Была у Туса обувь золотая,—
Скакал, под знаменем Кавы блистая.

Богатыри, чьим предком был Ноузар,
С венцами, булавами, млад и стар,

Совместно, перед воинством державы,
Скакали, словно месяц, величавы.

Задело знамя Туса небосклон,
На знамени был нарисован слон,

Из рода Манучихра все вельможи
С могучей черною горою схожи,

Блистали ярче солнца и луны,—
Любовью к Тусу их сердца полны.

Когда, со стягами, свиреполики,
Бойцы предстали пред лицом владыки.

Был дан приказ, и Тус к царю царей
Прославленных привел богатырей.

Премудрый шах воителей наставил:
«Велел я, чтобы войско Тус возглавил,

Чтоб водрузил он знамя в добрый час.
Для вас его желание — приказ.

Дорогу указующий вожатый
Вас поведет, чтоб сгинул враг заклятый.

Так поступайте, как прикажет он:
Все трудные узлы развяжет он».

А Тусу повелел: «Как страж всеправый,
Храни мои приказы и уставы.

Ты никого не обижай в пути,
Законы царства должен ты блюсти.

Тех, кто не служит в войске,— земледельцев,
Ремесленников мирных и умельцев,—

Да не коснется пагубная длань:
Вступай ты только с воинами в брань.

В сей бренный дом войдя, мы скоро выйдем,—
Ужели безобидных в нем обидим?

Лишь так ты делай, как тебе велят:
Не должен ты идти через Калат!

Дух Сиявуша, чистотой сверкая,
Да обретет надежду в кущах рая.

От дочери Пирана сын его
Во всем явил с отцом свое родство,

Он брат мой, на меня похож он тоже,
Он образован, сверстник мой пригожий.

Знай: с матерью в Калате он живет,
Как царь, властитель рати, он живет.

Мой брат иранцев не видал ни разу,—
Так не иди в Калат, внемли приказу!

Есть крепость у него и ратный строй
За труднопроходимою горой.

А сам он — воин знатный, светлоликий,
Отменный всадник, богатырь великий.

Иди пустыней, хоть она мертва,
Но обойди ты логовище льва».

Ответил Тус, глава на ратном поле:
«Судьба твоей да подчинится воле!

Тот путь, что ты назвал, я изберу,
Кто стал твоим слугой, придет к добру».

Умчался Тус, а шах, блюститель чести,
Вернулся во дворец с Рустамом вместе.

Они жрецов собрали, мудрецов,
И, речь начав, упомянул Хосров

Афрасиаба, вспомнил он мученья
Отца, и собственные злоключенья,

И горе доброй матери своей:
«Как мучил, как терзал нас тот злодей!

Мне домом стала хижина пастушья,
Никто не знал, что сын я Сиявуша.

Я Туса в бой отправил, но вдвоем
За Тусом вслед и мы с тобой пойдем.

Туранского царя мы уничтожим,
Мы гибель принесем его вельможам!»

«Ты не печалься,— отвечал Рустам,—
Способствует судьба твоим мечтам».

А войско, долом двигаясь, горою,
Достигло перепутья той порою.

Направо — степи мертвые лежат,
Налево — путь ведет в Чарам, в Калат.

Средь поля ратный стан остановился,
Все ждали, чтобы Тус к бойцам явился,

Чтоб выбрал он одну из двух дорог,
Чтоб войско от беды он уберег.

Прибег к уловкам вождь высокородный,
Он стал бранить пустынный край безводный!

Сказал Гударзу: «В тех сухих степях,—
Хотя бы амброй там песок пропах,—

Как побредем весь день в палящем зное,
Нуждаясь в капле влаги и в покое?

Не лучше ль нам пойти в Калат, в Чарам
И у Майама отдохнуть бойцам?

Там — цветники, прохлада вод текучих,—
Зачем же нам блуждать в песках сыпучих?

В войсках Гуждахма был однажды я,
И в той степи страдал от жажды я.

Хоть оказалась гладкою дорога,
Мы горестей на ней познали много».

Сказал Гударз: «Над ратью боевой
Тебя назначил мудрый шах главой.

Он указал, какой пойти дорогой,
Так выполняй приказ владыки строгий.

Не следует Хосрова огорчать,
От гнева шаха пострадает рать».

Ответил Тус: «О витязь именитый,
Из сердца беспокойство прогони ты.

Не огорчится этим делом шах,—
Да слез не будет на твоих очах!

К чему блуждать в степи безводной, жгучей,
А не идти дорогой наилучшей?»

Все войско эти приняло слова,
Так поступило, как велел глава.

Слонов погнали в сторону Калата,
Дорога та водой была богата...

К Фаруду с вестью прибыл верховой:
«В пыли сокрылся солнца лик живой.

Слоны и мулы топчут мир зеленый,
Земля как Нил бушует разъяренный».

Фаруд, неопытный и молодой,
Был омрачен нежданною бедой.

Он приказал собрать животных вьючных,
Коней военных и овец курдючных,

Загнать их в Сафид-кух, замкнуть врата,
Чтобы окрестность сделалась пуста.

Смотрели все, царевичу послушны,
Как наполнялись хлевы и конюшни.

Фаруда мать, страдала Джарира:
О Сиявуше боль ее остра.

К ней сын явился, юностью пленяя.
Сказал: «Послушай, матушка родная!

Пришли сюда иранские войска,
Ведет их Тус, их сила велика.

Вдруг нападут на нас? Так посоветуй,
Как поступить нам с бранной силой этой?»

Сказала Джарира: «Мой сын, мой свет,
Причины для твоей тревоги нет.

Твой брат в Иране — миродержец новый,
Нам Кей-Хосров открыл добра основы.

Ваш род един, и кровь у вас одна,
От одного отца вы семена.

И если он возмездием пылает,—
За Сиявуша отомстить желает,—

Тогда и ты скорей исполни месть:
Всему ты должен битву предпочесть!

Для мщения надень кафтан из Рума,
Да будет пылким сердце, гневной дума.

Иди ты к войску, что направил брат.
Он — шах, ты — жаждой мщения объят.

Пусть барсов напугает наше горе,
Пусть чудища, дрожа, покинут море,

Пусть будет проклят туран-шах везде —
Орлами в небе, рыбами в воде.

Кто силою, кто доблестью военной
Был равен Сиявушу во вселенной?

Его бесстрашье, мудрость, честь познав,
И царственность, и благородный нрав,

Пиран велел мне стать его женою.
Он счастлив был в Туране лишь со мною.

Ты по отцу, по матери своей,
Мой мальчик, происходишь от царей.

Стоишь ты, царской благодатью вея,
Ты — сын властителя из рода Кея.

Будь предан славным предкам до конца,
Ты отомсти с оружьем за отца».

Фаруд сказал: «Та месть — моя услада!
С кем из иранцев говорить мне надо,

Из тех отважных — верною тропой
Кто поведет меня на правый бой?

Не знаю их имен, примет не знаю.
Как я пошлю им свой привет? Не знаю!»

Сказала мать: «Обиды ты забудь,
С Тухаром вместе отправляйся в путь.

Он знает всех, он скажет без лукавства:
Вот это, мол, пастух, а это — паства.

Узнаешь ты Бахрма и Зангу:
Им благодарность в сердце берегу.

Тебе опорой будут эти двое,
Мы помним их служенье боевое,

Был неразлучен с ними твой отец.
Он преданнее не знавал сердец.

Те двое принесут тебе удачу,
Я тайны ни одной от них не прячу.

Ты знатных пригласи и стол накрой.
Подарки принеси и пир устрой.

Свое сокровище нашел ты в брате,
А гнев свой береги для вражьей рати!

Теперь обязан ты возглавить рать,
За молодого шаха воевать.

Ты, чтобы мстить, вперед скакать обязан,
Вперед скакать, для мести опоясан».

Сказал Фаруд: «О львица, твой совет
Семейству нашему дарует свет!»

Когда раздался рев трубы в Чараме,
Пыль высоко взметнулась над полями,

Дозорный прискакал во весь опор
И начал об иранцах разговор:

«В степи, в горах, в ущельях нет им счета,
Попало солнце, скажешь ты, в тенета!

Отселе до пустыни Ганг видны
Лишь воины, лишь кони и слоны».