Лев Маляков - Милосердие весны

Я даже не подозревал,
Что он живет на свете.
В больнице сроду
                          не бывал,
Но вот везут в «карете».

Теперь лежу…
Освобожден
От дома и от службы.
Владеет мною полусон,
А может —
               что похуже.

И надо мною человек
С глазами следопыта.
Глядит
         из-под тяжелых век —
Тревожно
             и открыто.

И день,
         и два —
Он все со мной…
А я как будто снова
Веду с фашистом
                         смертный бой
У рубежа лесного,

Огнем зажатый с трех сторон,
А за спиной — болото.
А надо мною крик ворон…
И дьявольски охота

Мне жить в свои шестнадцать лет,
Испить речной водицы.
И чтоб не застили мне свет
Картавящие птицы.

С гранатой я шагнул вперед,
Кляня врагов безбожно…
Очнулся.
Нет, не подведет,
С таким в разведку можно!

Спасибо, батя, за науку,
Хотя она и тяжела.
Но, положа на сердце руку,
Она вперед меня звала.
В ней суть отчаянно-хмельная,
Хвати —
И по морю пешком.
Из века в век она, шальная,
В миру ходила с посошком.
Гонимая —
И все ж колюча,
Она и в рубище красна.
Ходила, дьявольски живуча,
И улыбалась, как весна.
Как на дрожжах,
На ней вскипали
Бунты по русским городам,
Ее ломали и пытали…
Ее в обиду я не дам!
Я называю белым белое,
И черным черное зову…
Пробито сердце неумелое —
Я навзничь падаю в траву.
И все же вскидываю руку —
Как будто в ней
Заряд свинца…
Спасибо, батя, за науку,
Я верю правде до конца!

Река лежала, как в неволе, —
По ноздри самые в снегу.
И у нее в застывшем горле
Который месяц ни гу-гу.

Лежала тихо и смиренно,
Исхоженная вкривь и вкось.
Но вот набрякли тропы-вены —
Их тело синевой взялось.

И я сгорал от нетерпенья,
Апрель несуетный кляня, —
Когда же кончится мученье? —
Как будто лед давил меня.

Я поторапливал недели
И верил —
Все же повезет.
…И вот тайком встаю с постели,
Иду к реке,
               где стонет лед.

Не оторвусь,
Гляжу на льдину,
Что морду сушит на лугу;
Не то что выплыть на средину —
Шагнуть на льдину не могу.

Не впрок мне опыт —
Я неисправим.
Как встарь сказали б:
Вновь пред аналоем.
Я насмехаюсь
                    над собой самим —
И воскрешаю
                   в памяти былое.

Прости меня,
Что я поверить мог:
Как день осенний,
Счастье на исходе.
Ведь столько в жизни
                                 прейдено дорог
И доводилась всякое
                                в походе.

Я не боюсь,
               что выгляжу смешно:
Как лист перед травой —
                                       перед тобою.
Беру билеты на двоих в кино
И сам себе сдаюсь уже без боя.

Пока молчим.
Твоя рука в плену.
Твой мягкий профиль на моем экране.
Я возвратился в давнюю весну,
Я одурманен запахом герани.

Как будто в жизни не было войны,
Потерь,
          разлуки,
                      самого забвенья
И этой сверхосознанной вины
За давнее слепое отступленье.

Теперь я понял:
                      стоило пройти
Пути любые,
Если надо — пытки,
Чтоб этот вечер тихий обрести
И постоять у старенькой калитки.

Глядел в глаза твои лучистые,
Я, не щадя себя,
                        глядел;
Передо мною небо чистое
И высоты моей предел.

Ты, улыбаясь,
                    снисходила
С вершины юности своей.
Меня ты светом
                        озарила
И стала верою моей.

А я обрел в себе
                        поэта,
Поверил снова в чудеса…
И за окном
Не стужа —
                лето,
И зелено цветут леса.

Я хочу к тебе,
К твоим глазам —
Голубым они лучатся светом.
Я теперь догадываюсь сам,
Почему я сделался поэтом…

Я хочу к тебе,
К твоим губам —
Воскрешаю их прикосновенья.
Никому я в жизни не отдам
Губ твоих святые откровенья.

Я хочу к тебе,
К твоим рукам,
Что по мне струились, словно воды.
Ты неодолимо далека,
Пролетают не мгновенья — годы.

Молча я кричу:
Хочу к тебе!
Наша встреча — лучшая награда.
Ты взошла звездой в моей судьбе,
Никого другого мне не надо.

Ночью деревья шумели таинственно,
Словно внушали извечную истину.
Тропы,
         как в пропасть,
Во тьму обрывались,
Тропы-то знали,
Что мы не видались.
Да, не видались мы четверть столетия.
Ладно бы,
Если иметь долголетие.
Может, об этом шумели таинственно
И намекали деревья на истину?..
Шел я сквозь дебри,
Цеплялся за звезды —
Истина давняя:
Пусть лучше поздно…
Встретились.
                  Замерли.
Вскинули руки —
Словно и не было долгой разлуки.

«Я встретил вас…»
Романс старинный
Мне слышится который день.
Закат рябиново-рубинный
Над сентябрем раскинул тень.

И близкой стуже я не верю,
Как будто впереди весна.
Все не могу принять потерю:
Опять мне видится она!

Она…
И вновь не надивиться.
А может, в этом-то и суть?
И что теперь со мной творится —
Мне страшно в душу заглянуть!

Мудрец сказал:
— Пренебреги! —
И перст воздел над головою.
И я подумал:
Что со мною?
Вернусь-ка на своя круги.
С тех пор я многим пренебрег,
Что ежечасно донимало:
Забыл,
        что ты во зле сказала,
Хотя досель забыть не мог.
Не огорчил меня навет,
Что на меня возвел
                             коллега.
Я босиком иду по снегу,
Но у меня простуды нет.
Я не ответил на хулу,
Впервые не заметил мести,
Не отворяю двери лести,
Взашей,
Взашей гоню хвалу.
Умей ненужным пренебречь,
На мир взирай великодушно —
И он у ног твоих послушно,
Как добрый пес, захочет лечь.
Мудрец-то прав:
Пренебреги!..
Живи улыбчиво, красиво.
Я стал покладистым на диво.
Зубами щелкают враги.

Порой придавит скукота:
И я, как пленник,
                         мчусь из дома, —
Попутной, к старикам знакомым,
Где вечно топится плита.

Присунусь зябко у огня —
До косточек промерз в дороге.
Мне обжигает жаром ноги —
Покой вливается в меня.

Как видно,
               это испокон:
Цветет в крови огня живина…
Из самой сердца середины
Исходит облегченья стон.

И час,
      и два сижу молчком,
Дымит меж пальцев сигарета…
Подкатит к сердцу теплый ком
Да и растает без ответа.