Лев Маляков - Милосердие весны
Обзор книги Лев Маляков - Милосердие весны
«На этой легкой с перышком работе…»
На этой легкой с перышком работе
Не то что спину —
сердце надсадил.
А было время
в партизанской роте
За сотню верст
Взрывчатку я носил.
И ничего,
спина моя терпела.
Поспал, поел —
Опять готов в поход.
Горело сердце,
торопилось в дело —
Успеть бы эшелон
пустить в расход.
Мне довелось познать законы моря —
Крутые штормы выносил не раз,
Стоял на вахте,
С перегрузкой споря,
По трое суток
не смыкая глаз.
Не без того,
Гудела под бушлатом
Просоленная накрепко спина.
На палубе
катилась смертным катом
Закрученная в штопоры волна.
А было время —
Шел мужик за плугом,
А мужику
всего тринадцать лет.
Ремень земли вывинчивался туго,
И дымкой заволакивало свет.
Садилось солнце,
Опустив на плечи
Усталые багряные лучи.
Но все шагал за плугом чело вече,
За ним с почтеньем
Топали грачи…
На лесосеке
До седьмого пота
Валил деревья —
и хватало сил…
А вот досталась с перышком работа —
Не только спину,
Сердце надсадил.
БЕСКОНЕЧНОСТЬ
«Из бесконечности явились…»
Из бесконечности явились,
Туда же, говорят,
уйдем.
Просторы космоса открылись —
И тем милей родимый дом.
Иду зелеными лесами —
Моя дорога далека.
И надо мною парусами
Бегут по небу облака.
Из леса выйду
в чисто поле —
Кукушка щелкает года.
Моя мечта цветет на воле
И порывается туда…
Ей заглянуть бы
в бесконечность
Мечте ведь свойственно
витать…
И сам я здесь
пускай не вечно,
Но не желаю улетать.
Пускай я гость,
Но гость надежный,
И до всего мне дело есть.
Я погощу, пока возможно, —
Воздам земле-хозяйке честь.
Ко мне была хозяйка доброй —
Будила затемно:
вставай…
Меж катеров ломала ребра,
Учила:
рот не разевай.
То вверх,
то вниз
Кидала плавно,
Поскрипывало знай в костях.
Я на Земле прижился славно,
Мне очень
хорошо в гостях.
«И мне давно мотор сродни…»
И мне давно мотор сродни,
Железной силе не перечу.
Как вехи в будущее,
Дни
Летят распахнуто навстречу.
Я за рулем, как за столом,
Лишь сердце чуть прихватит зноем.
За лесом
Даль плывет светло.
И вот оно —
Село родное.
Как нарисована,
В окне
Моя бабуля — чище снега…
И снова чувствую:
Во мне
Скрипит и грохает телега.
«Какие высокие травы…»
Какие высокие травы —
Почти в человеческий рост!
Ручей говорливый
направо.
Налево —
старинный погост.
Мальчишкой любил хорониться
В тех травах,
как в добрых лесах.
Мне пели веселые птицы
О всяких земных чудесах.
Лежал у земли я
в объятьях,
И сам я ее обнимал.
Со мной
одуванчики-братья,
Над ними
цветет краснотал.
И что-то меня заставляло
Лежать
и глядеть в небеса.
Фантазия знай расцветала
И мчалась,
раздув паруса.
Мне в облаке чудились звери —
В лесу не встречал я таких.
Готовый и в небыль поверить,
Я видел воочию их.
И больше того:
Мне казалось,
Что был я когда-то звездой…
Додумывать не удавалось —
Вспугнут или крикнут домой.
И что-то теперь заставляет,
Как прежде,
Уставиться вдруг
На звонкие звездные стаи
И месяца кованый круг.
ОТДЫХ
Наработался вволю
С утра на лугу…
Хорошо поваляться в духмяном стогу!
Хорошо в голубой вышине потонуть
И на миг ощутить
Бесконечности жуть.
Ощутить, словно жажду,
Внезапно мечту —
Самому поднебесную взять высоту.
И представить космические корабли
Где-то там —
В беспредельной туманной дали.
И увидеть миры
Вдруг открывшихся звезд,
В те миры звездолетом проложенный мост.
И себя
Как посланца земного добра…
До чего ж беспредельна
Фантазий игра!
СЧАСТЬЕ
Ходили за счастьем от веку
За горы, моря и леса.
Уж видно, судьба человеку
Искать на Земле чудеса.
Не знаю как счастья,
А лиха
Досталось искателю впрок.
И если не сгинет,
То тихо
Осядет, усвоив урок.
Не знаю как счастья,
А боли…
Хватило бы на сто дорог.
Такая искателя доля…
Светлеет родимый порог.
Так вот где покоится счастье!
Я робко иду под уклон
К избе,
Что неясною властью
Меня забирает в полон.
Теперь бы тем счастьем упиться —
Оно мне вполне по плечу…
С чего ж не поется, не спится —
То к солнцу,
То в бездну лечу!
«Не верю дню рожденья слепо…»
Не верю дню рожденья слепо,
Хотя на бланке есть печать:
Не мог же взяться я из пепла,
Из ничего себя начать?
Бог весть какими шел путями,
Чтоб видеть,
слышать,
просто жить.
Из лыка первыми сетями
Меня пытались изловить.
А я в воде,
подобно блику,
Был удивительно живуч,
Взлетал над лесом легче крика
И прятался в наплывах туч.
И не случайно,
Лишь стемнеет,
Сажусь я, молча, на крыльцо.
Моя душа, как даль, светлеет,
Подставив космосу лицо.
От непонятного застыну,
Чему-то горько улыбнусь
И, распрямив внезапно спину,
Навстречу звездам засвечусь.
«И до меня за сотни лет…»
И до меня за сотни лет
С утра, как новоселы,
В полях —
едва взыграет свет
Гудели важно пчелы.
Стояли тихо у воды
Печальные ракиты.
Грузнели к осени сады
Анисом знаменитым.
В реке гулял ленивый сом
И жировала утка.
Катился вольно в небе гром…
Подумать —
Просто жутко!
За что-то выпала мне честь
Пройтись тропой земною…
И без меня все будет цвесть,
Но лучше бы — со мною.
ОСТАЛИСЬ ЛЕТОПИСНЫЕ ЛИСТЫ
Считаемся —
лесная полоса,
Но крепко мы повысекли леса.
Не только мы —
и предки хороши:
Дома, как терема, —
сама мечта!
Умели деды брать для живота
И сверх того взымали для души.
Раздели липу, иву на корье,
Свели до счета дикое зверье.
Десятка два в лесу тетеревов
С утра слагают про любовь стихи.
И разучились драться петухи,
Отпел зорю —
и фьють,
Бывай здоров!
А было время
(Летопись не врет:
Монах был зрячим,
не подпольный крот),
Пскова носила на себе лодьи,
В ней,
верь не верь,
водились осетры.
А за Псковой
звенели топоры —
Там лес валили,
ладили бадьи.
Монах писал:
А за Псковой леса,
Гнездится соболь,
черная лиса…
Остались летописные листы.
Но извели леса на берегу,
И соболь убежал давно в тайгу —
Подальше от опасной суеты.
Река не та,
и лес теперь не тот.
Пскову вороны переходят вброд.
А деды наши баржи гнали тут.
С тех пор прошло поменьше ста годов,
А сколько встало новых городов!
Как жаль —
Леса так скоро не растут.
«Я, кажется, еще не понял…»
