Аркадий Кулешов - Знамя бригады

Скоро нас колея полевая
Довела до родимого края,
До сторонки, где жил я и рос,
До знакомых дубов и берез…
Здесь скворечник я видел не раз.
Где же этот скворечник сейчас?
Дуб столетний стоял на лугу.
Почему же ему
«Добрый день» я сказать не могу?
Не узнать мне деревни никак:
Где знакомые хаты, ветряк?
Где же школа? Ни школы, ни хат.
Только черные трубы торчат.

Лета бабьего теплые дни,
Я на пне примостился в тени
И дневник продолжаю свой.
Ох как хочется, братцы, домой!
Сына, дочку увидеть бы мне!
Дом отцовский — чуть-чуть в стороне,
Мне отсюда местечко видать,
До местечка — рукою подать.
Коль идти прямиком до него,
Верст двенадцать будет всего.
А направишься шляхом —
Двенадцать с гаком.

Легок путь до родного села,
Только тяжко сидеть у стола.

Дочка батьке задаст вопрос:
«Тата, ты молока принес?»
А от сына услышу я:
«Ты из Минска привез мне коня?..»

На пеньковой
Веревке домой
Ни коровы
Я, ни коня
Не привел за собой.
Не принес для детей
Ни игрушек и ни сластей.
Лишь от каждого глаза принес
По пригоршне соленых слез.
Но никто этих слез не попросит,—
Их у матери досыть.

Нет, не так я приду в свой дом,—
В новой каске приду, со штыком.
Не скитальцем и не бедняком —
А войду я хозяином в дом,
Солнце в дом принесу,
А не ночь,
Молоком
Напою свою дочь.
Посажу тогда сына я
На живого,
На боевого
Коня…

Будет время ребячьих утех,
Будет смех — я принес им смех,
Будут слезы — я детям принес
Каску, полную радостных слез…

А теперь не могу, не хочу
Видеть поле и каланчу,
И родное местечко вдали,
И знакомые крыши…

— Пошли!..
Листвою, дубровы,
Мой след заметите!

Бывайте здоровы,
Назад меня ждите!..

Здесь всему я чужим кажусь,
Я в родные криницы гляжусь.
— Кто ты? — мне говорят они. — Чей? —
Я гляжуся в лесной ручей,
А ручей по оврагу Шумит:
— Это что за бродяга
Стоит?
— Ваш я, свой!
Здесь я жил, ходил,
Часто в летний зной
Вашу воду пил.—
Но везде мне ответ один:
— Ты не Рыбка — Полын,
Рыбка был молодой,
А ты — с бородой… —
Пусть я с бородою,
В лохмотьях постылых,
Но только былое
Забыть я не в силах.
Пусть взгляд мой темнее,
Пусть пальцы грубее, —
Тем крепче сомкну их
На вражеской шее!
Листвою, дубровы,
Мой след заметите,
Бывайте здоровы,
Назад меня ждите!..

Через желтую заметь лесов,
Мимо нашей стоянки,
По корням придорожных дубов
Друг за дружкой грохочут фурманки…
Ветер мертвой листвой
Их следы заметает в печали:
— Эй, куда вы?
— Домой…
— Уходили, да вот опоздали…
— Не успели… Немецкие пули
Назад нас вернули… —
Многих, многих я здесь узнаю,—
Часто с ними встречался, бывало.
Дед спросил про деревню свою:
Может, видел я? Что с нею стало?
Но для всех я казался чужим,
Не узнали — зарос бородою…
Может, здесь и мои малыши,
Может, встречусь с женою?
Едут люди, а ветер
Следы заметает и свищет.
Едут матери, дети
На родимые пепелища.

Мы с Зарудным лежим за дубами,
Молчаливы и строги.
Впереди перед нами
Перекрещиваются дороги.
Мы глядим из засады,
Как движутся вражьи отряды
По дорогам на крепких машинах,
В шинелях мышиных.
Видим мы: две фурманки
У обочины стали,—
Их немецкие танки
С дороги согнали.
Люди слезли, коней распрягают,
Костер разжигают.

Хлопчик босый бежит меж дубами
За дровами,
Хлопчик с русыми волосами,
С голубыми глазами.
Я увидел, сдержаться не мог,
И окликнул его:
— Василек! —
С удивлением глядя,
Он стоит предо мною:
Что, мол, это за дядя
С такой бородою?
Золотая
Нас осыпает
Пурга,
Лист осенний по ветру несется.
— Жил ли в Минске ты, хлопчик?
— Ага!
— Где же батька твой?
— С немцами бьется.
— Как из Минска ты уходил,
На квартире коня позабыл,
Ты катался на этом коне,
Не хотел расставаться.
Конь сгорел, Василек, в огне…
— Пусть сгорел. Не хочу я кататься.
— А чего ж ты хочешь?
— Хлеба кусочек… —
Хлеб? В мешочке у нас
Оставалось немного:
Неприкосновенный запас —
Полбуханки на всю дорогу.
Я достал из мешочка:
— Бери!..
Это хлеб для тебя и сестры.
Ешь его на здоровье… Бери же!..—
Робко он подошел поближе,
Подошел и глядит на нас —
Люди добрые, хоть и чужие.
И не верит, и сами из глаз,
Как горошины, крупные,
Не скупые,
Слезы брызнули, катятся вниз,
Скорбно падают у подножья
На сухую траву, на опавший лист
И на сердце мне тоже…
Я отдал ему хлеб, а сам
Стал за дубом шумливым
И гляжу, как бежит по кустам
Хлопчик с хлебом,
Счастливый.
Словно сразу не стало забот,—
Мчится с ношей своей к фурманке,
Словно хватит на целый год
Дорогой полбуханки.
Мчится босый мальчонка к семье
Прямиком, без дорог и дорожек —
По листве, по холодной земле
И по сердцу мне тоже…
То ль дорога меня извела,
Что не мог я глядеть, —
Не знаю,
Но глаза мне застлала мгла,
И пошли мы, и след замела,
Замела метель золотая.

Вылез месяц — серебряный рог
Осветил из-за тучи болотце,
Мы ползем.
Слышат кочки и мох,
Как в груди моей сердце бьется.
Проклинаем мы первый ледок,
Что хрустит под локтями.
Перед нами сена стожок,
Часовой, солдат перед нами.
Немец дремлет, и — нечего ждать.
Все равно обойти невозможно!
Подползли. Задушили.
Опять
Ползем осторожно.

Мы на воле,
Блужданьям конец!
Перед нами советский боец.
Перед нами родина снова!
И сказать не могу я ни слова,
Лишь губами к земле приник
И целую ее молчаливо…

Нет, пишу я не просто дневник, —
Приговор выношу справедливый.
Я на кровь на людскую глядел,
На пожары, на пепел летучий
И не в строки собрать их хотел,
А в могучую тучу.

Чтоб ответили наши враги
В Судный день за свои преступленья.
Пусть же пламенем дышат листки!
Пусть же молний разящих штыки
Весь, от первой до этой строки,
Приговор приведут в исполненье!

Больше года минуло с той даты,
Много в море воды утекло,—
И по зимней дороге бригада
Четким шагом входила в село.
Щеки ветер холодный лижет,
Иней лег на ушанки,
На халаты и лыжи,
На танки и санки.
Каждый шел молодец молодцом,
Глядя твердым, уверенным взглядом.
Вел полковник Зарудный бойцов —
Командир бригады.
И село их встречало
Во всей их суровой красе.
Кто сказал, что бригады не стало?
Что погибли товарищи все?
Кто поверит, друзья,
В небылицы такие?
Вот она — боевая семья!
Вот они — дорогие,
Молодые да рослые,
Городские, колхозные,—
Вот они, словно белая туча,
Грозно движутся через снега.
Скоро, скоро ударом могучим
Разнесут они в клочья врага!