Алексей Апухтин - Полное собрание стихотворений

И странно, и дико, и целый мне век не понять
    Тех толстых уродливых книжек:
Ну как журналистам, по правде, не грех разругать
  «Отрывки моих поэтических вспышек»?
Уж я ль не трудился! Пудовые оды писал,
    Элегии, драмы, романы,
Сонеты, баллады, эклоги, «Весне» мадригал,
  В гекзаметры даже облек «Еруслана»
Для славы одной! (Ну, конечно, и денежки брал –
    Без них и поэтам ведь жутко!)
И всё понапрасну!.. Теперь только я распознал,
  Что жизнь – препустая и глупая шутка!

Дайте мне наряд суровый,
Дайте мурмолку мою,
Пред скамьею стол дубовый,
Деревянную скамью.
Дайте с луком буженины,
Псов ужасных на цепях
Да лубочные картины
На некрашеных стенах.

Дайте мне большую полку
Всевозможных древних книг,
Голубую одноколку,
Челядинцев верховых.
Пусть увижу в доме новом
Золотую старину
Да в кокошнике парчовом
Белобрысую жену.

Чтоб подруга дорогая
Всё сидела бы одна,
Полотенце вышивая
У закрытого окна,
А на пир с лицом смиренным
Выходила бы она
И огромный кубок с пенным
Выпивала бы до дна…

Пускай свой путь земной пройду я
Людьми не понят, не любим,–
Но час настанет: не тоскуя,
Я труп безгласный брошу им!
И пусть могилы одинокой
Никто слезой не оросит –
Мне всё равно! Заснув глубоко,
Душа не узрит мрамор плит.

Осенний дождь волною грязной
   Так и мочил,
Когда к клячонке безобразной
   Я подходил.

Смотрели грустно так и лужи,
   И улиц тьма,
И как-то сжалися от стужи
   Кругом дома.

И ванька мой к квартире дальной
   Едва плелся,
И, шапку сняв, глядел печально,
   На чай прося.

Чудный гений! В тьму пучин
Бросил стих свой исполин…
Шею вывернув Пегасу,
Музу вздевши на аркан,
В тропы лбом, пятой к Парнасу,
Мощный скачет великан.

Видок печальный, дух изгнанья,
Коптел над «Северной пчелой»,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой,
Когда он слыл в всеобщем мненье
Учеником Карамзина
И в том не ведала сомненья
Его блаженная душа.
Теперь же ученик унылый
Унижен до рабов его,
И много, много… и всего
Припомнить не имел он силы.

В литературе он блуждал
Давно без цели и приюта;
Вослед за годом год бежал,
Как за минутою минута,
Однообразной чередой.
Ничтожной властвуя «Пчелой»,
Он клеветал без наслажденья,
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья –
И врать наскучило ему.

И непротертыми глазами
На «Сын Отечества» взирал,
Масальский прозой и стихами
Пред ним, как жемчугом, блистал.
А Кукольник, палач банкротов,
С пивною кружкою в руке,
Ревел – а хищный Брант и Зотов,
За ним следя невдалеке,
Его с почтеньем поддержали.
И Феба пьяные сыны
Среди пустынной тишины
Его в харчевню провожали.
И дик, и грязен был журнал,
Как переполненный подвал…
Но мой Фиглярин облил супом
Творенья друга своего,
И на челе его преглупом
Не отразилось ничего.

И вот пред ним иные мненья
В иных обертках зацвели:
То «Библиотеку для чтенья»
Ему от Греча принесли.
Счастливейший журнал земли!
Какие дивные рассказы
Брамбеус по свету пустил
И в «Библиотеку» вклеил.
Стихи блестящи, как алмазы,
И не рецензию, а брань
Глаголет всякая гортань.
Но, кроме зависти холодной,
Журнала блеск не возбудил
В душе Фиглярина бесплодной
Ни новых чувств, ни новых сил.
Всего, что пред собой он видел,
Боялся он, всё ненавидел.

Денек веселый! С давних пор
Обычай есть патриархальный
У нас: и лгать, и всякий вздор
Сегодня всем пороть нахально,
Хоть ложь-то, впрочем, привилась
Так хорошо к нам в самом деле,
Что каждый день в году у нас
Отчасти – первое апреля.

Но вот N. N., приятель мой,
Он вечно лжет и мрачен вечно;
Не мудрено: его порой
Бранят за то… Теперь беспечно
Смеется, шутит… Как понять?
А! понимаю: пустомеля
Всем безопасно может врать –
Сегодня первое апреля.

Приносят мне письмо. Его
Я чуть не рву от нетерпенья,–
Оно от друга моего.
Однако что за удивленье!
В нем столько чувства, даже честь
Во всем: и в мыслях и на деле.
Смотрю на надпись: так и есть!
Читаю: первое апреля.

«Откуда вы, друзья мои?
Чайковский?» – «Я сидел у Лего».
– «А ты, Селецкий?» – «У Морни…»
– «А Эртель?» – «У Кобылы пегой…»
– «А Каратаев?» – «Дома был…»
– «А Галкин?» – «Прямо от Бореля…»
– «Как, что за чушь? Ах, я забыл,
Ведь нынче первое апреля».

Знакомых встретите… на вас
Все смотрят с подозреньем тоже.
«Скажите мне, который час?» –
Вдруг спросят как-то злей и строже.
«Такой-то» – «Ах, неправда, нет;
Вы с нами пошутить хотели…»
Что ж, нынче шутит целый свет –
Сегодня первое апреля.

А я теперь, наоборот,
Способен даже больше верить:
Сегодня всякий, правда, лжет,
Зато не нужно лицемерить…
Сегодня можно говорить
Всю правду, метко в друга целя,
Потом всё в шутку обратить:
«Сегодня первое апреля».

Сегодня мне скажите вы,
Что не берут в России взяток,
Что город есть скверней Москвы,
Что в «Пчелке» мало опечаток,
Что в свете мало дураков…
Вполне достигнете вы цели,
Всему поверить я готов,–
Сегодня первое апреля.

Нет, над письмом твоим напрасно я сижу,
   Тебя напрасно проклинаю,
Увы! там адреса нигде не нахожу,
   Куда писать тебе, на знаю.
Не посылать же мне «чрез Феба на Парнас»..
   Во-первых, имени такого,
Как Феб иль Аполлон, и в святцах нет у нас
   (Нельзя ж святым считать Попова),
А во-вторых, Парнас высок, и на него
   Кривые ноги почтальона
Пути не обретут, как не обрел его
   Наш критик Пухты и Платона…
Что делать? Не пишу. А много б твой «поэт»
   Порассказал тебе невольно:
Как потерял он вдруг и деньги и билет,
   Попавши в град первопрестольный;
Как из Москвы, трясясь в телеге, он скакал
   С певцом любви, певцом Украйны,
Как сей певец ему секретно поверял
   Давно известные всем тайны.
Как он, измученный, боялся каждый миг
   Внезапной смерти от удара,
Как, наконец, пешком торжественно достиг
   Полей роскошных Павлодара;
Как он ничем еще не занялся пока
   И в мирной лени – слава Богу! –
Энциклопедию, стихи обоих «К» –
   Всё забывает понемногу;
Но как друзей своих, наперекор судьбе,
   Он помнит вечно и тоскует,
За макаронами мечтает о тебе,
   А за «безе» тебя целует,
Как, разорвав вчера тетрадь стихов своих,
   Он крикнул, точно Дон Диего:
«Спаси его, Господь, от пакостей таких,
   Как ты спасал его от Лего!»
. . . . . . . . . . . . . . .