Алексей Апухтин - Полное собрание стихотворений

К ней в пустую гостиную голубь влетел
  Темно-сизый, махая крылами.
Уже близилась осень, и лес пожелтел
  За пустыми, нагими полями.

И казалось, что в день этот, темный, сырой,
  Гость нежданный явился с приветом,
Что пахнуло опять позабытой весной
  И горячим исчезнувшим летом.

Шумно жить без любви ей досталось в удел.
  Сердце пусто, дом полон гостями…
Но в заснувшую душу к ней голубь влетел
  Темно-сизый, махая крылами.

Озарится ль в душе то, что было темно,
  От нежданного яркого света,
Или вылетит голубь, тоскуя, в окно,
  На призыв не дождавшись ответа?

Ты говоришь: моя душа – загадка,
Моей тоски причина не ясна;
Ко мне нежданно, словно лихорадка,
По временам является она.

Загадки нет. И счастье, и страданье,
И ночь, и день – всё, всё тобой полно,
И без тебя мое существованье
Мне кажется бесцветно и смешно.

Когда тебе грозит болезнь иль горе,
Когда укор безжалостный и злой
Читаю я в твоем холодном взоре,
Я падаю смущенною душой.

Но скажешь ты мне ласковое слово –
И горе всё куда-то унесло…
Ты – грозный бич, карающий сурово,
Ты – светлый луч, ласкающий тепло.

Когда, в объятиях продажных замирая,
Потушишь ты огонь, пылающий в крови,–
Как устыдишься ты невольных слов любви,
  Что ночь тебе подсказывала злая!
И целый день потом ты бродишь сам не свой,
  Тебя гнетет воспоминанье это,
  И жизнь, как день осенний без просвета,
Такою кажется бесцветной и пустой!
Но верь мне: близок час! Неслышными шагами,
Не званная, любовь войдет в твой тихий дом,
Наполнит дни твои блаженством и слезами
И сделает тебя героем и… рабом.
Тебя не устрашат ни гнет судьбы суровой,
Ни цепи тяжкие, ни пошлый суд людей…
И ты отдашь всю жизнь за ласковое слово,
За милый, добрый взгляд задумчивых очей!

Проходят часы за часами
Несносной, враждебной толпой…
На помощь с тоской и слезами
Зову я твой образ родной!

Я всё, что в душе накипело,
Забуду, – но только взгляни
Доверчиво, ясно и смело,
Как прежде, в счастливые дни!

Твой образ глядит из тумана;
Увы! заслонен он другим –
Тем демоном лжи и обмана,
Мучителем старым моим!

Проходят часы за часами…
Тускнеет и гаснет твой взор,
Шипит и растет между нами
Обидный, безумный раздор…

Вот утра лучи шевельнулись…
Я в том же тупом забытьи…
Совсем от меня отвернулись
Потухшие очи твои.

Какие чудеса творятся
У нас по прихоти судьбы:
С сынами Франции мирятся
Угрюмой Англии сыны.
И даже (верх всех удивлений!)
Союз меж ними заключен,
И от бульдожьих уверений
В чаду Луи Наполеон!
Уж не опять ли воедино
Они под знаменем креста
Идут толпами в Палестину,
Чтоб воевать за гроб Христа?
Нет, для народов просвещенных
Теперь уж выгоды в том нет:
Что взять им с греков угнетенных?
Зато не беден Магомет!
И против Руси собирают
Они за то войска свои,
Что к грекам руку простирают
Они в знак мира и любви.
А турок просто в восхищенье!
До этих пор он жил как зверь,
Не зная вовсе просвещенья,
А просвещается теперь!
Уж вместо сабли он иголку
Изделья английского взял
И на французскую ермолку
Чалму родную променял.
Но европейского покроя
Его одежда не спасла,
И под ермолкой, под чалмою,
Одна у турка голова.
Ведь мы уж были у Синопа,
И просвещенных мусульман
На кораблях купцов Европы
Их просветивших англичан.
И для французиков нахальных
Готов у нас уж пир такой,
Что без своих нарядов бальных
Они воротятся домой.
А если захотят остаться,
От дорогих таких гостей
Не можем, право, отказаться,
Не успокоив их костей.

    Несясь дорогою большою,
Перо гусиное в сторонке вижу я,
    И вот уж странною мечтою
    Душа наполнилась моя.
Скажи, давно ли гусь тобою любовался,
Увидя образ свой в серебряных волнах,
  Или когда пред самкой красовался
И чувства выражал ей в пламенных словах?
  Потом, когда на кухню гусь попался
И повар там его искусно общипал,
    На чью ты долю, друг, достался,
  И кто тебя дорогой потерял?
  Помещик ли тобой свои расходы
    В тетрадку ветхую писал
  И вечерком, любуяся природой,
    В зубах тобою ковырял?
  А может быть, помещик, светских правил.
  Сам погружен в важнейшие дела,
  Приказчику именье предоставил:
  Скажи, всегда ль рука его лгала?
  Чиновник ли в порыве вдохновенья
По десяти листов тобою в день марал
    И в сладкий миг отдохновенья
  Тебя в зубах с достоинством держал?
  Но если же плешивая Фемида
    Уж до советника дошла,
Ты отдыхал, мой друг: больная Немезида
  Тебя только для подписи брала.
В руках Фиглярина ль в сей пасмурной юдоли
  Ты лавочку в Гороховой хвалил
    И под ярмом хозяйской воли,
Как меч Суворова, ты Гоголя разил?
Твой хвост откушен, друг: как рифм найти, не зная,
Писака ли тебя с досадою изгрыз,
Иль крыса белая, под старость отдыхая,
Не кинула ль тебя на долю черных крыс?
  Иль, может быть, душевные беседы
  Поэт векам передавал тобой:
Отечества ли пел он громкие победы,
  Иль подличал пред старшими порой;
  Элегии ль унылые напевы,
Или сонета звук, иль нежный мадригал
    Любви прелестной юной девы,
    Как дар великий, посвящал;
  Иль с чудною могущественной лирой
  Он за века минувшие летал;
Или карал людей он едкою сатирой
  И колкой эпиграммой обличал?..
    И, может быть, людьми гонимый
    За обличенье их страстей
И в самом бедствии ничем не победимый,
Он бросил здесь тебя с проклятьем на людей.

Пьяные уланы
Спят перед столом,
Мягкие диваны
Залиты вином.
Лишь не спит влюбленный,
Погружен в мечты,–
Подожди немного,
Захрапишь и ты.

И странно, и дико, и целый мне век не понять
    Тех толстых уродливых книжек:
Ну как журналистам, по правде, не грех разругать
  «Отрывки моих поэтических вспышек»?
Уж я ль не трудился! Пудовые оды писал,
    Элегии, драмы, романы,
Сонеты, баллады, эклоги, «Весне» мадригал,
  В гекзаметры даже облек «Еруслана»
Для славы одной! (Ну, конечно, и денежки брал –
    Без них и поэтам ведь жутко!)
И всё понапрасну!.. Теперь только я распознал,
  Что жизнь – препустая и глупая шутка!

Дайте мне наряд суровый,
Дайте мурмолку мою,
Пред скамьею стол дубовый,
Деревянную скамью.
Дайте с луком буженины,
Псов ужасных на цепях
Да лубочные картины
На некрашеных стенах.

Дайте мне большую полку
Всевозможных древних книг,
Голубую одноколку,
Челядинцев верховых.
Пусть увижу в доме новом
Золотую старину
Да в кокошнике парчовом
Белобрысую жену.

Чтоб подруга дорогая
Всё сидела бы одна,
Полотенце вышивая
У закрытого окна,
А на пир с лицом смиренным
Выходила бы она
И огромный кубок с пенным
Выпивала бы до дна…