Автор неизвестен Европейская старинная литература - Лузитанская лира

У моря, где трагические шквалы
Быстрее мысли нижут небосвод
И бездна хрипло им вослед ревет,
Взметаясь ввысь со злобой запоздалой,

У моря сидя, грустный и усталый,
Я слушал безнадежный голос вод
И думал, что во всем тоска живет —
И в людях, и в природе одичалой.

Чем вы томитесь, темные стихии?
Снедают вас желания какие?
Какая вас идея единит?

Но мне в ответ под необъятной твердью,
Где нет сознанья, хоть и есть бессмертье,
Лишь рев да стон возносятся в зенит.

Нет, я не грежу наяву, когда
Ищу не форм, не кажимости зримой,
А вижу сути лик неповторимый,
В недвижности застывший навсегда.

Что мир вокруг? Видений череда,
Минувшего обломки, клубы дыма,
Туман обмана и бессилья, мимо
Над пустотой проплывший без следа.

И слышны только мне в ночи бездонной
Глухое бормотанье, вздохи, стоны
И жалобы материи слепой,

Что алчет вновь и не находит снова
Иного света и конца иного:
Она их лишь предчувствует порой.

Где вы, кого любил я? Мрак годов
Увлек вас в океан свой бесконечный.
Вы затерялись в круговерти вечной
Рожденья и крушения миров.

Я тоже стал игрушкою ветров
И лишь порой, борясь с волною встречной,
Смотрю, как тех, кто был мне мил сердечно,
Проносит мимо на гребне валов.

Но коль глаза я хоть на миг закрою
И задержаться мне на миг дано,
Любимые мои, вы вновь со мною.

Друг друга видим мы, друг другу внемлем
И вместе все причастие одно —
Любви к добру нетленному приемлем.

Я молвил сердцу: «Сколькими путями
Шло в никуда со мною вместе ты!
Взгляни теперь с холодной высоты
В пустыню, что поили мы слезами.

Там прах и пепел, где росли цветы.
Там ночь, где свет лучился жемчугами.
Отринь же мир, лежащий под ногами.
Что есть в нем, кроме скорби и тщеты?»

Но, закаленное ценой страданий,
В которых вера им обретена,
Сказало сердце мне без колебаний:

«Там с высоты любовь я вижу ясно.
Коль это жизнь — не зря прошла она,
А скорбь и муки были не напрасны».

Не дура я, чтобы
Идти под венец.
Замужнею станешь —
Свободе конец.
             Жить с мужем, навек
покорившись судьбе?
Сама выбираю
Я друга себе!

Впервые, когда
Целовали меня,
Была от стыда я
Сама не своя.
             Но очень понравился
Мне поцелуй.
Я другу сказала:
«Еще поцелуй!»

Друзьями своими
Верчу, как хочу.
Меняю поклонников
И хохочу.
             Всей жажды объятий
Нельзя побороть.
Иначе зачем же
Дал руки господь?

Ведь он все продумал,
Когда нас творил,
Когда красотою
Меня одарил.
             Неужто без толку
Завянуть должна
Весна, что мне богом
На время дана?

Вовсю веселюсь я!
Будь весел и ты.
Затем чтоб их рвали,
Бог создал цветы.
             Всей жажды объятий
Нельзя побороть.
Зачем нам, скажите,
Дал руки господь?

Растаял, понемногу угасая,
Живых очей животворящий свет,
Который озарял мне мир… И нет
Со мной души, что мне дороже рая.

Померкло солнце, и, не разбирая
Пути, бреду я по юдоли бед.
Пустыней мнится мне теперь весь свет;
Ни зги не зрит душа моя слепая.

Душа, которой не было роднее,—
Неужто навсегда рассталась с нею
Моя душа? О, бренной жизни путь!

Неужто счастье коротко настолько?!
Со мной вы согласитесь — если только
Оплакали уже кого-нибудь.

Жизнь — это краткий день,
Чей беспощаден бег.
Жизнь — мимолетная тень,
Облако или снег.
Легок ты, жизни шаг,
И неостановим.
Так же ты таешь, как
Тает летучий дым.
Жизнь, скоротечней ты
Мысли. Быстрей молвы.
Тленная, как цветы,
Вянешь скорей листвы.
Хрупкая, как цветок,
Легкая, словно «ах»!
Утлый в реке челнок.
Облачко в небесах.

Вспененная волна,
Что набрала разбег,
Бурею взметена,
Чтобы упасть на брег.
Перышко из крыла,
Разбитого об утес.
Вот и сомкнулась мгла.
Ветер тебя унес.

К реке, где прачка стирала
И белье с мостков полоскала,
Подходит веселый сеньор:

— Добрый вечер! — сказал игриво.

Вечер добрый, милый сеньор!

На охоте собака сбежала,
Такого еще не бывало,—
Начал он с ней разговор,—
Ты здесь ее не видала,
Когда белье полоскала?

— Спрошу я вас для начала,
Мой дорогой сеньор,
А если б ружье пропало,
Вы тоже б несли этот вздор?

— Ну и пусть бы оно пропало!
Денег у меня немало,
Они для меня — просто сор,
Ведь я — богатый сеньор.
Душа вдруг затрепетала,
Когда я увидел с гор,
Как ты белье полоскала!..

— Не лучше бы было, сеньор…
Чтоб душа по швее страдала,
Тогда б из любви не стала
Ваша милость спускаться с гор,
Чтоб увидеть, как прачка стирала
И белье на реке полоскала…

Не тратьте время, сеньор!

— Спокойной ночи… — сказал он вяло.

— Спокойной ночи, сеньор!..

Всю ночь очей не смыкая,
Сын, обращаясь к старушке,
Сказал: «Не волнуйся, родная,
Сегодня я спал как убитый!»

Слова оживили слепую,
Счастьем лицо засветилось.
Ее по дорогам, босую,
Водил он, надеясь на милость.

Возле усадьбы богатой
Слышится лай собачий:
Это хозяин проклятый
Псов натравил на незрячих.

И снова бредут горемыки.
Да разве поймет их кто-то?
Как вдруг услышали крики,
Рожок королевской охоты.

Бледнеет от страха слепая,
Но сын утешает снова:
«Прошу, не волнуйся, родная,
Поищем другого крова».

«О, только бы псы замолчали»,—
Шептала старушка в тревоге.

Тут стражники вдруг закричали:
«Прочь! Уносите ноги!»
Лишившись последней надежды,
С мольбой обращаясь к богу,
Едва лишь рассвет забрезжил,
Слепые пустились в дорогу.

Лежит здесь португальский дворянин.
         Всем дворянам господин!
         Он разве умер? Нет, живет!
И будет жить не в прошлом, в настоящем.
         Вкусил герой наш славы мед
         И обладал заслугою блестящей:
Он миром, словно лошадью, вожжами управлял.
         Шумят вокруг: «Какой бахвал!»
         А я — свое: «Он был дремучий
Чванливый первоклассный кучер!»

С рассветом тает в небесах звезда,
И ты ушла с уходом темной ночи.
Уже твои сомкнувшиеся очи
Мне не подарят света никогда.

Не знаю, есть ли небо… Но куда,
Как не на небеса взлетела, впрочем,
Твоя душа? Разорван роком в клочья
Мой парус… Я несчастен навсегда.

Разбит хрустальный кубок. И над нами
Плывут и золотятся облаками
Трепещущие локоны твои.

Звезда, мерцая, вдруг с небес скатилась.
Разбилась чаша. И ладья разбилась,
И я горюю на краю земли.