Автор неизвестен Европейская старинная литература - Лузитанская лира
ДВОРЕЦ УДАЧИ
Мне снилось, будто ко Дворцу Удачи
Я странствующим рыцарем влачусь,
Но не найти его мне, как ни тщусь,—
Он кем-то заколдован, не иначе.
Пустить коня уже бессилен вскачь я,
Устал, ослаб, едва-едва тащусь…
Но вдруг из мрака он встает, и мчусь
Я к зданию, какого нет богаче.
По золоту ворот я бью ногой,
Крича: «Я — обездоленный изгой!
Откройтесь мне в награду за страданья».
И поддается золото ворот,
И под роскошный я вступаю свод,
И только тьму встречаю да молчанье.
NOX[125]
Когда при беспощадном свете дня
Я вижу лишь бесцельные страданья,
Сперва борьбу, а после — умиранье,
Ночь, властно ты к себе влечешь меня.
Зло, палача в темнице мирозданья,
И тех, кто вечно страждет в ней, стеня
От голода, железа и огня,
Ты принуждаешь хоть на миг к молчанью.
О, если бы на нашу скорбь в ответ
Судьба к нам оказалась благосклонней,
Чтоб не на миг, а до скончанья лет
На мир упала мантия твоя
И он уснул в твоем приютном лоне,
Ночь без предела, ночь небытия!
В ВИХРЕ
Жайме Баталье Рейсу[126]
Сквозь сны мои летит чреда видений,
Как стая птиц, что вихрь уносит вдаль.
Кто вызвал эти призраки? Не я ль?
И не моих ли мыслей это тени?
Свиваясь в конвульсивную спираль,
Откуда слышны жалобы и пени,
Их рой кружится в непрерывной смене
И разливает вкруг меня печаль.
О призраки моей души и сути.
Зачем глаза, бесстрастные до жути,
Вперять в меня понадобилось вам?
Кто вы, мои мучители и братья?
Чем должен вас, кошмарные, считать я,
И кто такой — о, горе мне! — я сам?
НИРВАНА
Герре Жункейро
За гранями вселенной, что полна
И форм, и жизни, и борьбы, и пыла,
Простерлась пропасть без краев и дна.
Немая, как разверстая могила.
Туда стремится наша мысль, волна,
Которую ветров слепая сила
По океанам сущего носила;
Там и уйдет в забвение она.
А коль всплывет случайно, чтоб проститься
С тем миром, где, как в воздухе для птицы,
Был для нее естествен ход вещей,
Сквозь пелену предсмертного тумана
Лишь миражи вселенского обмана
Да пустота предстанут перед ней.
LACRIMAE RERUM[127]
Томмазо Канниццаро[128]
Ночь, разума и смерти дочь родная,
Толмачка и наперсница судьбы,
Сколь часто я стремил к тебе мольбы,
Оракул твой священный вопрошая!
Куда спешат просторами без края
Светила, как полки на зов трубы?
Зачем мятутся люди, от алчбы
И от сомнений вечных изнывая?
Но на вопросы мне ответа нет
От грозной ночи, на кладби́ще лет
Безмолвно и торжественно идущей
Вослед за катафалком бытия,
И, затерявшись в сне безмерном, я
Ловлю лишь горький вздох всей твари сущей.
МУЧИТЕЛЬНЫЙ ИДЕАЛ
Я красоту нетленную познал
И впал в унынье, ибо, взор с вершины
Бросая вниз на море и долины,
Ты видишь, сколь предмет огромный мал
И сколь бесцветны яркие картины
В потоке света, что на них упал…
Вот серым для меня весь мир и стал,
Как туча, чуть блеснет закат карминный.
Прекрасны мысли чистые мои,
Да форма не покорствует мне, и
Свою ничтожность чувствую я всюду.
Я тоже посвящен в поэты, но
Достичь мне совершенства не дано,
И вечно этим мучиться я буду.
ГОЛОС ОСЕНИ
О сердце, внемли голосу природы,
Когда он шепчет мне: «Уж лучше б ты
Влачил с рожденья бремя нищеты,
Все мыслимые испытал невзгоды,
Жил впроголодь, стыдился наготы
И в чащах кров искал от непогоды,
Чем позволял иллюзиями годы
Тебя баюкать фее красоты!
Уж лучше бы тебе изгоем сирым
Пройти меж пестрою толпой и миром,
Который ты врагом своим считал,
И взор вовек не радовать цветами,
Которые любил, чем жить мечтами
О тех мечтах, что ты перемечтал!»
НОКТЮРН
О зыбкой ночи нелюдимый сын,
Дух, реющий в безветрии незримо,
Когда луною море серебримо,
Мои мученья знаешь ты один.
Подобен песне, в сумраке равнин
Едва возникшей и скользнувшей мимо,
Даришь ты сердцу, что тоской томимо,
Забвенье, как прохладу в зной — затин.
Тебе я поверяю сон, в котором
Вослед за светом рвусь из тьмы к просторам
На поиски добра и красоты.
Хворь, что меня нещадно истерзала,—
Горячечную жажду идеала
Смягчаешь, гений ночи, только ты.
MORS-AMOR[129]
Луису де Магальяэнсу[130]
Конь вороной, который мне во снах
Является, чуть мрак падет на землю,
И топоту которого я внемлю
На запредельных призрачных тропах,
Кому беду сулит он? Мне ли? Всем ли?
Возник в каких неведомых краях
И отчего такой внушает страх,
Какого я рассудком не объемлю?
Зато на нем наездник, хоть слепит
Его доспех глаза стальным сияньем,
Столь милостив и дружествен на вид,
Что я надеждой загораюсь вновь.
«Я — смерть!» — скакун вещает грозным ржаньем,
Чуть слышно молвит Всадник: «Я — любовь!»
ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ДУШ
Какие сны слетаются толпой
К вам после оргий, жрицы наслажденья?
Ужели даже в мыслях на мгновенье
Не обрести вам прежний облик свой?
В каком ином телесном воплощенье
Вы жили там, где блещет день иной,
И косный лед материи какой
Согрело жизнью ваших душ кипенье?
Зверьми бродили прежде вы в лесах,
И кровь у вас алела на плечах,
Истерзанных, о хищницы, любовью.
Теперь, пантеры, вы одеты в газ,
Но плоть моя, как древле, — корм для вас:
Ее вам отдаю без прекословья.
ЭВОЛЮЦИЯ
Я был скалой, над хлябями торчащей,
Или в лесу раскидистым стволом,
Или волной зеленой, день за днем
В гранит прибрежный яростно стучащей,
Иль хищником, чей грозный рык, как гром,
Раскатывается в дремучей чаще,
Иль первобытной тварью, возлежащей
В болотном иле, теплом и густом.
Теперь последней я достиг ступени
На бесконечной лестнице свершений,
Что извилась спиралью подо мной.
С нее на мир как человек взирая,
Вновь руки в пустоту я простираю,
И мне свободы хочется одной.
СПИРИТУАЛИЗМ
Как ветер смерти, но грозней стократ,
Сомнение дохнуло над вселенной,
И погрузился мир во тьму мгновенно,
Туманом, в дрожь бросающим, объят.
Цветы не улыбаются блаженно,
Не блещут звезды, птицы не звенят:
Убил неодолимый тонкий яд
Все, что от сотворения нетленно.
Холодный саван труп земли облек
Немая тишина и мрак стоокий
Над нею бдят, и только одинокий,
Смиренный и таинственный цветок,
Протест от имени существованья,
Еще взрастает в глубине сознанья.
Свой венчик непорочный протяни
С мольбою к солнцу, чтобы озарило
Конечной вспышкой древнее светило
Тебе, цветок, оставшиеся дни.
Нет, поздно! Не затеплятся огни,
Когда разверзлась бездна, как могила,
И звезды до единой поглотила,
Навек их утопив в густой тени.
В ночи, сковавшей бытие победно,
Умрешь ты тоже, распустись едва,
И по просторам ледяным бесследно
Рассеется твой аромат забвенный,
Последний вздох живого естества,
Последнее дыхание вселенной.
OCEANO NOX [131]