Давид Самойлов - Стихи
21 августа 1973"
Дорогая Лидия Корнеевна!
Совершенно согласен с Вами относительно «Анны Ярославны». Это идет от конкретного раздражения. И большего там нет.
Восприняв Ваш выговор, немедленно вставил новую ленту в старую машинку (я к ней привык) и стал перепечатывать «Блудного сына». Посылаю его Вам.
Свобода от чтения дала мне массу свободного времени для стихов. Кажется, никогда не писал так часто. Есть еще кое-что, даже очередная детская сказка про слоненка. Но «Блудный сын» — давний замысел. Начинал я его трижды. И вот впервые закончил. Прежние стихи сразу отпали и потускнели.
Если действительно возможна «инспекционная поездка» — приезжайте. Очень, очень буду рад Вас видеть и с Вами говорить.
Ваш Д.
11. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову
1 августа 1974
1/VIII 74
Дорогой мэтр!
Прочитала Вашу книгу с упоением — но «прочитала» это не то слово, а круглосуточно нахожусь в состоянии восприятия стихов Самойлова. Если что-нибудь читаю (а не пишу), то читаю «Волну и Камень». Раньше я попросту запоминала любимое и «все мое всегда» было «при мне», а теперь нужны: книга, свет, линза.
А не знаете ли Вы, почему мне хочется, чтобы «брашна» — рассветная — лилась в женском роде?[57] Не знаю.
И еще — размышления о слове «настолько». Мне оно кажется по возрасту сравнительно молодым:
«Ты стала настолько мне жизнью»[58]
у Пастернака. И у Вас есть где-то (мне трудно искать) «настолько» — уместное. А вот в «Анне Ярославне» слово «настолько» для меня слишком современно.
Вот мои верноподданнические «замечания».
А вообще, что ни стихотворение — то счастье.
Жду Вас 18/VIII, в 2 ч. Приезжайте сами, как условились, а назад отправлю до калитки.
Если Бог есть — не будет дождя. Лучшая Богу проверка.
До свиданья! Привет Галине Ивановне и мелочи. Привозите Варю.
Ваша ЛЧ
12. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
17 октября 1974"
Дорогая Лидия Корнеевна!
Я так здесь разленился, что только сейчас собрался Вам написать. Живу я в почти полном одиночестве, из комнаты вылезаю только в столовую и еще к вечеру, чтобы пройтись по набережной и поглядеть на море. Стихи не пишутся, проза тоже, никаких мыслей нет. Знакомых мало. Среди них — Макашин1, человек приятный и знающий много про русских классиков. Он сердится на Анну Андреевну за Наталию Гончарову. Может, и правда, она не виновата, что вышла замуж за гения, так об этом и не догадавшись.
Думал о Вашей книге. Мне пригрезилась такая мощная картина: эта книга как бы является второй частью и комментарием к дневникам об Ахматовой. Тогда Н. Я.2 займет подобающее ей место не рядом, а сбоку. А все прекрасные куски об Анне Андреевне дополнят и разовьют то, что изумительно точно записано в дневниках.
Это не совет, я никогда бы не решился Вам советовать, а скорее — мечта.
Вот, кажется, все, что произвел мой полусонный мозг.
Читаю Чехова, скучаю по Москве. Чувствую себя сносно. Думаю все же, что пребывание здесь полезно, как пилюли.
Ровно через две недели буду в Москве. Очень хочется знать о Вас: как здоровье, как работа. Какие московские новости.
Жду встречи с Вами и желаю всего хорошего. Привет Люше и Фине3.
Ваш Д.
1 Сергей Александрович Макашин (1906–1989), один из создателей «Литературного наследства», историк литературы.
2 Н.Я. — Надежда Яковлевна Мандельштам. В это время Лидия Чуковская работала над своими возражениями на «Вторую книгу» Н. Я. Мандельштам, опубликованную на Западе в 1972 году.
Возражений оказалось так много, что они сложились в отдельную книгу, которую Л.К. не успела завершить. Книга опубликована посмертно под заглавием «Дом Поэта» (см.: Лидия Чуковская. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М.: Арт-Флекс, 2001).
3 Фина — Жозефина Оскаровна Хавкина (р. 1942), многолетняя помощница Лидии Корнеевны.
13. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову
20 октября 1974
20/X 74
Дорогой Давид Самойлович.
Спасибо за письмо. Скучно? Я уверена, что скука Вам на пользу: слишком много развлечений впереди. С грустью за себя, с большой радостью за Вас прочитала я, что Вы только единожды в день спускаетесь вниз к морю… Я была в Ялте в 1962 г. — век назад! — и уже тогда не могла не только спускаться к морю (как подняться? такси не найдешь?), но даже бродить вокруг дома, п[отому] ч[то] все дорожки вверх-вниз. А уж подниматься на гору!
За совет о книге благодарю. В принципе Вы совершенно правы. А на деле я скоро перестану писать что бы то ни было.
Здесь сенсация: стихи Евтушенко, посвященные Алигер1. Напечатаны в «Вечерней Москве».
Поэт стояла…
Поэт когда-то родила двух дочек…
Поэт подумала и отказалась…
Маразм в 42 года! Рано. Стихи доказывают, кроме того, что у него совсем нет друзей: никто не схватил его за руку, не возразил. А М[аргарита] О[сиповна], говорят, была очень довольна и разрешила печатать. По-видимому, ее пленила строка:
Поэт как никогда теперь писала…
Сергея Ал[ександрови]ча [Макашина] я знаю хорошо. Я работала под его началом, когда публиковались 4 тома «Лит. насл[едства]»: архив Герцена и Огарева («пражский архив»). Он знает колоссально много; он колоссально трудолюбив; очень «приличен» — т. е. корректен, благовоспитан (смолоду был и красивый); прекрасный организатор; в грязь не лезет (хватает ума); но: честолюбив, корыстен, и — как писатель — неталантлив (талантлив, как исследователь). Душевно скуповат и расчетлив. Считает литературоведение наукой, а одним из признаков научности — плохописание.
Вообще, гораздо больше знает, чем понимает.
Я изучила его отлично: работала негром в «Лит. насл[едстве]»: т. е. за гроши переводила на русский язык канцелярскую писанину комментаторов. (Ни у него, ни у них никакого чувства слова.)
Вот, насплетничала Вам целый короб. Да, еще: о Толе.
Позвонила мне одна его приятельница с рапортом: он только что звонил ей сам, сообщил, что здоров, весел, счастлив, женился. Жене 26 лет, зовут Ира.
Теперь — теперь — надо желать, чтоб явилось новое дитя. Тогда он обретет родину.
Что женился — я рада: если снова заболеет, будет кому за ним ухаживать.
Пишет книгу о П[астерна]ке. Числится в Унив[ерсите]те. (Чтоб писать о П[астерна]ке — уезжать из дома Б.Л. в такую даль! Мудрено.)
У меня для Вас фломастер с рефилами. Но, увы! Поставщик фломастеров ведет себя гнусно.
Очень жду встречи.
Л.Ч.
1 Речь идет о стихотворении Е. Евтушенко «За медом на Черемушкинском рынке поэт стояла…»
14. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
19 января 1975"
Дорогая Лидия Корнеевна!
Простите, что я так огорчил Вас, что испортил Вам вечер, в который искренне хотел Вас развлечь. Мне очень стыдно некоторых слов, которые были произнесены в запале. Я, конечно, не совсем так думаю.
Жаль мне еще и Ваших глаз, потраченных на письмо мне, и Вашего времени1.
Но уж раз так получилось, мне бы хотелось ответить Вам по существу. Надо только собраться с мыслями, потому что вопрос не простой. Друзей моих до конца месяца не будет в городе, поэтому, если Вы не возражаете, я им покажу Ваше письмо вместе с моим ответом. Надеюсь, он будет уже готов и, конечно, сперва прочитан Вами.
Ужасно думать, что тот разговор встанет стеной между нами. Но, видимо, договорить его следует.
Фина сказала, что вы хворали, но теперь уже стало получше. У нас тоже сплошные болезни.
В Малеевке я провалялся дня четыре из-за прострела и давления (результат Нового года). Дважды болел Петя, один раз Павел. Они еще не совсем в порядке. Галя крутится, как может. 16-го я собрался по частям и выступал в Музее Пушкина. Вечер был очень мне приятный. 26-го, в воскресенье, у меня вечер в ЦДЛ. Буду отлеживаться до этого числа. Если Люша и Фина захотят меня послушать, билеты будут у Гали, в вестибюле, минут за 20 до начала (начало в 7 ч).
Есть вести от Т[оли], имеющие отношение к Вам. В начале той недели постараюсь их Вам сообщить, если еще не дошли.
Выздоравливайте поскорей. Не сердитесь на меня.
Спасибо за книгу со статьей Глоцера. Статью К. И. отдам при встрече — после 26-го.
Галя шлет Вам привет.
Любящий Вас.
Д.
1 Когда Л.К. была в гостях у Д. Самойлова, между ними возник спор об А.И. Солженицыне. Вернувшись домой, Лидия Корнеевна мысленно продолжила этот спор и послала Самойлову большое письмо. Это письмо не сохранилось.
15. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
17 июля 1975"
Дорогая Лидия Корнеевна!
Об Ахматовой надо читать каждый день, перечитывать и проникаться. Она не хуже ее стихов, как Пушкин. Но надо же было ей иметь и собеседника по плечу, собеседника, который не стушевывается, не пропадает, а существует сам по себе. Куда там Эккерману!
