Владимир Маяковский - Стихотворения (1928)

В поцелуе рук ли,
                            губ ли,
в дрожи тела
                     близких мне
красный
             цвет
                     моих республик
тоже
        должен
                    пламенеть.
Я не люблю
                    парижскую любовь:
любую самочку
                         шелками разукрасьте,
потягиваясь, задремлю,
                                      сказав —
                                                     тубо —
собакам
             озверевшей страсти.
Ты одна мне
                    ростом вровень,
стань же рядом
                         с бровью брови,
дай
      про этот
                    важный вечер
рассказать
                  по-человечьи.
Пять часов,
                   и с этих пор
стих
        людей
                   дремучий бор,
вымер
           город заселенный,
слышу лишь
                     свисточный спор
поездов до Барселоны.
В черном небе
                       молний поступь,
гром
        ругней
                   в небесной драме,—
не гроза,
              а это
                       просто
ревность
               двигает горами.
Глупых слов
                     не верь сырью,
не пугайся
                 этой тряски,—
я взнуздаю,
                   я смирю
чувства
             отпрысков дворянских.
Страсти корь
                     сойдет коростой,
но радость
                  неиссыхаемая,
буду долго,
                   буду просто
разговаривать стихами я.
Ревность,
                жены,
                         слезы…
                                      ну их! —
вспухнут веки,
                       впору Вию.
Я не сам,
               а я
                    ревную
за Советскую Россию.
Видел
           на плечах заплаты,
их
    чахотка
                 лижет вздохом.
Что же,
            мы не виноваты —
ста мильонам
                       было плохо.
Мы
      теперь
                 к таким нежны —
спортом
             выпрямишь не многих,—
вы и нам
               в Москве нужны,
не хватает
                 длинноногих.
Не тебе,
             в снега
                         и в тиф
шедшей
              этими ногами,
здесь
         на ласки
                       выдать их
в ужины
             с нефтяниками.
Ты не думай,
                     щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
                 иди на перекресток
моих больших
                        и неуклюжих рук.
Не хочешь?
                   Оставайся и зимуй,
и это
        оскорбление
                            на общий счет нанижем.
Я все равно
                   тебя
                           когда-нибудь возьму —
одну
        или вдвоем с Парижем.

Простите
               меня,
                        товарищ Костров,
с присущей
                    душевной ширью,
что часть
               на Париж отпущенных строф
на лирику
                я
                   растранжирю.
Представьте:
                     входит
                                 красавица в зал,
в меха
           и бусы оправленная.
Я
   эту красавицу взял
                                  и сказал:
— правильно сказал
                                 или неправильно? —
Я, товарищ,—
                       из России,
знаменит в своей стране я,
я видал
             девиц красивей,
я видал
             девиц стройнее.
Девушкам
                 поэты любы.
Я ж умен
               и голосист,
заговариваю зубы —
только
           слушать согласись.
Не поймать
                   меня
                           на дряни,
на прохожей
                    паре чувств.
Я ж
      навек
               любовью ранен —
еле-еле волочусь.
Мне
       любовь
                   не свадьбой мерить:
разлюбила —
                      уплыла.
Мне, товарищ,
                       в высшей мере
наплевать
                 на купола.
Что ж в подробности вдаваться,
шутки бросьте-ка,
мне ж, красавица,
                            не двадцать,—
тридцать…
                  с хвостиком.
Любовь
             не в том,
                           чтоб кипеть крутей,
не в том,
              что жгут у́гольями,
а в том,
             что встает за горами грудей
над
      волосами-джунглями.
Любить —
                 это значит:
                                   в глубь двора
вбежать
             и до ночи грачьей,
блестя топором,
                          рубить дрова,
силой
          своей
                    играючи.
Любить —
                 это с простынь,
                                         бессонницей рваных,
срываться,
                  ревнуя к Копернику,
его,
      а не мужа Марьи Иванны,
считая
           своим
                     соперником.
Нам
       любовь
                   не рай да кущи,
нам
      любовь
                  гудит про то,
что опять
               в работу пущен
сердца
            выстывший мотор.
Вы
     к Москве
                   порвали нить.
Годы —
             расстояние.
Как бы
           вам бы
                       объяснить
это состояние?
На земле
               огней — до неба…
В синем небе
                      звезд —
                                    до черта.
Если б я
              поэтом не́ был,
я бы
        стал бы
                     звездочетом.
Подымает площадь шум,
экипажи движутся,
я хожу,
           стишки пишу
в записную книжицу.
Мчат
         авто
                по улице,
а не свалят на́земь.
Понимают
                 умницы:
человек —
                 в экстазе.
Сонм видений
                       и идей
полон
          до крышки.
Тут бы
           и у медведей
выросли бы крылышки.
И вот
         с какой-то
                         грошовой столовой,
когда
         докипело это,
из зева
            до звезд
                          взвивается слово
золоторожденной кометой.
Распластан
                   хвост
                             небесам на треть,
блестит
              и горит оперенье его,
чтоб двум влюбленным
                                      на звезды смотреть
из ихней
               беседки сиреневой.
Чтоб подымать,
                         и вести,
                                      и влечь,
которые глазом ослабли.
Чтоб вражьи
                     головы
                                 спиливать с плеч
хвостатой
                сияющей саблей.
Себя
         до последнего стука в груди,
как на свиданьи,
                          простаивая,
прислушиваюсь:
                           любовь загудит —
человеческая,
                      простая.
Ураган,
           огонь,
                    вода
подступают в ропоте.
Кто
      сумеет
                  совладать?
Можете?
              Попробуйте…