Людмила Кулагина - Под сенью осени

Дождь морзянкой стучится в окошко.
Распустились грибами зонты.
Одуванчик – как мокрая кошка.
Водосборов обвисли цветы.

Утро тихо. На пляже пустынно.
Серо–сумрачен утренний вид.
Воздух влажный бессолнечно стынет.
Ни желаний, ни цвета любви,

Ни восторгов, ни страха, ни страсти;
В бочке дней – и не дёготь, не мёд.
И не майское это ненастье:
Дождь идёт, и идёт, и идёт…

Крýжится ветер. Уносятся дни.
Идолы гибнут из глины.
Жизнь угасает, и в вечность одни
Тронемся в путь журавлиный.

Сколько заманчивых пёстрых огней
Нас и влекло, и манило,
Сколько ржавеют надежд–кораблей,
Óстовов сколько средь ила.

И оглянувшись на путь свой назад,
Что там увидишь ты, странник? –
Чувств своих прежних облезлый фасад,
Призраков собственных странных.

Вроде бы ты, и как будто не ты, –
Кто–то до боли знакомый.
Тóждества время стирает черты,
Образ тускнеет искомый.

Вот твоё детство. Твоё ли теперь?
Вот твоя юность – Твоя ли?..
Всех не сочтёшь ты утрат и потерь:
Образ–картинку помяли.

Смотришь на фото поблекнувших лет:
Тот же овал, взгляд с вопросом.
Только тебя в этом образе нет:
Было – весна, стало – осень.

Крýжится ветер, вздымая пух лет,
Неразличимый для глáза…
Жизнь отцвела, и теперь – лишь сюжет
Для небольшого рассказа.

Я жадно вглядываюсь в жизнь,
В её симптомы и приметы.
Кружись, веретено, кружись,
Плетите, Парки, чудо лета,

Тропинок призрачную вязь,
И гобелен садов и речек,
И всех миров единство, связь –
Космических и человечьих.

И нить серебряных дождей
Вплетите в ткань сухих событий,
Чтоб засверкали в каплях дней
Алмазы солнечных наитий.

Пусть будет миг запечатлён
В картинках памяти навеки,
И солнцем лета опалён,
Круг жизни совершает ветер.

Кружись, веретено, кружись.
Плетите, Парки, грусть и радость,
Пока пьянит ещё вино,
Что там, на донышке осталось.

Пять утра. Птичий голос резкий
В левом ухе моём вселился
(ранний птах был скрыт занавеской):
То ль печалился, то ль веселился.

Тут внедрилась ворона с «карком»,
Что–то крикнула и улетела.
Сообщеньем каким, подарком
Осчастливить меня хотела?..

А затем в мелодию ýтра
Свои «куки» вплела кукушка,
Обещала мне, детски–мудрой,
Что ещё доживу до старушки.

Дал гудок долгий поезд над речкой,
Застучал, соблазняя далью.
Встрял сверчок с монотонной речью.
Утро жало на все педали.

Кот под форточкой мявкнул «мвау!»
Пёс не выдержал, цыкнул «гавком».
В тишине различимым стало
Лягушачье соло в канавке.

Холодильник врубился в кухне,
Заглушая рассвета звуки,
Без которых бессонно–скучно:
«Карки», «мявки», свистульки, «куки».

Во оркестрик даёт концерты!
Жизнь звучит на всех инструментах,
Отрешившись от догм, концептов,
Нам даря си–бемоль момента.

И в светлеющий купол неба,
Мутновато–молочный оникс,
Скоро брызнет симфония Феба –
Дирижёра земных гармоний!

Всей массою денег пытался
Богач откупиться от смерти.
На взятке с поличным попался,
И будет судѝм он, поверьте.

Светотени. Светоблики.
Атмосфера так легка.
Дай мне слов, о, мой великий,
«мой могучий языка»,

Описать свеченье лета
Сквозь цветы и тюль окна,
Где играют тень со светом, –
Как восторгом речь бедна!

Всё банально, всё приелось.
Перед чудом дня – немá.
Эти блики, красок спелость –
Потрясенье для ума.

Венценосна так ромашка!
Свет сапфиров – водосбор!
Их коснуться речью страшно, –
Примитивен слов набор…

Как шиповника я запах
Описáть смогу в словах?
Он увянет послезавтра,
Что останется? – Лишь прах.

Как играет блик от вазы!
И на час не сохраню
Ни росинок в травах стразы,
Ни вечернюю зарю…

Сколько красок, дуновений,
Сколько звуков птичьих нот!
Подожди, постой, мгновенье!
Дай вкусить твоих щедрот!

Прелесть мига тает, тает…
Ах, как часики спешат!
Светотенью обрастает
Восхищённая душа.

Стучит колёсами над речкой
Моя надежда – поезд дальний,
А я, как тот сверчок за печкой,
Затею свист исповедальный.

В нём мало нот и меньше – смысла.
Фантазии бледны одежды:
Идея фикс владеет мыслью,
Свистит сверчок моей надежды.

Уехать прочь, уехать прочно,
Чтоб даже в снах не возвращаться
К отчизне падшей и порочной,
Сбежать, как тать, чтоб не прощаться.

Забыть, не помнить, не страшиться
Венков чужбины новых терний:
Случится то, чему случиться.
Везде, где жизнь, закон – терпенье.

Манят мечтой другие страны,
Где мнится рай в тени оливы,
Где, мнится, я счастливей стану,
А надо б всё же – терпеливей.

Ко всем довескам и издержкам
Добавится и ностальгия.
В мечтах мы все сильны и дéрзки,
Да в жизни, жаль, совсем иные.

Терпение, мой друг, терпенье.
Мечта в открытках лишь красива.
Проси, чтоб дал Господь смиренье,
А крест, поверь, он даст по силам.

Как тонкá нить здоровья и жизни:
Вот вчера лишь была, нынче – нет.
Голод, мор и земли катаклизмы,
И камéнья сизѝфовы лет.

Ты живёшь, набирая стеченье
Обстоятельств судьбы роковых –
И годов не предвидя мученья
То тридцатых, то сороковых.

И доверчиво вторя кукушке,
Ты себе начисляешь года,
Но одни, глядь, «кукуют» в психушке
И других укатала беда.

Боже! Боже! Твой перст нам неведом,
В планах неба намечен пунктир,
И влеком всяк судьбой к своим бедам, –
Неподвластны нам Неба пути.

Ко искусу души испытанья:
Где ни глянь – всё кресты да кресты,
И не терпит брань духа роптанья,
Коль креста удостоен и ты.

Все с крестами, мы все кавалеры
Орденов от судьбы и беды.
И свои Водолеева эра
Нам готовит кресты и суды.

Луг не брит, не стрижен и не кошен,
В бородавках из кротовых куч.
Он, как дом ничей, теперь заброшен,
И открыт для всех дождей и туч.

Конский щавель выбросил метёлку.
Пýрпуром мелькнёт в тени кипрей.
Репешóк уже колюч, как ёлка.
Колоском кивает нам пырéй.

Подмарéнник солнечно–медовый,
Словно призрак, дымкою встаёт.
Днём раскрыв цветок свой мотыльковый,
Синий цвет цикорий в зелень льёт.

Светотеней яркие полоски,
Дух от трав и ягодный настой.
Бирюза небесная стрекóзки
И рубины ягод под листвой.

Горьковатый запах зверобоя.
Земляники пахнущий пучок.
Замер и глядит на нас с тобою
С паутинки светлый паучок.

На листке улитка, спрятав рóжки,
Часть листа объев, в спирали спит.
Комары зудят и скачут блошки.
Шмель мохнатый на цветке сидит.

Травяным клопом запáхнет резко. –
Вот кто съел кусочки земляник!
Ах, как нежелательны довески
К лету–раю, да никак без них.

Подорожник выставил ладошки:
В капли радуг собирает свет.
Стебель пижмы в мошках, будто в брошках.
Пара бабочек танцует менуэт.

Донник выше мыслимого роста
Вымахал, сияющий, стоит:
Словно в храме праздничная роскошь –
В сотни свечек светится–горит.

Розовые клéвера головки,
Рдеют ярко звёздочки гвоздѝк, –
Для пчелы нехитрая уловка,
Чтобы вновь и вновь цветок возник.

В крáпинку жучок в чертополохе.
Муравьиный холм кипит трудом.
Птиц внезапный вспорх, переполохи.
Ужик, уползающий в свой дом.

Это лето, это зреет лето.
Солнце тянет огненный свой плуг.
Это было… было в жизни где–то:
Радость, рай и земляничный луг.

По утрам я цежу тишину,
Пью её по глоточку, смакуя.
Лень себе не вменяю в вину,
Ни о чём не грущу, не тоскую.

Созерцанье для нас просто блажь:
И ментальность не та и порода.
Суеты и болтливости стаж
Упраздняет порой лишь природа.

Когда слушаешь шелест травы,
Шёпот ветра и вод водоёма,
Затихает «базар головы»,
И душа кем–то тихим ведóма

В тот волшебный чарующий край,
Где нет места тоске и печалям, –
В воскрешающий солнечный рай…
Тихо плещет вода на причале.

С ивы каплет на мостик слеза.
Водомер на конёчках промчится.
Золотая слетит стрекоза
На цветок кое–чем подкрепиться.

Что–то шепчет на вóду тростник,
Головою лохматой кивая.
В глубине бьёт холодный родник,
И вода дышит, будто живая.

Бархат свой набирает рогóз.
Элодéя сквозь сумрак чуть светит.
Запах свежий озона и гроз
На волне донесёт лёгкий ветер.

На мостках у прозрачной воды
Вспомню я про буддистов–японцев,
Что умеют сквозь сумрак беды
Видеть тихую радость и солнце.

Вот опять стали слышны шумы:
Ловят звуки локаторы–уши.
К тишине непривычные мы.
Иль к молчанью болтливые души?..