Иван Бахтин - Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 1

Я жив еще.
             И, значит, мы вдвоем
Опять сегодня в молодость вернемся.
…Над летней Иньвой берегом идем.
Как громко шутим! Как легко смеемся!

Тех песен эхо — у меня в ушах,
Тех споров жар — не стынет под золою!
Мечтали мы, чтоб в жизни каждый шаг
Был новым шагом к звездам над землею.

Как нашей пармы житель коренной,
С открытым сердцем, с дружелюбьем
                                                       братским
Ты спорил о поэзии со мной
На нашем языке, коми-пермяцком.

Ты говорил:
— Послушан-ка, Степан,
Вот ты — поэт и добрый мой знакомый.
А хочешь, я поэму иль роман
Сам напишу — не как-нибудь, на коми!

Нет, зависть сердце мне тогда не жгла,
В широкой парме юности не тесно.
Но что со мной легенда рядом шла,
Мне в эту пору было неизвестно.

Мне было неизвестно, что войной
Ты, как волной прилива, будешь поднят
И очень скоро ждет тебя иной,
Совсем иной и замысел, и подвиг,

Что меж спаленных украинских сел
Вдруг засияет среди истин вечных
Та истина,
               которую нашел
Ты, кровью оплатив ее, разведчик!

И жизнь твоя не оборвется там,
Где смерть ее подстерегала немо,
А по людским отзывчивым сердцам
Ударит, как крылатая поэма.

Пусть говорят —
                    скосил свинцовый дождь…
Но мы-то знаем,
                    мы-то твердо знаем:
Ты рядом с новой юностью идешь,
Зеленой пармой,
                      светлым нашим краем!

Звездочку тучка задела,
Росы роняет туман.
Девушка где-то запела,
Ей отозвался баян.

Ивушка с берега ветки
Тянет к волне голубой…
Если любовь безответна,
Все-таки это любовь.

Пусть разнесут по заречью
Песню мою соловьи.
Если тебя я не встречу,
Значит, не встречу любви…

Когда говорят о России,
Я вижу свой синий Урал.
Как девочки,
Сосны босые
Сбегают с заснеженных скал.
В лугах,
На ковровых просторах,
Среди плодоносных полей,
Лежат голубые озера
Осколками древних морей.
Богаче, чем краски рассвета,
Светлее, чем звездный узор,
Земные огни самоцветов
В торжественном сумраке гор.
Я сердцем все это вбирала,
Свой край полюбив навсегда.
Но главная сила Урала —
В чудесном искусстве труда.
Люблю я огонь созиданья
В суровой его красоте,
Мартенов и домен дыханье
И ветер больших скоростей.
Мне дороги лица простые
И руки, что плавят металл.
…Когда говорят о России,
Я вижу свой синий Урал.

Я в один из самых синих дней
Из загона выпущу коней.
Для отрады,
Не для похвальбы,
Выпущу коней своей судьбы.
Выбежит, игрив и легконог,
Золотого детства стригунок.
Я его горбушкой угощу
И на луг зеленый отпущу.
Явится, внезапный как стрела,
Конь-огонь, не знающий седла.
Серебром уздечек и копыт
Юность моя дробно прозвенит.
Положу я сахар на ладонь:
— На, поешь, мой норовистый конь!
…Выйдет зрелость,
Конь мой коренной,
Крепкогрудый, масти вороной,
Умница, послушный седоку,
Он меня подхватит на скаку.
Дам ему отборного овса
И с надеждой загляну в глаза:
— Конь мой сильный,
Конь мой коренной.
Расставаться не спеши со мной!
У меня есть и четвертый конь.
Он устал от скачек и погонь.
Чуть бредет, недугами томим.
Это — старость. Конь студеных зим.
Но пока еще не время мне
О последнем говорить коне!

В смешных рубашках из холстины,
На вырост сшитых нам до пят,
Лепили мы из желтой глины
Забавных маленьких куклят.
А хлеб,
Он был лишь у немногих.
Разруха.
Голод.
Нищий быт.
У наших кукол тонконогих
Был непомерный аппетит.
И мы на них ворчали:
— Дуры,
Чем вас кормить в конце концов?!
…Лепили детство мы с натуры,
Не зная лучших образцов.

И на току,
И в чистом поле
В войну я слышала не раз:
— А ну-ка, бабы,
Спляшем, что ли!
И начинался сухопляс.
Без музыки.
Без вскриков звонких,
Сосредоточенны, строги,
Плясали бабы и девчонки,
По-вдовьи повязав платки.
Не павами по кругу плыли,
С ладами чуткими в ладу,
А будто дробно молотили
Цепами горе-лебеду.
Плясали, словно угрожая
Врагу:
— Хоть трижды нас убей,
Воскреснем мы и нарожаем
Отечеству богатырей!
Наперекор нелегкой доле,
Да так, чтобы слеза из глаз,
Плясали бабы в чистом поле
Суровый танец —
Сухопляс.

Пусть не в меня в прямом бою
Вонзался штык чужой огранки,
Прошли сквозь молодость мою
Года
Тяжелые, как танки.
О трудный марш очередей
За хлебом,
Клеклым от бурьяна,
И над молчаньем площадей
Суровый голос Левитана…
А дети в ватничках худых,
А вдов опущенные плечи!
Нет горше будней фронтовых,
Но эти —
Вряд ли были легче…
Ты знаешь это.
Ты видал
Цеха бессонные, в которых
Из гнева плавился металл,
А слезы
Превращались в порох.

Пуля,
Жизнь скосившая сыновью,
Жгучей болью захлестнула мать.
Некого с надеждой и любовью
Ей теперь под кров свой ожидать!
От глухих рыданий обессиля,
Задремала.
И приснилось ей,
Будто бы она —
Сама Россия,
Мать ста миллионов сыновей.
Будто в поле,
Вихрем опаленном,
Где последний догорает бой,
Кличет,
Называя поименно,
Сыновей,
Что не придут домой.
Беззаветно храбрых и красивых,
Жизнь отдавших, чтоб жила она…
Никогда их не забыть России,
Как морей не вычерпать до дна.
…Снег дымится.
Он пропитан кровью.
Меж убитых тихо мать идет
И с суровой терпеливой скорбью
В изголовье
Вечность им кладет.
А в душе не иссякает сила.
И лежит грядущее пред ней,
Потому что ведь она —
Россия,
Мать ста миллионов сыновей!