Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Крылатый холод бродит в вышине,
И с каждой ночью лик луны бескровней,
И с каждой ночью звездные жаровни
Дымятся злей и светятся вдвойне.

Вселенная на медленном огне.
Тельца горяч хребет, и череп Овний
В Плеядах жарится, и, звезд любовник,
Я в млечном их дыму, и сладко мне.

Ключи стихий во мне журчат бессонно,
Торжественная мощь растет Самсона
Внутри меня и обрастает вне.

И потрясаю я планет стропила,
И вниз на дно летят они бескрыло,
Внизу столетия ползут на дне.

Внизу столетия ползут на дне,
Они зрачками блещут бредовыми.
О, там на дне их вид еще не вымер,
В роскошной размножаясь тишине.

Прошедшее с грядущим наравне
Сосут неисчерпаемое вымя,
И в мраке молнии неуловимей
Гонец судеб на огненном коне.

О, время без конца, змея земная
Тебя короче, но не холодней.
Минувшее забвеньем пеленая,

Мы в страхе ждем неведомых теней,
Они скользят, минуя все преграды,
Как медленные вымершие гады.

Как медленные вымершие гады,
Прилипли к поднебесью облака,
Румянятся их тучные бока,
И перламутра сыплются каскады.

День золотом тяжел и ждет прохлады,
Как освежающего родника,
И ноша солнца к вечеру легка.
О, черный веер, тень моей ограды.

Старинным садом сумрачно расту,
В зеленом сне вдыхаю высоту,
Высоких строк зубчатым частоколом

Я огражден от серой суеты,
И блещет ночь в пруду моем тяжелом,
В густом стекле подводной темноты.

В густом стекле подводной темноты
Почиет непробудное молчанье.
Там черных струй неслышное качанье
И спрутов каучуковые рты.

О, черный ветр, на дне кочуешь ты,
И зреют стрелы бурь в твоем колчане.
С тобою полк имен, однополчане
Твои Христос, и Гёте, и Батый.

Планету все топтавшие копыта,
Поэты, выставлявшие открыто
Сердца и пьянствовавшие с тобой,

И все, что презирали дар пощады, –
Все дно скребут, во мгле наперебой
Хвостами бархатными бьют в громады.

Хвостами бархатными бьют в громады
Невымирающие вечера,
Пестро проходит за порой пора,
Но лики духа никакой не рады.

Ему даны угрюмые отрады.
Он любит угасание костра
И холод звезд… О, будь росой сыра,
Строка моя, в забвение не падай.

Я полон дум холодных и крутых,
Как полон звезд полночный неба бубен.
Змея гремучая мой каждый стих,

Уставился в неведомую глубь он,
И кольца бьют в гранитные пласты,
В крутые неразрытые хребты.

В крутые неразрытые хребты
Я врезался платиновой киркою,
Я глыбу ночи подыму строкою
И кину с раскаленной высоты.

И змеи звезд, и звездные кресты
Посыплются толпою колдовскою,
Вселенные запляшут подо мною,
Как пляску смерти, пляску красоты.

Я руки вытяну, как тот возница,
Который мир везет, который снится.
О, конь космический, он никому

Не подчиняется… Как луч, горюч он,
А я горючей озаряю тьму,
Я к розовой скале давно прикручен

Я к розовой скале давно прикручен
Окаменелыми цепями строк.
Я вырваться хочу, но дремлет рок
И непробудны кварцевые кручи.

И коршун вдохновения могучий
Рвет печень мне, и золотой кусок
Горит над бездною недолгий срок
И рассыпается звездой падучей.

Крылатый холод бродит в вышине,
Внизу столетия ползут на дне,
Как медленные вымершие гады

В густом стекле подводной темноты
Хвостами бархатными бьют в громады,
В крутые неразрытые хребты.

Дал я клятву Ганнибала
Звездным холодом пылать,
Чтоб сиянье колебало
Нескончаемую гладь.

В карусели зодиака
Я кружусь мильоны лет,
Я ищу иного знака,
Псы летят за мною вслед.

Пустота эфира мглиста,
В золотые времена
Там в Медведицу Каллисто
За любовь обращена.

И от вечности немея
И бледнея как роса,
Там супруга Птоломея
Распустила волоса.

Испепеленные спирали,
Пути стремительных светил,
В моем вы сумраке сгорали,
Когда я смертной славе мстил.

Купались тени в мутной Лете,
А я ступал по трупам скал,
В толпу тоскующих столетий
Лучи мой череп испускал.

Там, от кружения земного
Косматым пламенем вспылав,
Народы падали и снова
Вставали из остывших лав.

И полный струн и онемелый
Я временем в пространство рос,
Ветвями пальмы и омелы
В душе стеклянной цвел мороз.

И я не мрамор брал паросский,
А тот старинный минерал,
Что днесь ломают все подростки,
Четырехстопный ямб я брал.

Богов ночных воспойте, ямбы,
Богов, несущих тьму и смерть,
Злой Ариман у персиян был,
У черемисов Кереметь.

Испортил он творенье Юмы,
Охаркал человека он,
И оттого такой угрюмый
У человека смех и сон.

И, на раздвинутые скулы
Глаза больные оперши,
Проносят сумрак свой сутулый
Приземистые чуваши.

И золотых татар жесточе
Лучи грозы и благодать,
И то, что в звездном многоточьи,
И грамотным не разгадать.

Я вью строфу, я существую,
Плыву в густую синеву,
Волну прилива мировую
Я вдохновением зову.

Ее извивы расплетаю,
Снимаю пенистый покров
И вновь плыву в ночную стаю
Развеселившихся миров.

И ты вокруг меня сверкаешь,
Моя пернатая душа,
Твоя торжественность такая ж,
Как у созвездного ковша.

Он чрез пятьсот веков согнется,
И звезды спутаются те,
В снегу которых кони солнца
Нас мчат, замерзших в темноте.

Но я сейчас ловлю осколки,
Всю пыль миров я соберу
На лезвие улыбки колкой,
Лукавство звезд предам перу.

Там в зеленом эфире, в огромном гареме,
В пестром шуме вселенского джаца,
Под шипение солнц, под жужжанье комет,
С кастаньетами лун, раздробляющих время,
Золотые планеты кружатся...
Кто же, кто ж в том раю Магомет?

Не мудрец, не жиреющий сын Эпикура,
Что глотает шампанского жемчуг
На той бочке, где спит Диоген с фонарем,
Не наместник Петра, чья тиара как венчик,
А под ризой звериная шкура,
Не искатель миров – астроном.

А все груди планет обжигающий разом,
Как хохочущий бог многорукий,
Из-под ада поднявший свой странный берет,
В майский вечер вплетающий осени муки,
Под копыта бросающий разум
И всегда одинокий – поэт.