Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Там в зеленом эфире, в огромном гареме,
В пестром шуме вселенского джаца,
Под шипение солнц, под жужжанье комет,
С кастаньетами лун, раздробляющих время,
Золотые планеты кружатся...
Кто же, кто ж в том раю Магомет?

Не мудрец, не жиреющий сын Эпикура,
Что глотает шампанского жемчуг
На той бочке, где спит Диоген с фонарем,
Не наместник Петра, чья тиара как венчик,
А под ризой звериная шкура,
Не искатель миров – астроном.

А все груди планет обжигающий разом,
Как хохочущий бог многорукий,
Из-под ада поднявший свой странный берет,
В майский вечер вплетающий осени муки,
Под копыта бросающий разум
И всегда одинокий – поэт.

Ты шерстью грубою покрыта,
О, муза дикая моя,
Медузы медные копыта
И каждый волос как змея.

И оттого передо мною
Не скот, не люди, не трава,
А раскаленные от зною
Окаменелые слова.

В молчанье кованном и строгом,
Не зная горечи земли,
Они легли по всем дорогам,
Где легионы дней прошли.

Я собираю их и сею,
Но урожай не нужен мне.
Молюсь я смелому Персею,
Чей меч не меркнет в вышине.

Я полон тяжестью печали,
Убил я друга наповал,
И с теплым грузом я отчалил
От скал, дробящих мощный вал.

Я в даль плыву, пою о друге,
Целую воск его чела,
Колышет нас простор упругий,
В обоих нас вползает мгла.

Нам снится то, что было где-то,
Но что еще не умерло,
Вода мерцанием одета,
Мы чуем холода тепло.

И слышим долгий гул пучины,
Кричит придушенное дно,
И видим звезд зверинец чинный,
Где Льву спокойствие дано.

А позади туман и ужас,
Там всё, что кормит мглу и смерть,
Там призраки, пыхтя и тужась,
Грызут некованую медь.

Я вылезал с трудом, был узок
Проход, и был мой череп смят,
Овен свой розовый огузок
Палил на угольях Плеяд.

Кипела кровь Альдебарана,
По скулам вечности седым
Звезды Мицар двойная рана
Неукротимый стлала дым.

В мильоны солнц вспухал Дорадус,
Лишь наша лысая луна
Мороз понизила на градус
И ластилась к стеклу окна.

Я закричал тогда сильнее,
Вокруг обрадовались мне,
А я, от ужаса синея,
Внимал зажженной вышине.

Пусть вечер серебряной саблей
Звенит над моей головой,
Лишь весело будет осклаблен
Лирический рот бредовой.

Я знаю, луна не зарежет
Холодной улыбкой стальной,
Пусть звезд раскаляется скрежет
В пуху голубом надо мной.

Они кровожадны и мерзки,
Светила жестоких небес,
Лучи – золотые стамески,
Чтоб мрак в мою душу залез.

И что ему бешеный окрик
И звон самородка-строки,
Я сам от росы его мокрый,
И кормятся мраком зрачки.

Лишь тот, кто волны ночи ловит,
Качает скуки медный лед,
И мрак тяжеле и лиловей
Тому, кто луч в пространство шлет.

Лишь пыль мгновенная дневная
Клубится, пляшет на пирах
И, меди вечности не зная,
Проходит легкая как прах.

О, жестокое древнее слово,
Ты как колокол крикнуло: будь!
О, зачем во вселенной лиловой
Разбудило ты медную грудь?

Всё равно буре радости пестрой
Не дано по планетам шуметь,
И недаром как нежные сестры
Обнимаются мудрость и смерть.

Есть поющие солнце поэты,
Есть поэты, поющие тьму,
Одинаково ими воспеты
Их орбиты в первичном дыму.

Но как ужас грозы предзакатной,
Как Рембрандтовское полотно,
Где веков побуревшие пятна,
Вдохновенье поэта темно.

О, время радостного лова
Прекрасной дичи в камышах!
Изранена о когти слова
Неосторожная душа.

Куда? За белых облак кручи,
За миллионы лютых верст?
Там шоколадный мрак прикручен
Колючей проволокой звезд.

И во вселенной всюду, всюду
Зовут и блещут острия.
И слышно эхо: буду, буду, –
В прохладной роще бытия.

Светло в янтарной клетке тела.
Там одиночество мое
Зрачками страсти заблестело
И озарило бытие.

В глаза смотрите, изуверы.
Я веки подыму теперь.
Там за решеткой бродит серый
Тоскующий по воле зверь.

Он жаждет вырваться из плена,
Чтоб выть под желтою луной.
Но всюду, всюду во вселенной
Капканы звезд и крик земной.

Друг сказал: возьми алмазы,
Что поярче и крупней,
Пусть дивится мир чумазый
Чистоте живых камней.

Друг сказал: стихи печатай
Те, что блещут как гроза,
Те, что радугой струйчатой
Наполняют вдруг глаза.

И тогда сказал я другу:
В синь ночную ты взгляни,
В бледно-пламенную вьюгу
Там планет сплелись огни.

В сонме солнц, поющих внятно,
Под свирепый свист Плеяд
Там вселенных бледных пятна
Еле дышат и горят.

Потому порою скупо
Луч я прячу, прячу дрожь.
На глубокий звездный купол
Должен сборник быть похож.

Гордое слово на пытку готово,
Пытку забвения в мути времен,
В горестной гибели звука литого
Сдавленный плач, и палач заклеймен.

Вот почему сотворенный из слова,
Мазанный грязью бальзамов и мирр,
Липкий и скрюченный, в лаву былого,
В звездное пламя закутался мир.

Мы руки оторвем от липких лир,
Узнает мир, что песни наши тленны,
Нас обольет невидимый эфир,
Прозрачный жир откормленной вселенной.

Мы отойдем как отходили все,
Что в крыльях мрака прятались и пели,
Возничий будет мчать нас по росе,
Храня наш трепет в пламенной Капелле.

И в ночь, окованную тишиной,
От времени она испепелится,
И на пустынной плоскости земной
Неровным льдом застынут наши лица.

Это музыка прелюдий
Пред концом, началом пред.
Электрические люди
По планетам сеют бред.

Электрическое мясо
По костям бежит как звук.
Тел жестокая прикраса,
Пары крыл бесперых – рук.

Толстый студень атмосферы
Рассекают топоры,
В черепах смеется серый
Сумрак мыслей – мошкары.

Мозг – извилистое масло –
Мутно горкнет в черепах,
Это музыка погасла,
Горькой мутью свет пропах.