Всеволод Емелин - Götterdämmerung: cтихи и баллады

Дожидаясь рассветного часика
Средь похмельной моей бессонницы,
Я читал блог ходячего классика —
Стихотворца Бориса Херсонского.

Как там в Грузии на фестивале
Среди пальм и столов накрытых
Жирно потчевали хинкали
Знаменитых русских пиитов.

Там в бассейнах плескались форели,
Их ловили, варить несли.
Как увидят, блядь, посинели,
Заливали в уху “Шабли”.

Жрали блюда деликатесные,
Пили весело и легко.
А вокруг их ансамбли местные
Танцевали им “Сулико”.

Их встречали послы и епископы,
Им устраивала там шоу
Прогрессивный поэт тбилисский
Пресловутая Кулешова.

Подливали им “Цинандали”,
Щедро мазали им повидло.
Меня, правда, туда не позвали,
Так как я — бездарность и быдло.

Раньше лишь Евтушенко так где-то
Принимали в Советском Союзе.
И поэтому все поэты
Были в данном конфликте за Грузию.

И не надо о пятой колонне,
Я вам правду открою простую —
Всем известно, кто девушку кормит,
Тот в дальнейшем ее и танцует.

Это ж надо быть негодяйкой,
Чтобы шавкою, полной злости,
Грозно скалится на хозяйку,
Угостившею вкусной костью.

И не то чтоб “Давить их, гадов,
За измену Родине-маме!”
Я к тому, что “Кормить их надо!”,
Как в какой-то старой рекламе.

Я поэт, по мозгов квадратам
Могу жарить похлеще “Града”.
Только, если нету зарплаты,
На хера мне все это надо?

Мне же, блядь, от родимой власти
И стакана-то не налили,
Но сто раз в милицейской части
Оставляли следы на рыле.

Сотни лет поэты с поэтками
Харчевались не очень густо,
Но всегда имели объедки
Со стола царя иль курфюрста.

Отнесись к ним по-человечески,
Заплати по 2000 долларов,
И поэты врагам отечества
Разобьют их собачьи головы.

Мы б эпитеты подыскали
Посильней чем “Мочить в сортирах!”.
Нет, не зря нам товарищ Сталин
Выделял на Тверской квартиры.

А пока вы жидитесь дать бабки,
Господин президент и министры,
Будут русские Гомеры и Петрарки
Сплошь агенты империалистов.

Если уровень жизни поэтов
Вы не сделаете достойным,
Все просрете, также как эту,
Информационные войны.

Где Шурик ездил на осле,
В блокнот записывая тосты,
Там смерть стоит навеселе,
Чтоб ямы вырыть всем по росту.

Где Вицин в лесополосе
Сидел в засаде с Моргуновым,
Спит БТР возле шоссе.
Являясь коллективным гробом.

Легли на цинковые полки
И больше не сопротивляются
Студентки вузов, комсомолки,
Спортсменки, местные красавицы.

Прекрасны древние обычаи,
Их чтут воинственные горцы.
Сказала маленькая птичка:
“Я лично полечу на солнце”.

А я седая, злая шавка
Хуячу по клавиатуре.
Но птичку жалко, птичку жалко.
И я рыдаю, словно Шурик.

Вокруг одни козлы, ващще
Жизнь человеческая похуй[9],
При Леониде Ильиче
Жилось, конечно, очень плохо…

Простите мою грубость, братцы,
Нам эта фраза всем знакома:
“В моем доме не выражаться!”
Да только нету больше дома.

Грустит в горелом Гори Сталин,
На бирже паника в пизду…
Похоже, скоро нам настанет
Бамбарбия и киргуду.

Не отпускают Бахмину на УДО,
За окнами холодно, ветрено, сыро.
А мы все сидим не то в ожидании Годо,
Не то сообщения о смерти товарища Ким
                                                    Чен Ира.

Вы верите в добрые чувства?
Очкастые важные дяди.
Никого они не отпустят,
Но многих еще посадят.

А сколько раз нам говорили,
Мол, совершенно ясно,
Что типа уже в могиле
Комерада наш Фидель Кастро?

А он до сих пор живет
Назло империалистам.
А я ведь родился в тот год,
Когда они свергли Батисту.

На счастье или беду
К недостижимой цели
Полвека по жизни иду
Я в одной шеренге с Фиделем.

Сколько стихов прочитал
Я в поддержку Чили и Кубы,
Сколько ковров заблевал
Я ихним “Гавана клубом”.

Да раньше я склею ласты
Под яростный крик вороний,
А Ким Чен Ир и Кастро
Нас всех еще похоронят.

Не колокол языкастый
По мне прозвенит, а бубенчик.
Обрадуются педерасты —
Одним гомофобом меньше.

Солидные люди скажут: “Издох
Лузер и неудачник.
Злобный, завистливый лох,
Собаке и смерть собачья”.

В каком-то давно забытом году
Все уже это было,
И здорово напоминает пизду
Разрытая свеже могила.

Воткнут по краям из пластмассы цветы,
И, может быть, пару слезинок
У ямы неровной вдруг выронишь ты
На чавкающий суглинок…

А, может, ну его к чертям собачьим, этот
                                                  праздник?
Понавезут в Москву ментов и всяких
                                                     “Наших”,
Впихнет ОМОН в зашторенный свой
                                                   ПАЗик,
А там уже конкретно отъебашат.

И в день, что важно так провозгласили
Согласия, блядь, днем и примирения,
Менты бьют граждан по всей матушке
                                                     России
И пиздят деньги из карманов населения.

Под низкими слепыми небесами
Подгнило что-то в русском государстве.
За это ль отдал жизнь Иван Сусанин?
За это ль бились Минин и Пожарский?

И ведь тогда на Земском на Соборе
Для всех людей создать хотели царство.
А нынче для трудящихся здесь — горе.
А счастье для ментов да пидарасов.

Ах, оставьте мои гениталии,
Я сегодня к любви не готов.
Я взволнован судьбою Австралии
В свете быстрого таяния льдов.

Я встревожен немыми угрозами,
Что сгущаются в небе пустом
Над ехиднами и утконосами
И над знаменем с Южным Крестом.

Мы и так уже столько просрали,
А теперь еще эта проблема —
Со дня на день затопит Австралию
С кенгуру и со страусом Эму.

Дни прощания, видно, настали,
Допиваю паленую водку.
Никогда там, в далекой Австралии,
Не обнимет меня антиподка.

Зря завидовал в Электростали,
Как завидует пешка ферзю,
Я тому, что в далекой Австралии
Проживает боксер Костя Дзю.

Ледники Антарктиды подтаяли,
Повышается уровень вод.
Не забудет несчастной Австралии
Всеотзывчивый русский народ.

Ах, Австралия — бывшая каторга,
Так сумевшая нынче процвесть,
И пускай она ниже Экватора
До нее все же дело нам есть!

“Стигматизированные меньшинства”
Учат нас, тупых натуралов и автохтонов,
Что задача поэта — “приращение смыслов”,
И что даже макаронные фабрики заточены
здесь под производство патронов.

Вышел на улицу. Голая черная земля,
Из нее торчат бессмысленные деревья
                                          без листьев.
На дворе декабрь. Температура +10, бля.
Леса лысы. Леса обезлисили.

Что же пишут в газете, в разделе “Из зала
                                                      суда”?
Сын генерала отпиздил мента, сломана
переносица.
Дай-то Бог, чтобы это была самая большая
                                                          беда.
Зато в Перу Великий Инка наградил
президента орденом Бога Солнца.

По дороге к метро не встретил ни одного
                                          русского лица.
Я не расист. Знаю, столица нуждается
                                      в трудовых ресурсах,
Но почему-то не оставляет ощущение
                                                 пиздетца,
Одновременно с уверенностью, что мы
движемся правильным курсом.

Там, где была душа — только усталость
                                              и страх,
И лишь тревога одна где-то на дне
                                               копошится,
Что эти люди, говорящие на гортанных
                                              чужих языках,
Ох как когда-нибудь выебут
“стигматизированные меньшинства”.

Мой же русский народ в сотый раз замирил
                                                      чечен.
Он победил грузин. Он великий воин.
Все нормально, Россия встает с колен.
Я спокоен. Вы слышите, блядь? Я спокоен!

Поэты послушно сидят, “приращают
                                                 смыслов”,
Патронные фабрики заняты производством
                                                    макаронов.
“Дайте водки два ведра и коромысло!” —
Как сказал знаменитый Андрей Родионов.