Евгений Плужник - Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Ой упало солнце в яблоневый сад,
В яблоневый сад моей возлюбленной,
И вечерний свет свой мягко расточает.
Отчего же не могу я за солнцем устремиться,
К возлюбленной моей наведаться,
Упиться белым цветом яблонь?

На востоке рано звездное пламя
Зардеется золотом веток,
Вспыхнет огнистой листвою,
И повеет на меня ароматом,
Чистым запахом цвета яблонь
Из далекого сада моей возлюбленной.

Вернулись стаи голубей,
Встал мирный вечер возле хаты.
Уйди от будничных скорбей:
Вернулись стаи голубей,
Стал сизый вечер голубей,
Листва не ведает утраты…
Вернулись стаи голубей,
Встал мирный вечер возле хаты.

Черешневые ветви вдруг
Прошило полосою света:
Дню гибнуть вовсе недосуг;
Черешневые ветви вдруг
Вплывают в лунный полукруг.
К планете близится планета.
Черешневые ветви вдруг
Прошило полосою света.

День холодный, хмурь и сон.
Не шумит шумливый клен.

Взгляд весны, а в нем печаль.
Лес во тьме, немая даль.

Сумрак юного чела
Тень летящего орла.

Чем сильнее ты дохнешь,
Тем нежнее обовьешь.

На тропинках потайных
Буду я у ног твоих.

Мак зашепчет: день люблю.
Я откликнусь: мир люблю.

О, повей же, ветровей,
Молодым огнем овей.

Милый взор, в такие дни
Оживи, воспламени.

Ночь голубая
В сонном тепле.
Ночь засыпает
В липовой мгле.

Темной аллеей,
Смутный, иду.
Дух тополиный
Веет в саду.

Месяц подернут
Дымом седым.
Зверь в человеке
Сгинет, как дым.

Землю украсят
Иные сады.
Новых существ
Мы увидим следы.

Будет им внятен
Шелест реки.
С тюрем они
Посрывают замки.

Дух тополиный
В теплой дали
Им перескажет
Повесть земли.

Темной аллеей,
Смутный, иду.
Дух тополиный
Веет в саду.

Утро снимает
Тонкие ткани тумана.
Пахнет черешней,
Белой черешней.

К самому дому
Вьется садами дорога.
Как же глаза твои
Юно светились!

Иду садами,
А память полна тобою.
Пахнет черешней,
Белой черешней.

Настанет печальный мой день —
Отлечу, отключусь от костра бытия,
Что взметнулся так рьяно,
Так чудесно раскрыл
Свой порывистый, чистый огонь.
Для меня ты погаснешь,
Мир пристрастный, прекрасный,
Ненаглядный мой мир.
Бурнопламенный и пьянящий.
Не буду я листиком с древа,
Травинкой, лишенною слова,
А буду как сонный гранит
Над ропотом вод беспокойных,
Замкнусь я в молчании тяжком.
Сольюсь с несказанною мыслью
В великом, во всем…
Буду как сонный гранит.

Одна Марийкою звалась, другая Стефкой,
Как островок горошка голубого
На житном поле, так цвели они,
Девичьи дни свои перемежая
Печальной песней Украины.
И вот я вновь в родном селе.
Село мое, что сделалось с тобою?
Померкло ты, завяло, помрачнело.
Лежишь в яру, осенняя листва
Тебя, как гроб забытый, засыпает.
Марийки нет. Нет темной сини глаз,
И нежности девичьего чела,
Простой косынкой оттененной,
и жестов быстрых, сильных и упругих, —
Погасло все и скрылось под землею.
А Стефку видел я. Бледна, увяла.
Она держала у груди младенца
И говорила: «Гляну на него —
А он такой румяный, как калина.
Иль это так Господь ему дает?
Ведь послезавтра будет ровно месяц,
Как в доме нашем нет ни корки хлеба».
Заплакала, склонилась над младенцем.

Дол вечерний скрылся в дымке робкой.
Иней занавешивал сады.
От источника тенистой тропкой
Ты спускалась с кружкою воды.

Потянулся я к тебе, подружке.
Видел взгляд твой сумрачно-немой.
Сломанным лучом светился в кружке
Невидимкой месяц молодой.

Голубыми глазами
В небеса устремилось дитя.
Голубыми путями
Жизнь отходит, над миром летя.

Нет того необъятного сада,
Что клонился-шумел до меня,
И порубаны вербы, — досада,
Сестры берега давнего дня.

Нет того необъятного сада,
И в развалинах дом мой родной,
И заря не играет багряно
Над отцветшею старой стрехой.

И в заречных просторах забыто,
Как звалась родная семья,
Знать, и камень разбит одинокий
Там, где матерь рыдала моя.

Голубыми глазами
В небеса устремилось дитя.
Голубыми путями
Жизнь отходит, над миром летя.

Идут верхи дерев
За отсветом к восходу.
Шумят верхи дерев
На лето, на погоду.

Гляжу, как юный лев
На стежку перед хатой
Ложится, раздобрев,
Так сановито-сыто,
И лапою мохнатой
Он упирается о плиты.

Цветут верхи кустов
И смотрят за ограду,
Идут ряды кустов
Уверенно по саду.

Я двери распахнул
И вижу — от порога
Из темени дорога
На светлую примету
Выходит, дело к лету,
И веет запахами стога.

Он в угле весь, распродан уголь весь,
Поужинал, купив вина и хлеба,
И прикорнул он на возке дощатом,
Конь терпеливый посмотрел безмолвно
И ну бурьян пощипывать пожухлый.

Поедет в полночь. Далека дорога.
Низина, темень, камыши, туманы,
И ребра белые горбов песчаных,
И в отдаленье конопляный дух,
И ночь, и одиночество безбрежны.

К рассвету переедет через греблю,
Потом он въедет в узкий переулок,
Застоянную всколыхнув теплынь —
И конь заржет, и загремит задвижка,
Послышится с порога: «Это ты?»

Когда ты была со мною, лада моя,
Был тогда истинный лад,
Как солнечный сад,
А теперь раскололся мир, лада моя.
Встала меж нами разрыв-трава,
Разрыв-трава высоко растет,
Разорвала ночи и дни.
Сперва они были что крылья ласточки:
Верх черный, низ белый, а крыло одно.
Теперь они что расколотый камень —
Колят и ранят, лада моя.

Трудно нести мне времени бремя,
Тоска разрывает мысли мои,
Как буря, швыряется снегом.
Одна снежинка падет на лед,
И ветер гонит ее в далекость,
Другая ложится на берегу
В кованый след копытный,
Разбивается третья о сук.
Трудно нести мне времени бремя.

Я знаю: все умирает.
Цветок в поле.
Дерево в лесу.
Ребенок в городе.
Все умирает, лада моя.
Не в одни двери вводит нас вечер,
Не в одном окне мы приветствуем утро,
И забыл сотворить я сказку.
Пристально я смотрю,
А вижу только видимое,
Только возможное, ой, лада моя.

Мы уж близко подходили к дому,
Как промолвил ты, на редкость тихо:
«Рядом с нами кладбище, скажи-ка,—
Не зайдем?» Окутан полудремой,

Согласился я. Прошли в ворота.
Древние деревья с неохотой
Поклонились. Рута полевая
Пахла, над землею проплывая.

Мы свернули, сели недалеко.
Ты курил, молчал, вздыхая трудно.
Было тихо, сонно, беспробудно,
Лишь кузнечик остро где-то цокал.

Ты сказал: «А правда, здесь так славно?
Я с вокзала по дороге к дому,
Чтобы дух перевести, исправно
Захожу сюда… Не быть ли грому?»

Навалилась туч тяжелых груда,
Гром упал в их темные разрывы.
Встал я… Так недалеко отсюда
Ты лежишь теперь под тенью ивы.