Евгений Плужник - Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Слышишь?
          Мы здесь собрались…
          Чтоб поведать тебе нынче снова,—
Праздник великий грядет.
          Завтра — Пасха, день ясного света.
Степь будет завтра в фату,
          как невеста для свадьбы, одета.
Это ведь значит, вчера
          вновь «На страже поставлено Слово».
Ветер в полях зеленя
          теребит, как весны гобелены,
Чтоб на крыльях поднять
          в бесконечную высь кантилены.
Шляха Великого луч
          вновь пронижет созревшие груди,
Мрак темницы вскричит,
          вознесется в зенит, мир разбудит.
Тайну извечной весны
          передаст нам ширь отчего поля.
Славу Славута катить
          будет буйно от моря до моря.
Лавой, лавою — глянь!..
          Собрались вместе в место мы это:
Праздник великий грядет.
          Завтра — Пасха, день ясного света.

Все было — скиты, клобуки…
И кимерийцы, роксоланы,
Булгары, готы и аланы,
И гунны, и берендюки,
Киверцы, угры и маджары,
Куманы, бастии, авары[9],
Налеты турков и хазар,
И злые полчища татар…
А сколько пронеслось их мимо,
Что шли сюда неутомимо.
И канули в пучине лет —
Их лики, голоса, их след…

          Край не лежал немым и диким,
          Один не стыл, печалью полн.
          Как океан, он был великим
          Простором с колыханьем волн.
          В его путях, в его равнине,
          В груди, могучей и доныне,
          Еще неистовство клокочет
          И буйством дней прорваться хочет,
          Чтоб над степями не затих
          Неугомонный оклик их.

Мираж? Иль сон?.. Копытный стук.
И ржанье. Тень мелькнула вдруг,
И гул шального бега прочь
Умчал во тьму, прорезав ночь…
Еще мгновение — и всюду
Простор полночный отдан люду.
Земля гудит, земля дрожит,
И люд летит себе, спешит,
И путь во все края лежит,
И степь полна немых отар,
Как облаков осенних вал,
Они растут, как из земли,
И — вдруг в немую тьму ушли…

          Минута, две, а может, пять —
          И я в степи один опять.

Лишь я, да степь, да ночь кругом.
Смотрю —
                 тихонечко, тайком
Вон двое напрямик идут.
Куда, откуда, где их ждут?
Дошли и встали у кургана,
Поговорили как-то странно,
И вдруг вдвоем исчезли с глаз,
Как в яму провалились враз…
Возникли вновь, на степь взглянули
И снова в глубь земли нырнули.
Час минул — вновь они уж тут:
Предметы странные в руках,
Оружье, цепи на плечах,
Бокалы, амфоры несут…
И, оглядев простор ночной,
Позвали раз, потом другой,
И — появились кони враз
На этот оклик, этот глас…
Затопало, загрохотало
И — вновь, как прежде, тихо стало.

Горит звезда — зари сестра.
А я иду… Давно б пора
Мне отдохнуть хотя бы малость,
Но где-то тело потерялось.
Как будто гений давних лет
Меня зазвал с собою вслед
                И, крылья дав на час единый,
       Мне подарил полет орлиный.
И вижу я:
               передо мною
Стоит лазурною стеною,
Как бы прозрачный призрак света,
Майдан в сиянии рассвета.
Шлях серебрится. Чинно тут
Стоит какой-то дивный люд.
На поясах — сагайдаки[10].
На копьях — из цветов венки.
И разом темная их сила
Пошла плясать вокруг могилы.
Неясны песни той гурьбы,
Молитвы, тризны иль гульбы,
И гам,
           и звон,
                        и шум
                                    вокруг,
И целый лес простертых рук
Туда, где, каменным, великим,
Бог обращен к востоку ликом.
И сердце веки приподняло,
И на чело рассвет лег ало:
Весь пьедестал его в венках,
А люд — у божества в ногах.
Все разом поднялись толпой
И канули в дали степной.

В тот миг, как даль начнет светлеть,
Кто может запретить мне петь
И этим песням к вам лететь!
Порвать кто сможет хоть одну
Мою из серебра струну,
Что поутру всегда звенит
И вся желанием дрожит,—
Той песней, что спешит создать,
Стострунный ясный день обнять…
                  Восток зарделся. В бездну канул
                  Ночной экран степных обманов.

Где я? В какой я стороне?
Иль грежу вновь, иль снова мне
Степь преподносит дар обманный —
Весь этот мир, как сон нежданный
Пустынь ли, прерий, Дагестана,
Тот сон явился из кургана,
С холодных льдов, с волн океана,
С немых снегов и из предгорья,
С долин зеленых и с нагорья.
О вы, кто канул в дали ясные,
И времени вы не подвластные,
Кому вам в сердце дух мой кинет:
«В степи, в степи, на Украине…»

Не стало небо золотое
С утра стелить коврами хмарь,
Убор полуденного зноя
Вновь гонит прочь живую тварь.
            И Он явился наяву,
            Пронзая кличем синеву:
            «Покличу всех, всех созову,
            Степям
                             я подарю
                                             обновы
            И дам приют здесь тварям новым.
            Серебряный родник дам я,
            В нем отразится даль небес,
            И примут чудный злак поля,
            И степь увидит мир чудес».

А степь в свой час плодов лишилась,
Сухой ковыль и тот зачах,
Земля в уродстве обнажилась,
И в наготу вселился страх.
            И Он пришел, и в кличе воля:
            «Тут будет плод, как был всегда.
            Я наготу укрою поля,—
            Здесь будет зелень и вода.
            Походкою — тяжелой, странной,
            Я проложу межу в пыли
            И залечу земные раны,
            Нагнется колос до земли».
            И приняла степь знаний силу:
            Где пролетал ширококрыл
            Среди майданов и могил,
            Срывая росы с трав, ветвей,
            Летун костлявый — суховей,
Там серебром взметнулись воды,
В них отразилась даль небес,
В полях — невиданные всходы,
И в степь явился мир чудес.
Походкою — тяжелой, странной,
Вел трактор борозды в пыли,
Земные залечились раны,
Склонился колос до земли.
И твердь земная расступилась,
Явив всем тайну, свет надежд.
И все, что грезилось и снилось,
Оделось в радужность одежд.

Вечерних жертв курился дым,
Рыдали жители селений,
И перед господом своим
Пророк Ездри встал на колени:

            «О боже правый! Грех наш лих,
            Он с прошлых лет простерт над нами.
            Наш край — в ярме владык чужих!
            Их меч над нами, знаки их
            Владеют нашими устами.

            У них в руках — наш труд, наш сон,
            Их мысль, их воля — нам закон.
            В изменах, боже, край наш весь,
            Стыд наших душ достиг небес.

            О наш творец! В сей миг рыданья
            За весь народ и вместе с ним
            Несу все слезы, воздыханья
            Пред алтарем твоим святым.

            Клянусь, что мы свой тяжкий грех
            Замолим, боже, пред тобою!
            Кровь смоем проклятую тех,
            Кто весь наш край обвил тоскою.
            И тех, что нас казнить могли,
            Сметем с родимой мы земли.

            И будет вновь наш край равнин,
            Как раньше, славен и един.
            Обратного не будет хода
            Для душ их проклятого рода».

Народ с пророком клялся весь,
Услышал их господь с небес.