Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Гляни в окно: на берегу ручья
Двух белых бабочек приметил я.

Они порхают мягко через дрок,
Хоть под мостом и притаился рок.

Они не знают никаких дорог,
Но с ними в этот миг порхает Бог.

Над ними дремлет царственный платан:
Он в небо врос, как дантовский титан,

Где тучки на лазурном млеют луге,
Где ласточки в волшебном реют круге...

Там тишина, там синий, синий Бог,
Там никаких не нужно нам дорог.

Повсюду Бог, повсюду святость есть,
В одной душе моей ее уж несть.

Аллея вековых платанов:
Готический собора неф.
Как тело, нежны великанов
Стволы. Заходит неба шеф.
Как кружева из антрацита –
Сплетение нагих ветвей,
Как свод подземного Коцита,
Но близко, близко соловей.
Сквозь черное сплетенье веток
Сверкает неба бирюза.
Вокруг молчанье. Пестрых деток
Из­под земли глядят глаза.
Трава как ярая медянка,
Меж листьев сгнивших изумруд
На солнцем залитой полянке,
И облаков напрасен труд:
Они не скроют прелесть мира,
Горящий пламенем закат,
И всё от солнечного пира
Преображается в брокат.
Смотри, меж бледными стволами
Платанов яхонты горят,
Рубины сыпятся гроздями,
Опалы на ветвях висят.
Обнявшись, мы идем в аллее
С тобой неведомо куда,
И сердце наше роз алее,
И не страшимся мы суда,
Кто б ни был над душой судьею:
Мы после жизни страшных бурь,
Как примиренные с землею,
Глядим в небесную лазурь.
Готические нас соборы
Природы привели к мечте,
И мы, как призрачные горы,
Синеем в вечной красоте.

Улица длинная,
Солнцем залитая,
Рельсы блестящие,
Вдаль уходящие,
Стены горячие,
Тени бродячие,
Жизни повторные
Горести вздорные.
Улица длинная,
Солнцем залитая,
Стоит ли двигаться,
Чтобы пройти тебя?
Есть на пути твоем
Свечка пасхальная,
Башня ведь Джоттова,
Есть и ровесница,
Башня Арнольфова,
Но я устал уже
Жить, на них глядючи.
Мне тут на солнышке
Лучше, чем где­либо,
Около стенки вот
В лучиках радужных,
Будто на плиточке
Мамочки крохотной
В туях разросшихся.
Я постою у ней,
Тихий и простенький,
Словно барвиночек.
Мне хорошо теперь,
Словно я – живопись,
Фреска старинная
В нише готической,
Солнышком залитой,
Словно лампада уж
Подо мной теплится,
Словно цветочки уж
Подо мной пыльные,
Словно уж нет меня,
Духа мятежного,
Слова безбрежного!

Кружатся пламенные сферы
По эллиптическим путям,
Гигантские у них размеры
И ритмы бешеные впрямь.
Сферичны капли дождевые,
И слезы наши, и плоды,
И существа вокруг живые
Из глины, пуха и воды.
Геометрично всё в природе,
Бесформенных созданий нет,
Всё страждущее на свободе
Имеет форму, краски, цвет.
Скромнейший цветик – как орнамент
Из грека творческой руки.
Незыблемый под всем фундамент,
Будь то хоть море иль пески.
Кристаллы созданы, как храмы
Дорийские, на все века,
Как ни были б ужасны драмы, –
И Божия на всем рука.
Материи нигде без духа
Бессмертного не отыскать:
Будь ты хотя бы легче пуха,
В тебе есть формы благодать.
Нет атома в нас без структуры,
Без превращенья в ипостась:
Всё стильно, всё архитектурно,
Везде со всем навеки связь.
И формы нет без геометра,
Как без художника картин,
Как храмов облачных без ветра,
Как рева моря без ундин.
Бог Геометр, Бог Архитектор,
Как ты Его ни отрицай!
Достаточно взглянуть на спектр,
Чтоб отыскать тропинку в рай!

Чужой всему и всем чужой,
Иду я узкою межой
Меж вспаханною целиной
Со сгорбленной от лет спиной.
Через межу свисают глыбы,
Как гадин черные изгибы,
И я с одышкою скачу,
Покрыв рукой души свечу.
И всё вокруг черным­черно,
Как адское у Данта дно.
Лишь кое­где седой ковыль
Да маков цвет, а то всё пыль,
Людская пыль с ярмом идей,
С глазами вяленых сельдей.
Лишь кое­где из­под вериг
Умученных чуть слышен крик,
Лишь кое­где драконов зуб
Торчит из чьих­то синих губ,
А то всё смрадная спорынь
На колосе, куда ни кинь
Усталый от страданья взор.
Но вдалеке меандр гор
И белоснежный горностай
Небесных перелетных стай.
А на горах есть монастырь,
Где спит духовный богатырь,
Сын Парсифаля Лоэнгрин.
Но доползет ли Божий Сын,
Или повиснет на кресте,
В идейной жуткой пустоте?

Небо – бирюзовый полог,
Солнце – пламенный тюльпан.
Спят рои по ульям пчелок,
Спит еще Великий Пан.
Но порхает, как снежинка,
По саду уж мотылек,
Но кружится, как пушинка,
Серый с крыльями зверек.
Словно пьяный, словно сонный,
Он трепещет по аллее...
Вот он, как бесцеремонный,
Чуть моей коснулся шеи,
Вот, как молнией сраженный,
Он упал вдруг на газон
Подле липы задымленной, –
Кончился крылатый сон.
Мы сидели на скамейке,
Пораженные концом
Бедной мышки­чародейки,
Мы склонились к ней лицом.
Бедный серенький комочек!
Обожженные, как спички,
Крылышки, весь в ноготочек,
Жалче всякой мертвой птички.
Смерть получше, чем Икара,
Легче, мягче, словно снег
Вдруг растаял от пожара,
Как от вешних синих нег.
Веточкой ты прикоснулась
С любопытством, но она
Неожиданно очнулась,
Как от тягостного сна,
И изящною спиралью
Взвилась в неба бирюзу,
Опьяненная удалью,
Вызвав у тебя слезу
Радости и восхищенья.
Мы, подобно этой мыши,
Улетим без возвращенья
Скоро к солнышку, – и выше!

Как исполинский в синеве
Столетний палевый платан,
В моей усталой голове
Родной бушует океан.
Там целый лабиринт ветвей,
Как пальцы бледных мертвецов,
Там бисер мечет соловей
И стаи резвые скворцов.
Там волн соленых бирюза,
Там листья, пена, там жемчуг,
Там умиления слеза,
Червленый там с драконом струг.
Мне тяжело вмещать их всех,
И я сжимаю жаркий лоб,
Но раздается жуткий смех, –
И мне плывет навстречу гроб.
Но я его еще страшусь,
Но я его еще топлю,
Хоть с детства я уже не трус
И вечность синюю люблю.
Но ведь она уже и так
Синеет где­то чрез Хаос,
И у меня в душе верстак,
И у меня в душе Христос.
Я с Ним на кедровом кресте
Вишу уже полсотни лет,
Но я служу одной мечте,
Я одинокий ведь поэт.
Целуй меня опять в уста,
Подружка милая моя:
Ты у подножия креста,
Свисает долу голова.
Столетний у меня платан
Бушует в смутной голове,
У ног бушует океан,
Я растекаюсь в синеве.

Как пойманные перепелки,
Что бьются в полотнище клетки,
Чтоб в поле вырваться, как пчелки,
И улететь из страшной сетки,
Так мы до крови бьемся в стены
Своей космической темницы,
Где всё давно без перемены,
Где мы – ночные только птицы.
Что в том, что голубые стены
В темнице нашей, как у звезд,
Когда разбили мы колени
О страшный мировой погост?
Что райские для нас чертоги,
Построенные в небесах,
Когда придуманные боги
У нас, как гири на ногах?
Когда все мысли ухищренья –
Лишь пируэты арлекина,
И чувствуешь до одуренья,
Что всюду вязкая лишь тина,
Что утопаем мы в болоте
Действительности несуразной,
Что из своей, в конечном счете,
Не вылезть шкуры безобразной:
Что фейерверки наши мысли,
Что истин и помину нет,
Что мы над бездною повисли,
Где мрак кромешный, а не свет,
Что изо всех зеркал вселенной
Глазеешь очумевший ты,
Ты, истрион везде презренный,
Твои бесплодные мечты!