Дмитрий Кленовский - Полное собрание стихотворений
333. В апреле
Трава лужаек меж домами
Так по-весеннему нежна,
И только первыми цветами
Нещедро мечена она.
Без блеска, без благоуханья,
Чуть отделившись от земли,
Они на первое свиданье
Ко мне, как девушка, пришли.
Они робеют и не верят,
Что мне понравились они
В нехитрых платьицах апреля,
Дешевым ситчикам сродни.
И все же догадались сами,
Что на Страстной и на Святой
Им лучше пахнуть не духами,
А свежестью и чистотой!
Их сменят яркие подруги,
И будет пышен их наряд,
Они мои наполнят руки,
Но с сердцем не заговорят.
И нет цветений в мире целом,
Что и поспорить бы могли
Вот с этим первым, неумелым
Влюбленным лепетом земли!
1968
334
Почему мы все, придя «оттуда»,
С каждым годом, даже с каждым днем,
Взятое с собой в дорогу чудо
Здесь теряем или раздаем?
Для начала - детских глаз сиянье,
Детских рук доверчивость, а там,
Смотришь, ты уже свое дыханье
С женщиною делишь пополам.
Хорошо, когда за все потери
Ты здесь что-то заработать мог,
Если ты во что-нибудь поверил,
Что-то дал, кого-то уберег.
Если с этим ты уйдешь отсюда,
Будет, может быть, тебе дано
За твое растраченное чудо
Что-то, что дороже, чем оно.
1968
335
Не решай рукою правой
Дело наперед,
Той, что всыпет яд лукавый,
Нож подымет для расправы
И в письме солжет.
А сначала в той, что ближе
К сердцу, в левой, в ней
Взвесь все то, чем ты обижен,
Взвесь, весов верней.
И тогда твоя, быть может,
Правая поймет:
Яд отбросит, нож положит
И письмо сожжет.
1967
336
Асимметри?я окон во дворце
Венецианских дожей, искаженье
Пропорций тел у Греко, на лице
Возлюбленной - гримаса наслажденья;
Челиниевский бронзовый Персей
В зеленоватой плесени патины,
Засилье лебеды в густом овсе,
Пруд, удушенный бархатистой тиной;
Античный торс с отбитою рукой,
Рыбачий парус с пестрою заплатой,
Осенней ночью век кончая свой -
Звезда, срывающаяся куда-то…
Все это чья-то, в сущности, беда,
Изьян, порок, увечье, гибель, тленье...
Но всматриваемся мы в них всегда
С каким-то тайным восхищеньем!
1968
337
Не новых стран иные очертанья,
Не их дворцов и храмов красота -
Меня влекут к себе воспоминаньем
Когда-то мне любезные места.
За все акрополи и пирамиды,
За океаны и за Южный Крест,
За все, что никогда еще не видел,
Я не отдам знакомых этих мест!
Там в первый раз глотнул я ветра с юга
И все тропинки были мне легки,
Там целовала первая подруга
И спать мешали первые стихи.
Там в кабачке сквозь ветки винограда
Пятнало солнце дерево стола
И девушка, скользнув лукавым взглядом,
Вино и сыр мне молча подала.
Вокруг серели пыльные оливы,
Синели флорентийские холмы,
И был я беззаботным и счастливым,
Как в юности бываем только мы.
1968
338
«Она» и «он» - два разных естества,
Таких несхожих, что нельзя представить,
Как могут быть одним вот эти два,
Не лгать притом, не спорить, не лукавить.
А миллионы лет тому назад
Единой плотью были мы, конечно,
И это был наш древний райский сад,
Обитель нашей радости беспечной.
Каким ударом и чьего меча
Мы были так рассечены когда-то,
Что все еще бредем, кровоточа,
И тщетно лечим встречами утрату?
Мой лучший друг! Ведь даже ты не та,
Не часть меня, утерянная где-то!
Вот ты прильнула, и твои уста
Дыханьем жадной близости согреты.
И все-таки, едва ты отошла,
Ну вот на шаг, ну вот на эту малость -
Я чувствую: да, ты со мной была,
Но именно была и не осталась!
Как сочетать двоих в себе одном,
Предельно, навсегда, неотделимо?
Нельзя! Никак! Мы можем быть вдвоем,
Но никогда не сможем стать единым!
1967
339
Конечно же, противореча
Тому, что требует любовь,
Во все былые наши встречи
Боюсь я всматриваться вновь.
Вот так порою, втайне мысля,
Что в них изъян какой-то есть,
Боишься пачку старых писем
И развязать и перечесть.
Что если там в каком-то слове,
В одной из вычеркнутых строк
Такое вдруг предстанет внове,
Что раньше было невдомек?
И жалкий призрак недоверья,
И подозренья, и обид
Прокрадется, не скрипнув дверью,
И все, что свято, оскорбит?
Раз мы от призраков зависим,
Нам лучше их не вызывать:
Ни прежних встреч, ни старых писем
Не перечитывать опять!
1968
340
Мне сладко думать, уходя,
Что кто-то обо мне заплачет!
Ведь если б не было тебя -
Все было бы совсем иначе!
Ну зашептали бы вослед,
Что вот, мол, сожалеем очень,
Что умер неплохой поэт
(Себя уж исчерпавший, впрочем) -
И это все. Но потому,
Что ты светло меня любила
И сердцем к сердцу моему
Прильнула на краю могилы -
Не буду только оскорблен
Вот этим хладным сожаленьем!
Мне будет дан твой вздох, твой стон,
Твоя тоска, твое смятенье!
О, если б я увидеть мог,
Последней близостью богатый,
Твой мокрый, скомканный платок,
В ладони судорожно сжатый!
1967
341
Положено за что-то
Любить своих подруг:
За верность и заботу,
За жадность губ и рук,
За то, что с первой встречи
Она твоей была,
За то, что в темный вечер
К тебе с огнем вошла.
Мой друг! Люблю тебя я
Светло и горячо,
А вот за что - не знаю,
Не распознал еще.
И так ли важно это?
Люблю тебя! - и в том
Вся правда, все ответы,
Все сложное - в простом!
1968
342
Мякоть розовато-золотистая
Свежих фиг на мраморном столе.
В синеватой дымке - даль холмистая.
Кипарисы. Полдень. Фьезоле.
Ты уснула, зноем обессилена,
А в стихотворении моем,
Как ни бился, рифма не осилена
К той строке, где мы с тобой вдвоем.
И зачем ловить неуловимую,
Если в книге радости земной
Ты уже и так, моя любимая,
Хорошо срифмована со мной!
1968
343
Есть в мире яркие цветы,
Есть в мире звонкие прибои,
Но вот ко мне прижалась ты
И заменила их собою.
Ты всю себя дала в залог
За эти радости вселенной -
Была и свежей, как цветок,
И нежной, словно шелест пенный.
И вот не нужно стало мне
Входить в сады, спускаться к морю,
Мечту о далях и весне
Во мне твой облик переспорил.
И я тебе сказать могу:
Как в олеандрах белой виллы
На далматинском берегу -
Мне хорошо с тобою было!
1967
344
Еще за дальними холмами
Не догорели облака,
Но день уже расстался с нами,
Лишь не совсем ушел пока.
Вот так бывает и с любимой,
С той, что как день необходима:
Еще и тронет и прильнет,
Но все бедней прикосновенья,
И знаешь: может, на мгновенье
Еще помедлит - но уйдет.
1968
345