Всеволод Емелин - Götterdämmerung: cтихи и баллады

Ах, грузины, родные грузины,
Ах, поверили вы на хера
Сочинениям Ю. Латыниной
И П. Фельгенгауэра?

Ведь они вам мозги засрали,
Проебали макушки до дыр,
Что, мол, Грузия — это Израиль,
А Россия — арабский мир.

Они роли распределили
На руинах СССР:
Голда Меир, мол, Саакашвили
Ну а Путин — Гамаль Насер.

С грязных русских, чего с них спрашивать,
Они в жизни лишь водку пили.
У грузин же Дата Туташхиа
И Мераб, блядь, Мамардашвили.

Слушай русский, ты не борзей,
За пять дней тебя похоронит
Благородный народ князей,
Режиссеров, воров в законе.

Ох, порвут они русских гопников,
Только прав оказался Лермонтов —
Разбежались грузины робкие,
Оказались грузины нервные.

Людям факты глаза открыли,
И узрел изумленный мир,
Что Насер-то — Саакашвили,
А вот Путин — Голда Меир.

Всюду рвутся снаряды и мины,
Полыхают дома и мосты…
Ах, не верьте экспертам, грузины,
Их базар — это чисто понты.

Провели они вас на мякине,
Лоханулись вы как фраера,
Доверяя прогнозам Латыниной
И словам Фельгенгауэра.

Я и сам хожу весь переклиненный,
Ощущая в макушке дыру.
Я так верил экспертам Латыниной
И П. Фельгенгауэ. ру.

Ах, не верьте, не верьте отныне,
Ах, не верьте теперь ни хера
Сочинениям Ю. Латыниной
И П. Фельгенгауэра!

Либерала “нашисты” поймали,
Был он враг, пидарас и еврей.
Он в надежде на гранты шакалил
У скрипучих посольских дверей.

Он лягался, вцепившись в ограду,
Он грозил, что засудит ребят.
Обещал, что при всех выпьет йаду…
Отвели его в комиссарьят.

Предлагают ему сигарету,
Незатейлив их офисный быт,
Лишь пронзительно Путин с портрета
Прямо в самую душу глядит.

Монитора окно голубое,
Солнца луч меж раздвинутых штор.
И сказал комиссар: — Нам с тобою
Предстоит непростой разговор.

Негламурный, очкастый, небритый,
Ты испуганно в угол не жмись,
Мы ж тебя не бейсбольною битой,
Мы ж с тобой побазарить за жисть.

Для начала ответь мне, очкарик,
За зубами не пряча язык,
Сколько грантов ты щас нашакалил?
40 евро? Навар невелик.

И за эту ничтожную сумму
(Ее нынче и мент не возьмет)
Ты готов хаять нашу Госдуму,
А в лице ее весь наш народ.

Ты пойми, диссидент-извращенец,
Что в дурацком своем пиджаке
Ты не более, чем заусенец
На могучей народной руке.

Никогда б ты не смог, как Есенин,
Пробежать по росе босиком,
И, проспясь в свежескошенном сене,
Похмеляться парным молоком.

Мы студенты, солдаты, крестьяне,
И за нами большая страна,
Нас сам Путин на Красной поляне
Шашлыком кормил из кабана.

Скоро мы переменим гаранта,
Сохранив стратегический курс.
Ты наплюй на иудины гранты,
Обопрись на природный ресурс.

Есть сокровища в недрах подземных,
Нефть и газ есть, и уголь и сталь.
Не шакаль у посольств иноземных,
Не шакаль, не шакаль, не шакаль!

Не щипли ты свою бороденку
И не делай обиженный вид,
Мы найдем те такую девчонку,
Ты забудешь, что был содомит.

И не ври, что мы антисемиты,
Поимей же хоть совесть и стыд.
Щас семиту все двери открыты,
Если только с народом семит.

В телевизоре вечером поздним
Не сочтешь Авраама сынов.
Глеб Павловский, Леонтьев и Познер,
И Архангельский, и Соловьев.

Хочешь — будешь ты доктор-проктолог,
Хочешь — будешь шахтер, сталевар,
Хочешь — будь журналист-политолог
Ну а хочешь — работник пиар.

В наши дни есть в России, товарищ,
Столько важных и нужных работ.
Отчего ж ты упрямо шакалишь
У посольств иностранных ворот?

А какой подаете пример вы?
Чему учите вы молодежь?
Уходи, забирай свои евро…
Хотя нет, евро, впрочем, не трожь.

И когда либерала по трассе
Вез домой мусульманин-таксист,
Пережил он глубокий катарсис
Или как его там, катарсис.

Ощутил он причастность к большому,
Осознал наш стремительный век,
И теперь он ведущий ток-шоу,
А ведь мог бы пропасть человек.

Вести пришли хорошие,
Что 9-го мая
Проедет по Красной площади
Техника боевая.

Помню, малая детка
Вставал я на ранней заре
И шел с папой смотреть на технику
В мае и ноябре.

Ехали трубы длинные,
Отец объяснял — ракеты.
Десантники были в малиновых,
А еще не в синих беретах.

Динозавры из стали,
Помню, под марши бравурные,
Как они скрежетали
У метро “Парк культуры”.

Здравствуй, броня горячая,
Сладкий запах солярки.
Каждый нормальный мальчик
Должен смотреть на танки.

Чтобы сквозь серость буден
Он в сердце своем пронес
Фаллосы их орудий,
Тестикулы колес.

Мы на броню присядем,
Мы отхлебнем из фляги,
Эх, прокати нас, дядя,
До Берлина и Праги.

Я вдыхал этот запах,
Я любовался ими,
Я ходит туда с папой,
Я ходил туда с сыном.

Но дальше каким-то сукам
Стало зачем-то надо,
Чтобы ходил я с внуком
Только на гей-парады.

Плакали люди русские,
Когда по воле Лужкова
Начались на Васильевском спуске
Вместо парадов шоу.

Козлами по сцене запрыгали
Геи и лесбиянки.
Но чем глазеть на пидоров,
Лучше смотреть на танки.

Чем куковать у параши,
Лучше быть офицером,
Лучше шагать под марши,
Чем плясать под фанеру.

И вот снова машины быстрые
В нерушимом порядке
Пойдут, высекая искры,
По гранитной брусчатке.

Пойдут могучие “Грады”
“Смерчи” и “Тополя”.
От грохота наших парадов
Содрогнется земля.

Иверские ворота
Раскроются, словно двери,
И выедет мотопехота
К людям на БТРе.

Люди мотопехоте
Поднесут хлеб-соль с полотенцем,
И настанет в России оттепель
На радость интеллигенции.

P.S. И выбьют пусть на базальте,
Накрывшем мои останки:
“Русский стихослагатель
Пел про русские танки”.

Хрустит на треснувшем бетоне
Под башмаком разбитый шприц.
На позабытом космодроме.
Пьет астронавигатор Пиркс.

Вокруг ржавеют звездолеты,
Шуршат пакеты из-под чипсов,
Дрожит стакан в руке пилота,
Кинжалом в горло входит виски.

Молчит застывший генератор,
Туман вонючий застит звезды.
Простите, астронавигатор,
Что мы умеем только ползать.

Он помнит старт с Альдебарана,
Двойное солнце на Ириде,
Где схоронили капитана.
Никто их больше не увидит.

Когда защита силовая
После атаки отказала
И били лазеры, сверкая
Над морем жидкого металла.

Качали вакуум насосы
Второй пилот кричал: “Спокойно!”
Жужжа, титановые осы
Рвались в отсеки сквозь пробоины.

Сочилась кровь из гермошлема
Не разберешь, кто мертв, кто ранен.
Наружу вырванные вены
Переплетались с проводами.