Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы

Что это? Утро над берегом Рицы
или твои шевельнулись ресницы?

Может быть, собраны чашею скал,
это лишь слезы твои предо мною?
Светится озеро влагой ночною.
Выйди ко мне на лесной перевал!

Буком и ясенем заняты скаты.
Здесь неуместен столетиям счет.
И не состаришься здесь никогда ты,
если приляжешь у берега вод.

Срезал тростник я, и вновь у постели
буду я петь для тебя на свирели.

Озеро так же поет, как и я.
Где ты, моя быстрокрылая птица?
Око природы и мысль бытия —
ждет тебя в скалах прозрачная Рица.

В сердце она уместилась моем
и твоему уподобилась взгляду.
В ней мы сегодня опять узнаем
нашей отчизны красу и отраду.

Небо — лазурно, вода — изумруд.
Слава Абхазии, милому краю!
Около Рицы тебя ожидаю,
все ее тайны откроются тут.

Пухом ланит твоих, бархатом кожи
влага подернута, словно с небес
ринулось в грудь мою, полную дрожи,
лучшее чудо из наших чудес.

Тени сгустились на озере Рица.
Щеки твои побледнели, но я
лишь о тебе продолжаю томиться,
нежная горная птица моя!

Здесь возле буков и ясеней ночи
вечная молодость смотрит в волну.
Дай же и мне заглянуть в твои очи —
в Рицу мою и ее глубину!

Слышишь, липы шумят?
           Старый пасечник трогает соты.
Вдоль Бичвинтской дороги
           зеленая плещет листва.
Над Бичвинтской дорогой
           небес голубые высоты.
Жарким шумом листвы
           я окутаю эти слова.

Слышишь, липы шумят?
           Я присел у забора на камне.
Посредине двора
           блеклым золотом сохнет табак.
Вьются пчелы в листве.
           Принеси же скорее, пчела, мне
Каплю светлого меда,
           чтобы зной ощутить на губах.

Слышишь, липы шумят,
           на душистом ветру зацветая?
В желтоватых цветах
           предо мною они, как в меду.
Заслони же от зноя,
           цветущая ветка густая,
и на пасеку я,
           словно в маленький город, войду.

Слышишь, липы шумят?
           «Здравствуй, пасечник, друг мой старинный,
я с тобой по душам
           толковать дни и ночи могу.
Ты ревниво хранишь
           этот маленький город пчелиный,
другу — сладостный мед,
           и колючее жало — врагу.

Слышишь, липы шумят?
           Мы толкуем с тобой не впервые,
ты и сам, как пчела,
           жгучей жаждой труда обуян,
и навстречу тебе
           дышат медом цветы полевые,
дует ветер с полей,
           возвращаются пчелы с полян.

Слышишь, липы шумят?
           Зноем полдня наполнены соты,
не растаял еще
           под листвой холодок теневой,
но горит ярче солнца
           высокое пламя работы,
и сияньем труда
           городок озаряется твой.

Слышишь, липы шумят?
           Пробудилась трава под ногами,
и на пестрых цветах,
           как на росном лугу косари,
ходят пчелы, гудя,
           и над пасекой вьются кругами.
Все пчелиные улья
           скорей, пчеловод, отвори!

Слышишь, липы шумят?
           Наша пасека солнцу открыта.
Яркий солнечный луч
           на пчелином играет крыле,
ключевая вода
           в деревянное льется корыто.
Будет праздник в селе,
           будет мед на колхозном столе.

Напитай меня сладостью
           родины нашей зеленой,
пусть поющая тень,
           как мечта, прикоснется ко мне.
Что задумался ты,
           старый труженик неугомонный?
Слышишь, липы шумят?
           Слышишь, липы шумят в вышине?!»

Темнеет в тихом море полоса
пред встречей с ливнем, перед самой сечей.
Луна залегла рыбачьи паруса,
и, кажется, горят средь моря свечи.

О чем-то море шепчет в тишине —
не о каких-то ль сожаленьях поздних?
Сомнений волны пенятся во мне…
Да море ль это? Или небо в звездах?

Отправились рыбачьи лодки вдаль,
молчит вода, покуда не коснется
ее заря, и, неба высший дар,
вплывет в рассвет корабль огромный —
                                                               солнце.

Волной отхлыну — поплывет за мной
соленый запах, принесенный бездной,
над морем, над округлостью земной,
над целым миром облака исчезнут.

И корабли я подыму со дна,
и днища их от раковин отмою…
И лапой укрощенного слона —
волной своей — меня коснется море.

Прозрачный тополь на морском прибрежье
напоминает шелестом волну
или, застыв, горит свечою нежной
и задевает ветками луну.

Он замирает, слившись с темнотою,
прислушиваясь к морю, чуть дыша.
Я у окна. Я тоже жду прибоя,
и шумом веток полнится душа.

Взметенный тополь, мой знакомец давний,
ты с морем — два подобных существа!
Волна, как тополь, шелестит о камни,
и, как волна, вверху шуршит листва.

Кто повелел на страже стать деревьям,
пасти хлеба, свершать бессонный труд?
Они закату служат опереньем,
восходу колыбельную поют.

Мне тополь возвращает юность, ниву,
рионский берег, листьев серебро.
Там, где-то в детстве, в юности счастливой,
стан тополя впечатан, как тавро.

Высокий тополь, юности свидетель,
стучится в двери дома моего.
Я слышу шорох. Шапку не надеть ли
и не пройтись ли около него?

Волна лепечет сказки мне у пляжа.
О чем-то шепчет темная листва.
Здесь — тополя, полей цветущих стража,
а дальше море — глубь и синева.

Буйволы — как изваянья.
Буйволы — как валуны.
Щурятся и изнывают
Посреди речной волны.

Снятся им стога, дороги,
Скрип, тяжелая арба.
Снятся беды и тревоги,
Потому что жизнь — борьба.

Вспоминают, как, бывало,
Богатырским батогом
Наводненье их сбивало,
Бычий рев стоял кругом.

Но на это не в обиде
Буйволы-богатыри.
Снятся рощи Чаладиди,
Снятся россыпи зари.

Лист как в обмороке замер,
В ульях сон медовых сот.
Тишина свое сказанье
В бычьей памяти несет.

Буйволы в речной прохладе
Млеют, нежатся, жуют.
Находившиеся за день,
Ноги стонут и поют!

Балахвани, Сапичхия и Орпири —
вы у целого света меня отбили!
Как растили меня,
                             как меня баловали
вы,
     Орпири,
                   Сапичхия
                                   и Балахванн!
Я хочу возвратить с нетерпением, с жадностью
расстоянье меж юностью и возмужалостью.
Я хочу возвратить всё минувшее,
                                                      канувшее,
возвратить запоздало и виновато.
Я хочу возвратить
                              ну хотя бы те камушки,
о которые я спотыкался когда-то…
Я протягиваю к вам руки,
птицы —
               ласточки и пестрогрудки,
к вам, косматые пчелы сытые,
к вам, цветы золотые и синие!
Кем вы,
             кем вы из жизни похищены,
на стога похожие хижины,
фаэтоны высокие, черные,
появленьем авто удрученные?!
Снова слышу я
                        сверстников речи,
снова сети у речки плету
и с тобой ожидаю встречи,
как тогда,
                на Белом мосту…
О, безмолвные узкие улочки!
О, родные мои места!
Здесь раздумья мои,
                                 как удочки,
до сих пор стоят у моста.
Я пришел сюда гостем желанным.
Я за всё,
              в чем ошибся,
                                     прощен.
Я обвит,
              как Риони, туманом
и, как храм Баграта,
                                плющом.
Я хожу,
             улыбаясь,
                             волнуясь,
вновь поверил я в красоту —
и свою уж далекую юность
догоняю на Белом мосту!