Максим Богданович - Белорусские поэты (XIX - начала XX века)

Ой, дайте, друзья,
Мне смычок такой,
Чтоб — коль сгину я —
Пел он сам собой.
Чтобы голос тот
Целый свет будил,
Где народ живет,
Где он жил да был.

Если дуб смычком
Трону вековой,
Темный лес кругом
Запоет трубой,
Той, что божий люд
В наш последний час
Позовет на суд,
Позовет и нас.

Если вдруг смычок
Тронет ель одну,
Я в бараний рог
Синий бор согну,
Чтоб проснулся он,
Чтобы пел, рыдал,
Чтоб наш плач и стон
В том бору стоял.

Березку слегка
Тронул бы смычком —
Плакала б века
Вместе с мужиком;
Чтобы листья в лад
Зазвенели бы
И звончей щеглят
Зашумели бы.

Если тем смычком
Чуть кремень задеть —
Встанет дым столбом,
Камню — не стерпеть!
В щебень да песок
Он распался бы,
Только пел голосок,
Надрывался бы,
Чтоб услышал всяк,
Да и пожалел,
Твердый бы размяк,
Мягкий разомлел.

Ох, когда б смычком
На сердцах играть!
Хоть сгинуть потом,
А голос подать!

Ручеек с горы струится,
           Брызги рассыпает,—
Плачет по ночам вдовица,
           Слезы утирает.

Горе мыкают лихое
           Сиротинки-дети,
А еще трудней вдовою
           Жить на белом свете.

Ой, узнает горе лихо
           И людскую злобу,
Будет плакать тихо-тихо
           Весь свой век до гроба.

День и ночь ручей струится,
           Брызги рассыпает, —
День и ночь в тоске вдовица
           Слезы утирает.

Кабы голос мне иметь,
Кабы горе куда деть,
Кабы горя бог не дал,
Я бы песни распевал.
           Ой, горе мое!

Взял я горе-неудачу,
Думал: дай в мешок запрячу,
В речку брошу я на дно;
Бросил — выплыло оно.
           Ой, горе мое!

Взял я горе — да в онучу,
Кинул в полымя костра,—
Никак горя не замучу:
Горе горем, как вчера.
           Ой, горе мое!

Взял я горе — да на вожжи,
В лес завел, скрутил у пня,—
Завтра горе, чуть свет божий,
Снова в хате у меня.
           Ой, горе мое!

Тут я горе в гроб запрятал,
В ров глубокий закопал,
А едва дошел до хаты,
Снова горе повстречал.
           Ой, горе мое!

Завернул его в солому,
В старый лапоть положил,
А как вышел я из дому,
Горе горем — лапоть сгнил.
           Ой, горе мое!

Взял я горе да напасти,
На чужбину их отвез.
Думал: там добуду счастье
Иль погибну, гол и бос.
           Ой, горе мое!

Не нашел и там покоя:
С горем лег и с горем встал.
Бог возьмет его с душою,
Коль с душою вместе дал.
           Ой, горе мое!

Аж сорока рассмеялась,
Как пахала бабка поле;
Заяц сглаза испугался,
От арбы подохли кони.

А лисицы, те завыли,
Как мужик гречиху рвал,
Волки завтрак утащили,
Пока первый сноп вязал.

Женка трубку курит в хате,
Муж рубашки шьет на диво,
Конь пасется на лопате,
А на вербе зреет слива.

Ой, на печке, в синем море
Ловит дядька карасей,
В чистом поле на заборе
Прячет пахарь сто рублей.

Ой, сноха с свекровью ладит,
А сын батьку признает,
На собаку заяц лает,
Должник деньги отдает!

Ой, колючий можжевел,
        Ягодка красива.
Ой, невесты не нашел,
        А жених — на диво.

Ты аукни на весь лес,
        Может, отзовутся;
Раз в свои портки не влез,
        Чьи-нибудь найдутся.

Будем сватать молодца,
        Парень без укора;
На работе — что овца,
        А храпит, как боров.

И на всё большой мастак —
        Людям для потехи
Косит палкой, пашет так:
        Что ни шаг — огрехи.

В кабаке всегда гостит,
        Первый забияка;
Кто его не угостит,
        С тем затеет драку.

А в костеле — раз в году,
        Да и то средь ночи:
Не привык он на виду
        Лезть пред божьи очи.

Он пригож: не крив, не кос,
        Только вот без носа,
Как отъели волки нос —
        Нет на парня спроса.

А богатый-то какой —
        Гривенник в кармане!
Забренчит и золотой,
        Если в долг достанет.

А умен же он! Как тот,
        Что лежит в берлоге:
Лапу до Святой сосет
        На своем пороге.

Ну, как мухи вы на мед,
        Девки, налетайте!
Вас жених отменный ждет,
        Только не зевайте!

Сладко есть вам, вволю пить! —
        Не будет отказу.
А жену начнет лупить
        После свадьбы сразу.

Ну и девка, ну и хват,
        Экая заноза!
Хоть повесить в аккурат —
        Только жаль березы.

Выйдет на реку с бельем —
        Всё белье потонет,
Выйдет на поле с серпом —
        Девка стоном стонет.

Не сожнет и полснопа —
        Разомлеет жница,
Руки вспухнут от серпа,
        Долго ль простудиться!

А уж по́лет — в три руки!
        Чисто, всем на диво!
Попадутся бураки,
        Говорит — крапива!

Не корову, а быка
        Подоить всё хочет,
А как нету молока,
        Так она хохочет:

«Пусть ее задрал бы волк, —
        Экая телушка!
Я ей в вымя толк да толк, —
        Вымя — как подушка.

Хоть бы капельку дала,
        Хоть одну, не боле!
Верно, ведьма закляла!
        К бабке сбегать, что ли?»

Ей бы есть, да не варить,
        С печкой не возиться,
Только знает носом рыть:
        Чем бы поживиться?

А поставит в печь горшки
        Будто впрямь впервые:
И достать их не с руки,
        И горшки пустые.

Сядет прясть — и так прядет,
        Что аж плачет прялка,
Столько льна переведет —
        И глядеть-то жалко.

Ну а нитка — та в хомут
        Лезет еле-еле,
А за печкой целый пуд
        Брошенной кудели.

А станок поставит — ткать
        На Якуба только,
Тут уж время жито жать, —
        То-то много толку!

А плясать она пойдет —
        Лапти разлетятся,
И лягушкам из болот
        С нею не сравняться.

А поет — точь-в-точь сова
        Зайца окликает;
Аж трясется голова, —
        Вот как завывает!

Ходит, будто черт в смоле,
        Лучше отвернися:
В одежонке, на поле́,
        Черви завелися.

Вон в углу с добром мешок,
        А в мешке — прореха:
В люльке спит ее сынок!
        Тут уж не до смеха!

Ну-ка, парни, я вам — сват,
        Девка молодая,
Кто подхватит — будет рад
        И не прогадает!