Дмитрий Кленовский - Полное собрание стихотворений

Все повторяется сначала,
И девушка с прозрачной кожей,
Что никогда не целовала,
Сегодня поцелует тоже.

Одно из двух возможных счастий
Она получит непременно:
Антония бросок разящий
Иль шепот Дафниса смиренный.

А мальчик, в первый раз влюбленный,
Найдет в шелках или в отрепьях
Грудь Клеопатры изощренной
Иль Хлои непритворный трепет.

Нет никаких других решений,
А этих двух, конечно, мало.
В любви мы только чьи-то тени.
Все повторяется сначала!
1962

Из того, что немилым было,
Вдруг проглянет совсем иное...

Из речного глухого ила
Вырастает порой такое:
С розоватыми лепестками,
С золотистою сердцевиной,
И горит, горячо как пламя,
Над его обступившей тиной.

Это то расцвело, что было,
Что казалось тогда напрасным -
И теперь только стало мило.
Слишком поздно. И слишком ясно.
1962

Я растерял их по пути,
Слова, не сказанные мною.
Теперь их больше не найти,
Как теплых ласточек зимою.

Я был порой небрежен к ним -
Они снялись и улетели...
Но, может быть, они к другим
Вернутся в будущем апреле?
1964

Есть в русском языке опушки и веснушки,
Речушки, башмачки, девчушки и волнушки
И множество других, таких же милых слов.
Я вслушиваться в них, как в музыку, готов.
Веселой нежности полны они, и в этой
Веселой нежности - их светлая примета.
И если по лесу я осенью пройду
И на опушке там волнушки я найду,
Иль повстречаю я девчушку, чьи веснушки
На солнце запестрят и заалеют ушки -
Вдвойне доволен я нежданной встречей той!
О, русский мой язык, прекрасный спутник мой!
Движениям души неразделимо вторя,
Равно находчив ты и в радости и в горе!
Для горя тоже ты смягчил слова свои:
Могилка, вдовушка, слезинка… - сколько их!
Да что тут говорить, нагромождая строки!
Мы знаем все тебя: просторный и глубокий,
Со всякой ты своей управишься судьбой!
Прекрасный наш язык - нам хорошо с тобой!
1966

Теперь на свете перемен немало,
И, может быть, уже заметил кто,
Что в городе и смерть иною стала,
Почти такой, как в фильме у Кокто!

Их больше нет, эмблем наивно-старых:
Часов песочных, черепа, косы -
Она, как все, гуляет по бульварам
И смотрит на браслетные часы.

Задержится на шумном перекрестке,
Зайдет в больницу иль в игорный дом,
В изящном платье, с модною прической
Появится в отеле дорогом.

Ее прикосновенья стали мягче
И не слыхать порой ее шагов,
А голос и внимателен и вкрадчив,
Как у сиделок и у докторов.

Я с ней знаком. Она все чаще нынче
Проходит мимо моего крыльца,
И все ясней, понятней и привычней
Становятся черты ее лица.

Она порой задумается словно,
Замедлит шаг: зайти иль не зайти?
И вновь уйдет своей походкой ровной,
В другие лица глядя по пути.

Конечно, это только проволочка,
Она придет, она войдет, она
Перечеркнет слабеющую строчку,
Которая казалась так нужна.

Я знаю, что мечта моя нелепа,
Но как хотел бы тем ей отплатить,
Что эта строчка розою из склепа
Сумеет вновь, ей вопреки, ожить!
1966

Не женским телом, даже не стихом
Измучен был я в этой жизни краткой,
А вечными догадками о том,
Что все-таки осталось мне загадкой.

Напрасный труд! Но как он был хорош
Мучительным восторгом приближенья!
Казалось: шаг - и ты уже дойдешь,
И четкой явью станет наважденье.

Но каждый раз, конечно, все в провал
Летело, падало - лишь сердце билось,
Пока я наконец не перестал
Вымаливать немыслимую милость.

Но сердце… Сердце даже и теперь
И ждет еще, и слушает, и верит…
Пусть не стучусь я больше в эту дверь,
Но все же я не отхожу от двери.
1966

След письма на пропускной бумаге
Можно снова в зеркало прочесть,
Только знай: в его застывшей влаге
Точность есть и беспощадность есть.

Так любовь порой в воспоминаньи
Заново нам лучше не читать,
Все слова и знаки препинанья
Сызнова ничем не проверять.

Лучше нам не приближать напрасно
Разума зеркального к тому,
Что осталось смутным и неясным -
И, быть может, лучшим потому.
1966

Сложи свои распахнутые крылья
И мудрости последней научи,
Как без тоски, без страха, без усилья
Нащупать дверь и подобрать ключи.

Чтоб наконец, спокойною рукою
На ручку двери медленно нажав,
Уйти туда, где буду я с тобою
Среди ничем не запыленных трав.
1966

Я их изведал, радости земли:
Леса, тропинки, волны, корабли,
Прикосновенья, рифмы, поцелуи…
Мне кажется, что их с собой возьму я,
Притом никак не в одиночку, но
Неразличимо слитыми в одно,
Как будто память их соединила
В единый вздох о том, что было мило,
В тот долгий вздох, которым не спеша
Наполнится, чтоб отлететь, душа.
1966

Я говорил с Тобой. Сияли зори.
Густым прибоем пенилась трава.
Но тем же все тысячелетним горем
Мои земные полнились слова.

Из тесноты моих противоречий
Опять к Тебе подняться я не смог,
И Ты не стал мне ближе после встречи
На перекрестке полевых дорог.

Но сколько их! Они уводят в дали,
Которым нет названья и числа!
И если мы сегодня повстречались -
Последней эта встреча не была.
1965

Ты был так добр ко мне! Ну а к другим?
К тем, что меня гораздо лучше были?
Зачем и сам Ты не нагнулся к ним,
И ангелы Твои о них забыли?

И вот они - погибли, я - живу.
А почему - мне непонятно это.
Как солнца луч, упавший на траву,
Ты мой вопрос оставишь без ответа.

Мне дан был этот луч. Едва-едва
По мне скользнул и уберег. А рядом
Прохожими истоптана трава
Иль скошена, а то побита градом.

Твой странный луч! Как будто неживой…
Как будто он рассеянно и слепо
Скользит, перебегая, над травой,
Щадя случайно и казня нелепо.

А может, он меня не обошел,
Все расценив и все приняв решенья?
Как мне понять твой мудрый произвол,
Загадку твоего осуществленья?
1965

Уже в глагольном окончаньи
На это ласковое «ла»
Вся нежность женского касанья
Созвучьем чистым расцвела.

«Прочла», «Пришла», «Нашла», «Любила» -
Глаголов всех не перечесть.
Но помни: в них лишь то, что было,
Но никогда не то, что есть.

И эта нежность русской речи
(В других ее как будто нет)
Уже и со вчерашней встречи
С тревогой смотрит нам вослед.

Что если даже эта встреча,
С ее еще звенящим «ла»,
Той нежности противореча,
Уже последнею была?
1966

В овражке пахнет теплой земляникой
И так уютно догнивают пни.
Не надо: не аукай и не кликай -
Ведь это хорошо, что мы одни!

И это ничего, что мы вернемся
С порожними корзинками к другим
И оба принужденно засмеемся
И оба невпопад заговорим!

Пускай поймут, что в быстрых взглядах наших
Недавний трепет счастья отражен,
А рот не теплой ягодой окрашен,
Но жадным поцелуем обожжен!
1946-1966