Виталий Коржиков - Морской сундучок
Я положил немного кушанья к себе на тарелку, попробовал.
Под зубами хрустнули орешки, сладко расплылся рис и остро запылало на языке нежное мясо. Это было вкусно!
— Бери побольше, — весело кивнул мне капитан.
— Йес, йес, побольше, — поддержал агент и улыбнулся капитану.
Я положил побольше. Стало совсем вкусно. Капитан тоже положил себе немного и съел.
Я посидел, отдохнул, но от кушанья всё тянуло удивительным ароматом.
Капитан и малаец были заняты деловым разговором, и я решительно подвинул блюдо к себе.
— Давай-давай! — улыбнулся капитан. Малаец тоже улыбнулся.
На блюде ещё кое-что оставалось. Я чувствовал себя неловко: одному уписать такое блюдо! Но удержаться уже не было никакой возможности. Я махнул рукой и съел последние кусочки мяса.
— Ну что? Вкусно? — спросил Иван Савельич и посмотрел на малайца.
— Вкусно? — спросил малаец.
— Очень! Невероятно!
— Ну вот видите! — сказал капитан агенту. — Я ведь всегда говорил, что малаккские лягушки очень вкусны!
МАЛЕНЬКИЙ МОХНАТЫЙ ОРЕХ
В порт с певучим названием Пенанг мы отправились почти всей командой на рейдовом катере. В белых рубашках, под ветерком. У каждого были дела: кому нужно было что-то купить, кому сверить в порту карты. А кому просто походить по твёрдой земле.
По небу лёгкими белыми катерками носились облака. С причала, казалось, доносилось чьё-то пение. Даже волны плескались певуче: «Пен-анг, Пен-анг…»
И радист Митя, по-птичьи наклонив голову, прислушивался, будто запоминал мелодии, которые обещал привезти ребятам в свою школу.
— Цветной город, — сказал Ваня, вытирая лоб наутюженным платком.
— Да, цветов здесь, куда ни глянь, хватает, — рассмеялся боцман. — Цветник.
И я уже заранее представил себе город в пальмах и в тропических цветах.
Едва мы выпрыгнули на причал, за стеклянными витринами магазинов засверкали сувениры для туристов: перламутровые раковины, жемчуг, парусники в бутылках. А в темноте какой-то лавки вдруг заплясали раздувшиеся кобры. Всё дышало тропиками.
Но вот мы вышли в город, и улочки сразу стали неуютными, закопчёнными, как печное поддувало.
Теперь только чистое небо да белые облака над нами всё ещё украшали город. Внутри лавчонок виднелись банки и бутылки с громадными змеиными головами и какими-то корнями. Потом потянулись лотки с жёлтыми гроздьями бананов и ананасами.
Рядом с нами, оглядываясь по сторонам, ехали на велосипедах рикши. Столько рикшей я ещё не видел нигде. Рикши, рикши, рикши… Одни в рваных рубахах, другие в аккуратных костюмчиках. Они догоняли нас, зазывали к себе.
Впереди нас бежали ребятишки с портфелями — видно, в школу. А за ними шёл тучный бородатый индиец в богатой одежде, с шёлковой повязкой на голове. На пальцах у него вспыхивали крупные перстни.
Неожиданно мальчики словно споткнулись, сошли с тротуара и, что-то обойдя, побежали по дороге. На мгновение бородач тоже остановился, потом, приподняв полу, через что-то переступил. Мы двинулись за ним и вдруг остановились.
Прямо среди улицы на ветхой простыне лежала тоненькая индийская девочка. Голова её была запрокинута назад, рука повёрнута вверх ладонью. Словно девочка только что упала. Лежала она неподвижно, и только одни глаза были живыми и о чём-то просили.
— Больная, — тихо сказал Ваня.
— Просит милостыню, — подумал вслух Митя. — Положили-то специально, чтобы никто не обошёл…
Ваня полез в карман. Митя тоже положил монету, и я бросил на простыню несколько звякнувших кружков. Стоять долго было неловко, да и чем поможешь… Мы обошли девочку и скоро обогнали бородача.
— Это же он через неё перешагнул, — сказал Митя.
— Вот собака! — возмутился Ваня. — Обойти стороной не мог. И не дал девчонке ничего.
— Феодал паршивый, какой-нибудь ростовщик, — сказал Митя.
— Да у него вместо сердца кокосовый орех! — сказал Ваня.
— Точно, такое же мохнатое, — сказал Митя.
По улице один за другим побежали два рикши. В их колясках сидели толстые раскосые девчонки с портфелями. Рикши ехали, высоко подняв голову, будто гордились своими седоками.
Девчонки безразлично посмотрели в сторону больной, на нас и отвернулись.
— Вот жизнь, — сказал Митя. — Привыкли к этому.
Всё ещё оглядываясь, мы пошли по улице за толпой и скоро оказались у базара.
Город действительно шелестел тысячами цветов. Только цветы были на тканях. Китайцы, малайцы вскидывали перед нами настоящие водопады шёлковых лилий. На прилавках пестрели не куски шёлка, а летние цветные полянки, будто их вместе с цветами свернули в рулон. Рядом пылали громадные тропические орхидеи.
Словно мы попали в густой тропический лес.
Мы ходили, разглядывали цветы, трогали материю и не заметили, как время подошло к обеду.
— Домой пора! — позвал Ваня. — Мне скоро всех кормить.
И мы пошли за ним.
Но тут собрались облака, по крышам застучали капли, и хлынул ливень. Прохожие бросились в магазины, замелькали мокрые зонты.
— Бежим! — сказал Ваня.
— Побежали, — кивнул Митя.
И мы, мокрые, бросились по улице.
Торговцы натягивали тенты над лотками, накидывали на себя плёнку, и дождь стучал по целлофановым спинам. Рикши плюхали по лужам, и по их мокрым плечам скатывалась вода. Настоящие водопады на велосипедах.
Мы выбежали на портовую улицу, около девочки суетилась пожилая женщина, поднимала её. А торговцы стояли в дверях лавочек и молча смотрели. Хоть бы кто сдвинулся с места! Мы подбежали, помогли поднять больную и поднести к маленькому крыльцу старой лавчонки. А мимо нас продребезжали две коляски, в которых сидели те самые толстые девчонки с портфелями на коленях. Они были с ног до головы укрыты передниками, накидками, и только глаза их с какой-то жёсткостью и неприязнью смотрели сейчас в нашу сторону.
— Видел? — сказал Ваня.
— Ну ладно, — сказал я, — эти купчишки, богатый старик. Шут с ними! А вот ведь и девчонки такие же недобрые!
— А у них тоже вместо сердца маленький кокосовый орех, — сказал Ваня.
— Это точно, — согласился я. — Ещё небольшой, но уже мохнатый кокосовый орех…
Митя промолчал: он о чём-то думал, будто прислушивался к ещё одной мелодии, но уже серьёзной и грустной. Дождь прошёл. Мы добрались до порта, сели на катер, и только отдельные облака опять бежали над нами по синему прозрачному небу.
БИНОКЛЬ
От «младших братьев» до Сингапура был всего день перехода. И все на палубе вспоминали вслух свои прежние прогулки и приключения в этом городе. Я, хоть и молчал, тоже кое-что вспомнил.
Только мы пришли в тот раз в Сингапур, на пароход вкатился весёленький толстячок с коричневым портфелем в руке. Он повертел головой по сторонам, радостно помахал розовой ладонью. И вдруг закричал:
— О! Кэптэн!
Капитан увидел его, распахнул дверь и вышел навстречу.
— Ага, вот когда ты мне попался!
— Что вы, кэптэн, — хитро выпучил глаза толстячок.
— Как — что? Кто нас в прошлый рейс надул?
— Как — надул?
— Как?! Краски в два раза дороже продал? Продукты? Это не надул?
— Ха! Разве это надул? Это немножко заработал…
— «Немножко заработал»! — сердито фыркнул капитан и прошёлся по палубе. — Больше я у тебя ничего не покупаю! И из команды никто ничего не купит.
— О, кэптэн, — приложил толстячок руку к сердцу, — мы же друзья! — И, придвинувшись, торжественно сказал: — Но зато в этот раз, честное слово, я искуплю свою вину. Как друг!
— Знаем мы вас! — усмехнулся капитан и отодвинулся от него. — Здесь осторожно, здесь по-дружески облапошат в два счёта!
Целый день человечек не появлялся у парохода. Но вот наступило утро. Индийцы на баржах, зачерпнув ведром прямо из залива, умывались, чистили рыбу. В розовой воде отражался зелёный остров. Капитан только что вышел на палубу и начал делать зарядку, как вдруг на причале раздалось:
— Гуд монинг, кэптэн!
К капитану на цыпочках потянулся толстячок. Он хлопнул ладонью по портфелю.
— Некогда, я делаю зарядку! — сказал капитан.
— О, кэптэн, — удивлённо развёл руками человечек и, надув щёки, прошептал: — Бинокль! Великолепный бинокль!
Бинокли — это слабость всех капитанов. Наш капитан перегнулся через борт.
Человечек мгновенно распахнул портфель, и там сверкнули два синеватых стекла.
Капитан протянул руку, и человечек быстро побежал вверх по трапу.
Капитан взял бинокль, приложил к глазам. Вдалеке закачались десятки мачт. На входящее в бухту судно полезли по верёвкам малайцы. На стенке большого дома розовел плакат с коричневой бутылкой, можно было разглядеть буквы: «Кока-кола». Капитан оторвал бинокль от глаз и задумался. В рубке стояли уже два бинокля. Но этот был, кажется, лучше…