Виталий Коржиков - Морской сундучок
— На тебе! Вёз сыну, а она в шторм в каюте расшиблась!
Фёдор Михайлович, прохаживаясь, заглядывал в тетрадку и повторял английские слова. А у переборки с графином в руке стоял Ваня — в очках и в трусиках. Он запрокидывал графин, поливал из него на плечи, чтоб лучше брался загар, и улыбался:
— Ну всё, идём в Малакку и в Пенанг! Рубашки покупать!
За бортом, отражаясь в воде, шли тяжело гружённые суда.
Вдруг боцман привстал и закричал:
— Ты смотри, ты смотри, куда прёт!
Мы бросились к борту.
Прямо на нас шёл большой японский танкер. Ни на палубе, ни в рубке не было ни одного человека.
— А наши что, не видят? Эгей! — крикнул боцман и, сунув каравеллу под скамью, побежал наверх.
Все бросились за ним.
Наверху в рубке тоже смотрели в сторону танкера. Японцы шли почти нам наперерез.
Иван Савельич смотрел в бинокль:
— Что они, вымерли там?
Отворачивать должен был танкер.
Веня стоял у двери.
— Б-быстро на руль! — крикнул он вахтенному. — П-пра-во р-руля!
— Есть право руля!
Нос парохода пошёл вправо. Но японцы всё равно шли почти на таран! Они не отворачивали. Ещё метров двести — и мы столкнёмся…
— Гудок! — крикнул Иван Савельич и бросился на крыло.
Резко потянулись над судном гудки.
— Ещё п-право десять! — отрывисто приказал Веня.
Судно резко отвернуло, и тут мимо нас, словно вырулив на улицу, пронёсся «японец». На его палубу, сумасшедше протирая глаза, выскакивала команда.
— Очумели?! — красный от возмущения, крикнул Иван Савельич. — Ну собаки, ну барбосы! Перепились! На вахте уснули…
На палубе у нас матросы размахивали руками, шумели:
— Уснуть на вахте среди дороги! Сони паршивые! Глаза у них от сна заросли!
— Зачем ругаться? — сказал вдруг «Чудеса ботаники». — На технику понадеялись.
— На технику! — рассердился капитан. — Со своей техникой голову скоро потеряют. Техника техникой, а голова головой!
Штурманы смотрели в сторону «японца», вслед убегающему флагу с солнышком.
— Не кормить бы их неделю! — погрозил им Ваня графином. — Тогда они по-другому работали бы! Не дрыхли бы на вахте!
ТАКАЯ МОРСКАЯ ЖИЗНЬ!
К младшим братьям Сингапура мы шли рядом с экватором. Весь вечер над маленькими встречными островками поднимались душные облака, собирались в густые, цветастые тучи, потом сталкивались, и всю ночь то над форштевнем, то за кормой взрывались гигантские молнии, размахивали электрическими руками. Иногда по палубе прокатывался ливень. Нас обдало тёплой водой, и снова начинали скоморошничать и сердито дурачиться молнии.
Слева при вспышках кудрявились берега Индонезии. А справа, как шкатулка, переполненная живыми светлячками, оставался Сингапур.
Я сидел в радиорубке рядом с начальником рации, среди потрескивающих аппаратов, и слушал, как какой-то итальянец кричал из-за океана:
— О мама миа!
— О гот! — сердился где-то немец.
Откуда-то тихо донеслось:
— «Шота Руставели», «Шота Руставели», говорит «Москва-радио»!
Я вскочил:
— Это же рядом с моим домом!
Но вдруг послышалось:
— «Старый большевик», «Старый большевик». Я — «Уссурийск», прошу капитана. Приём, приём!
— Сейчас, сейчас! — как-то приподнято сказал начальник рации.
Я бросился за капитаном.
У рубки уже собралась целая толпа. Начальник остановил всех движением пальца: тихо! — и сказал в микрофон:
— «Уссурийск», «Уссурийск»! Я — «Старый большевик»! Приём, приём!
И оттуда снова раздалось:
— Капитана, капитана!
Иван Савельич, волнуясь, схватил трубку:
— Витя, Витька! Это ты?
Все знали, что сын капитана плавает штурманом на «Уссурийске».
— Здравствуй, отец! — донеслось из висевшего на стене динамика. — Как здоровье?
— Всё в порядке! — весело сказал Иван Савельич. — А твоё?
— Нормально! — сказал Витька грубоватым голосом.
— Ну, так встретимся в Сингапуре? — спросил Иван Савельич.
Витька замялся, а потом сказал с улыбкой в голосе:
— Встретимся, отец. Обязательно дома встретимся.
— А сейчас?
— А сейчас на Камчатку! — сказал Витя.
— А домой, к маме, зайдёшь? — спросил тихо Иван Савельич. — Заглянул бы, скучает…
— И ты бы заглянул, — откликнулся Витя.
— Я не могу! Некогда! — быстро сказал капитан. — У меня груз! Люди ждут.
— И у нас груз! — ответил Витя. — И тоже люди. Ждут. Вся Камчатка.
Кто-то на «Уссурийске» рассмеялся.
— А мы вот в Индию. В Бомбей! А потом домой… — Иван Савельич потёр вдруг нос, вздохнул: — Ну ладно. Будь здоров, Витька! Будь здоров, говорю. Привет капитану.
Из аппарата на стене донёсся уже другой голос:
— Слышу, слышу, Иван Савельич, привет, привет!
В рубке снова что-то затрещало. И кто-то в эфире затянул:
— «О Неаполь, о мама миа!»
Начальник рации выключил аппарат. И Иван Савельич махнул рукой:
— Вот и поговорил с сыном!
Начальник задиристо поднял вверх руку с согнутым пальцем и сказал:
— Вот жизнь морская! Отец с сыном раз в три года поговорили! Это на берегу разве кто поймёт? — Он сердито прошёлся из угла в угол. — А что поделаешь? Люди ждут груз!
А я осторожно спросил:
— А с Москвой можно будет поговорить?
— С Москвой? Это когда пройдём Андаманские острова. За ними попробуем. Они как забор на пути. Ничего почему-то не слышно. Один треск, мяу да мяу… А за ними попробуем!
СЕМЕНА ДЕРЕВА С КРАСНЫМИ ЦВЕТАМИ
В Малакке мы остановились ненадолго, на рейде. Капитан торопился не зря: люди ждали работы. От берега к нам одна за другой тянулись по знойной воде баржи с полуголыми худыми грузчиками — малайцами, индийцами и увозили мешки с рисом к серым пакгаузам.
Я часто подходил к борту и смотрел в сторону города.
Когда-то мой братишка, который погиб на фронте, перебирал малайские марки, на которых был нарисован полосатый тигр, и вслух мечтал: «Малакка… Сингапур…»
И мне тоже хотелось посмотреть на землю, о которой мечтал мой брат.
Может, поэтому капитан подошёл ко мне и хлопнул по плечу:
— Ну-ка, держи бумаги! Едем в город часа на два!
Мы сели в маленький катер и через полчаса сошли на причал у небольшого мутного канала.
В канале по илистой жиже двигались какие-то странные кузнечики. Я остановился посмотреть на них, но Иван Савельич позвал:
— Потом! В конторе ждут.
Мы поговорили в конторе с чиновником — толстым носатым индийцем, подписали нужные бумаги, капитан позвонил в порт Пенанг, чтобы готовились к приёмке груза. А потом с торговым агентом-малайцем мы пошли по тихому городку.
Тихие жители везли в тележках кокосовые орехи, развозили каучук с пальмовых плантаций.
Зной. Никаких тигров…
Только у набережной, будто островок давних времён, стояла башня старинной крепости. Она была сложена из кусков железной руды и вся затекла ржавчиной. Вокруг башни играли ребята. Они хлопали её по ржавым бокам, показывали на старые бойницы, из которых когда-то палили пушки по пиратским судам, валили клубы дыма и, конечно, с воем и свистом вылетали чугунные ядра…
А над башней, над всей набережной шелестело необъятное дерево с большими листьями и красными цветами. На земле под ним лежало множество семян.
«Вот дерево здесь особенное», — подумал я и наклонился.
Но ребятишки опередили меня, подобрали семена и протянули мне. Я положил семена в записную книжку.
Съезжу когда-нибудь в село Ново-Петриково на Украину, на могилу брата, и посажу возле неё эти семена. Правда, у нас не тропики, не та температура, но всё равно посажу.
Вдруг да вырастет и там большое дерево с далёкой-далёкой земли, посмотреть на которую так мечтал брат.
«Я ВЕДЬ ВСЕГДА ГОВОРИЛ»
Пароход наш неподвижно стоял вдали, у горизонта. А катера всё не было. И капитан сказал маленькому агенту-малайцу:
— Пойдём-ка пообедаем по-малаккски, о делах поговорим и матроса накормим, — показал он на меня.
Агент бросил на меня лукавый взгляд и весело кивнул хрупкой, словно бы фаянсовой, головкой.
В ресторане небольшого отеля почти никого не было. Только чинно обедала семья американских туристов с двумя детишками.
Мы сели за стол. Агент что-то сказал смуглой официантке, и она принесла блюдо за блюдом.
Хрустящий салат из молодого бамбука. Суп из акульих плавников. Тонко нарезанный перец. Острые соусы. Какую-то особо почитаемую рыбу.
А когда мы всего отведали, поставила на стол блюдо, в котором дымился рис, лежали кусочки орехов и какого-то мяса.
— Пробуй, — сказал мне капитан и подвинул блюдо.
Я положил немного кушанья к себе на тарелку, попробовал.
