Виталий Коржиков - Морской сундучок
— Если б не этот шторм, выиграл бы я партию, выиграл бы! Это уж точно, слон был бы мой!
И я изредка перебирал голубые осколки Сан-Франциско.
Однажды ко мне в каюту зашёл капитан:
— А ты чего их перебираешь, как монах чётки? Пошли ко второму механику, он склеит!
Вместе с капитаном заглянул Веня и, подбрасывая на ладони монету, сказал:
— В-в-ряд ли что-нибудь п-получится!
Капитан захохотал:
— Он машину клеит, а то кружку с твоим Сан-Франциско не сделает!
Второй механик был известный на судне мастер. На все руки. Машину изо дня в день ремонтировал: то клапаны перебирал, то конденсаторы. А тут — чашка!
— Пошли, пошли, — сказал капитан.
И мы все вместе отправились в каюту, где второй механик печатал на машинке какую-то ведомость. Над ним в углу каюты покачивалось павлинье перо.
— Ну-ка, второй, прояви мастерство, — сказал капитан.
«Второй» взял осколки короткими пальцами, повертел их, примерил один к другому и кивнул:
— Попробуем. Есть тут одно лекарство.
Он достал расписанный иероглифами тюбик, приставил осколки чашки друг к другу и стал осторожно смазывать их, один за другим, белым, как сгущённое молоко, клеем. Смазал, соединил — держится!
— Ты с-смотри! — сказал Веня и подбросил на загорелой руке белую монетку с маленьким выпуклым кенгуру.
— Австралия? — мельком взглянул механик. — Я там настоящего кенгурёнка на ладони качал.
Я с удивлением посмотрел на него, а капитан засмеялся:
— Ну это уж ты загнул! На ладони качал! Это уж извини.
— Почему — извини?
— Так они же громадные. Врежут лапой — только держись! — засмеялся капитан.
— А я держал! — «Второй» приставил сан-францисский мост к какому-то скверу и, взявшись за другой осколок, стал рассказывать: — Шли мы по улице в Сиднее, вдруг кто-то кричит: «Братцы, кенгуру!» Остановились мы возле двора — эвкалипт растёт, розы вокруг. А по двору белый кенгуру бегает.
— Так бы он и прыгал! — усмехнулся Иван Савельич. — Газанул бы через забор — и дело с концом!
Но «второй» спокойно продолжал:
— Мы остановились. Вышла из дверей хозяйка. Поздоровалась и говорит: «Хотите посмотреть на мою воспитанницу? Пожалуйста». Позвала кенгуру, погладила, угостила чем-то. А потом спрашивает нас: «Хотите подержать кенгуру в руках?»
Мы удивились.
Хозяйка принесла из дома коробку из-под печенья, открыла, а там в вате лежит кенгурёнок с мышонка величиной…
Я придвинулся к механику, будто на ладони у него лежал кенгурёнок.
— Конечно, мы сразу протянули руки, — сказал механик. — Хозяйка положила мне на ладонь коробку и говорит: «Сейчас кормить его буду». Принесла в блюдце молока, смочила палец и капельку к губам кенгурёнка подносит.
— А мать где же? — спросил Иван Савельич.
— На охоте подстрелили. Там много кенгуру, житья фермерам не дают.
Австралия, кенгуру… Я только вздохнул. Мне бы тоже хотелось побродить среди эвкалиптов и подержать на ладони кенгурёнка. Но пока за иллюминатором, словно кенгуру, прыгали друг за другом океанские волны.
— Это точно, — заговорил снова Иван Савельич. — Кенгуру там много. Меня тоже приглашали там на охоту.
— Расскажите! — попросил я.
Капитан прищурил правый глаз и усмехнулся:
— Долго рассказывать. Целую книгу написать можно. А что! — Он вдруг сам удивился своему открытию. — Вот возьму как-нибудь и напишу книгу. Интересная будет.
— А я в Австралии тоже бывал, — сказал Веня. — Д-де-монстрацию в-видел. Т-тоже н-напис-сать можно!
— Ну и дела! — улыбнулся «второй», приставил к чашке последний осколок и показал её мне на ладони.
— Ну, видишь, — сказал капитан. — Вот тебе и твой Сан-Франциско. И мосты есть, и океан виден.
Действительно. Стоит опять на ладони целая кружка. На ней Сан-Франциско, весь целиком. Только поперёк, там, где склеено, протянулись белые полоски, будто пробежали через американский город волнистые гребни Индийского океана.
ВПЕРЕДИ — ИНДИЯ!
Мы пересекли Бенгальский залив, по чистой зелёной воде обогнули остров Цейлон.
Я ждал, когда же покажется треугольный, как на карте, сказочный полуостров, по которому бродят стадами слоны, качаются на лианах обезьяны и текут знаменитые реки Инд и Ганг.
Но вот Веня отмерил расстояние от Цейлона и опустил иголочку циркуля у порта, возле которого на карте был нарисован маленький якорь.
— Кочин, — сказал Веня. — Ин-т-т-ересный порт. Здесь был похоронен знаменитый мореплаватель Васко да Гама.
Иван Савельич вышел на палубу и сказал:
— Будем пить индийский чай. Плантации пошли…
Но никаких плантаций пока не было. Справа под самым небом синели прозрачные, будто нарисованные акварелью, горы. А внизу на белом песке среди пальм стояла маленькая светлая фигурка.
По воде за бортом иногда плыли цветные птичьи перья. Потом вдруг над мачтой сверкнула стрекоза. А мимо меня пролетела какая-то зелёная травинка, села на палубу, повернулась и распустила крылья. Саранча.
Теперь горы тянулись как голубые волны. Иногда на палубу выходил кок Ваня и смеялся:
— Скоро их преосвященства закаркают!
— Цирк приедет, — говорил боцман.
А Коля-артековец курил, как бывалый капитан, и задумчиво вглядывался в берег, где был похоронен знаменитый Васко да Гама.
Облака стали малиновыми, вода — мягкой, нежной. Мы повернули к берегу и вечером вошли в залив. Над ним нависали пальмовые листья. Среди темноты мерцали лёгкие огоньки, светились уютные оконца, и в зарослях блуждали зелёные точки светляков.
СЛОНЫ
Утром, едва я кончил мыть каюту, за дверью раздался крик начальника рации:
— Слоны!
Я побежал за ним на правый борт, ближе к причалу. Там прямо в пыли лежали брёвна красного дерева, тучей носились вороны и ходила корова. Лежали пахнущие мазутом громадные катушки кабеля. А на судно поднимались по трапу тоненькие, узколицые грузчики в белых набедренных повязках или коротеньких юбках.
Никаких слонов не было.
Но с другой стороны, с залива, доносился пронзительный крик:
— Слони, слони!
Будто кричал погонщик слонов.
Может быть, гонят купать стадо. Я протиснулся поближе к борту и внизу увидел целое стадо слонов.
Деревянных. Они качались в старой лодке, красные спины их блестели от солнца. А погонщик, смуглый, курчавый мальчишка в шортиках, то пронзительно кричал: «Слони!», то брал их по одному в руки и показывал:
— Эй, слони! Какие карошие!
Слоны были разной величины, но все вишнёво-красные, с маленькими бивнями из слоновой кости. Они качались вместе с лодкой в такт волнам.
— Сколько стоит? — Начальник рации перегнулся через борт.
Но мальчишка замахал кудрями:
— Деньги не надо.
— Сколько рупий? — объяснил на пальцах начальник.
— Рубашка давай!
— Эту? — Начальник взялся за рубаху.
Мальчишка закивал кудрями. Потом показал на одного матроса, на другого, на третьего и объявил:
— Один рубашка — один слон!
Начальник почесал в затылке. Потом махнул рукой: «Ладно. Рубашка так рубашка». Сбросил с себя новую рубашку, привязал её к бечёвке и опустил вниз. Мальчуган взял рубаху, быстро привязал к верёвке слона, хлопнул на прощание, и деревянный слон поплыл вверх.
Мне тоже захотелось слона!
Я сбегал в каюту, принёс новую рубаху — купил перед отплытием — и опустил вниз.
Мальчишка посмотрел на рубашку, пощупал, поднял вверх большой палец и выбрал мне самого красивого слона.
Он задёрнул его морской петлей, крикнул: «Давай!» И я потянул слона вверх.
А начальник рации закачал головой:
— Вот это слоны! Это слоны!
Скоро слонов в лодке поубавилось. Мальчишка показывал: «Бери ещё». Но мы отмахнулись: «Эдак-то и без рубах останемся!»
Маленький погонщик рассмеялся, оттолкнулся от борта веслом и погнал своё деревянное стадо дальше, к другим пароходам, подгоняя его пронзительным криком: «Слони, слони!»
ОБЛОМОК ДРЕВНЕЙ ПЛИТЫ
На окраине города, за большой старинной оградой, мрачно поднимался трёхглавый собор с древними часами. По его двору в рясах ходили служки. Мимо них мы прошли в собор и словно погрузились в холодную глубину.
У входа слева уходил в землю обломок старинной надгробной плиты. От него так и дохнуло холодом. Казалось, он устало тонет в земле…
На обломке древними буквами были выбиты имена умерших и погибших, но имени Васко да Гама, мореплавателя, я не нашёл.
— А где же Васко? — спросил я, и тихий служитель молча показал на блестящую бронзовую ограду в глубине собора. Там лежала мраморная плита, на которой не было ни имени, ни знака.
Монах сказал:
— На этом месте его похоронили, но потом увезли. Он уплыл в гробу через океан на свою землю, в Португалию. А его спутники остались. — Он показал глазами на обломок плиты у входа. — И лежат уже пятьсот лет.
