Николай Глазков - Избранное

В хаосе буреломном,
В хаосе переломном
Не описать пером нам,
Что было до войны.

Триумфальные арки
Вились как радуга,
Благоухали фиалки
Лучше, чем труп врага.

Кульчицкий приходил тогда…
Он мне ответил на
Мой вопрос — как и когда
Закончится война.

К папиросе поднеся огниво,
Закурил, подумал, дал ответ:
— Пить мы будем мюнхенское пиво…
А война продлится десять лет.

Но меня убьют в войну такую… —
Призадумался на время тут,
А потом, бессмысленно ликуя,
Радостно воскликнул: — Всех убьют!

Всех ли, не всех, но не меньше, чем сотня
Событий проходит, и все не к добру;
Но если я не умру сегодня,
То я никогда, никогда не умру!

На фронте дела обстояли хреново,
И стало поэтам не до стихов.
Поэзия! Сильные руки хромого!
Я вечный твой раб — сумасшедший Глазков.

Я знал, что меня ожидают невзгоды,
И был убежден, что война не к добру;
Но если меня не убьют в эти годы,
То я никогда, никогда не умру!

Себе задавал я вопрос, на который
Ответит одно окончанье войны:
Зачем я поэт, а не строю моторы
Самолетам Советской страны?

Стихами не очень поможешь пехоте,
Как ими за Родину ни воюй.
Москва отступает. Я на пароходе
По шлюзам, Оке — и на Волгу. В июль.

То значит — от Москвы отказ
Во имя самого простого,
И я шатался на откос
Смотреть на волжские просторы.

Луна на дереве висела,
Ей было весело висеть;
Она, как рыба, там блестела,
И было дерево, как сеть.

Когда простирается к хатам
Закат непомерной длины,
Встает луна над закатом,
Как будто закат от луны.

Как будто закат от закрытия
Своеобразного мира
Писателя Первой гильдии,
Поэта огромной лиры.

Сам не знаю, братцы,
Что с чего берется,
Надоело драться,
Драться и бороться.

А за дело браться,
Может, и охота,
Да наскучил панцирь
Нео-Дон Кихота.

И у нас в двадцатом
Не найду дворца там,
Не порежу шпагой
Бурдюков с малагой.

Не пойду мечети
Покорять мечом,
Ибо даже черти
Нынче нипочем.

Ибо надо всеми
Довлеет суета,
Ибо даже время
Нынче как вода.

Освобождение Европы
Хотелось бы увидеть всем,
А мне хотелось — немцев чтобы
На свете не было совсем.

Чтоб говорили все по-русски,
Как Маяковский и Глазков;
Но я отвлекся от погрузки
Березовых и прочих дров.

Но наконец обед, где первых два
И три вторых, а иногда одно.
Когда горят холодные дрова,
То в комнате становится тепло.

На лекциях мне было холодней,
Чем на улице во время непогоды,
И я на институт не тратил дней
В такие фантастические годы.

В столовой проводил я дни свои,
Где весь обед не стоил больше трешки,
И тратил сороковку на аи,
Не покупая килограмм картошки.

Писатель рукопись посеял,
Но не успел ее издать,
Она валялась средь Расеи
И начала произрастать.

Поднялся рукописи колос
Над сорняковой пустотой.
Людей громада раскололась
В признанье рукописи той.

Одни кричали — это хлеб,
И надо им засеять степи,
Другие — что поэт нелеп
И ничего не смыслит в хлебе.

Как угодно можно считать,
А приговор эпохи — это приговор эпохи,
А сейчас я стану читать
Свои монологи…

Мои читатели, меня они не
Простят и обвинят вдвойне
За то, что я могу писать о Нине,
Когда нельзя писать не о войне.

Народ великий и воинственный
Сражается на всех фронтах,
А я великий и единственный,
И хорошо, что это так.

Был снег и дождь, и снег с дождем,
И ветер выл в трубе.
От армии освобожден
Я по статье 3-б.

Вздымался над закатом дым,
И было как пожар,
Когда я шел ко всем святым
И не соображал.

Я предпочел игру в бои
Всамделишным боям.
Я сочиняю рубайи,
Как и Омар Хайям.

От нищеты страны моей богатой,
От нищеты идя к каким-то далям,
Мы все шуты одной стены плакатной,
И все жиды, поскольку ожидаем.

Из-за патриотизма и азарта,
За то, что путь России непрестан,
Я полюбил Россию послезавтра,
Которая всех лучше будет стран.

А хорошо хотеть и сметь,
Переиначить статус-кво,
Пока решат поэт и смерть
Вопрос извечный — кто кого.

И, как славяне по порогам
Сквозь Днепр и море шли в Царьград,
Так я иду, чтоб стать пророком,
И не ищу иных наград.

И не могу сменить на оды
Пути стихов от зла к добру.
Поэтом своего народа
Я сделался — и не умру.

И я не мог предотвратить
Своей судьбы, и не
Надоело мне твердить
Все время обо мне.
Как будто в мире нету битв.
Мир и война не вяжутся.
А если кто-нибудь убит,
То это только кажется.

Не верьте мне, я лгу и лгал,
Не ставя правду ни во грош,
На сотни миллионов га
Моя расположилась ложь.

Я ничего не забывал,
Постигнув самое оно.
За первой встречной на бульвар
Я пойду. Мне все равно.

Постигнув самое оно,
Я верю буквам и словам…
Вы знаете, как я люблю Вас;
но Не верьте мне: я верю Вам.

А вот по-латыни земля будет terra,
А aqua, к примеру, всего лишь вода.
Я видел латынь. Но какое мне дело.
Я более важные вещи видал.

И мне безразлично; что ветер, что витер.
И где б он ни выл, хоть в степи, хоть в степе.
Хоть мне не поверят. — Ты, — скажут, — не видел,
А просто прикован к двухсложной стопе.

А мне не поверят — и я не поверю.
К двухсложной стопе я совсем не прикован.
Пойду, про себя сочиняя поверья,
А ихним не стану молиться иконам.

Я не гегельянец,
Но я генийльянец.
Николай Чудотворец,
Император страниц.

Болтовня овладела массами,
Языки сорвались с цепей.
Никому ничего не рассказывай:
Сплетня движется, как репей!

Ты к согласию самому лучшему,
Сохраняя молчанье, придешь…
Верь словам этим мудрым и Тютчеву:
У него есть стихи про то ж!

Было очень много неудач,
Срывов, промахов, помех и сплетен…
Все же улыбайся, а не плачь,
Радуйся, что мы живем на свете!

Пусть на нас работают года
На ведущей в бесконечность трассе!..
Ты великолепно молода,
И не старься, никогда не старься!

Отряхни пыль мелочных забот,
Не тони в их повседневной сумме.
Тот, кто глуп и немощен, лишь тот
Льнет к житейскому благоразумью!

Иногда бывает тяжко нам:
Радость и любовь не в изобилье!
Мы устали от упрямых мам,
Тех, что молодость свою забыли!

Ставит много всяческих преград
Трезвое и злое поколенье…
Перед ним не встанем на колени,
А достроим свой Поэтоград!

Надо выпить, чтобы было в дым,
Чтобы мне написать Про это.
Это чтоб настоящая ты
Для меня бы была, как победа.

Чтоб врагов обуяла злость,
А глупцы приходили в ярость,
Чтоб смешалось и все слилось
То, что прежде разъединялось.

Чтоб, как прежде, среди рабов
К их мечтам не искал дороги я,
Чтобы вера, вино, любовь
Составляли одну трилогию.

Чтоб любовь, сочетаясь с истиной,
Завсегда проходила вслед нам,
Ибо жизнь без любви бессмысленна,
Потому что любовь бессмертна.