Николай Глазков - Избранное

Господи! Вступися за Советы,
Сохрани страну от высших рас,
Потому что все твои заветы
Нарушает Гитлер чаще нас.

Оглуши фашистов нашей глушью,
А мелькнула чтобы новизна,
Порази врагов таким оружьем,
Враг которого еще не знал!

— Непорочная дева,
Ты меня награди,
Чтоб за правое дело
Орден был на груди!

— Орденами не в силе
Грудь украсить твою,
Но спасенье России
Я тебе подарю!

Народ моего поколенья
Охвачен великой войной,
И море ему по колено,
Болото ему с головой.

Невзгоды над ним понависли,
И не улыбалась заря,
А лучшие чувства и мысли
Сегодня теряются зря.

Огромное счастье далеко,
И мне не дается оно.
Моя удалая дорога
Меня привела в районо.

Живу в деревне, и в глуши,
И в ссылке, и в изгнании,
И той деревне не нужны
Мои стихи и знания,

Которых путь не очень ровен:
Не приведет меня в рай он.
Я, как покойник, замурован
В черным-Чернухинский район.

А ты иди среди пожарищ
В неотвоеванную даль.
Мой современник и товарищ,
Иди и Запад побеждай!

И в воду, и в огонь иди,
Чтоб не кончался путь,
Чтобы в спасенном городе
Сказать чего-нибудь.

Он был в огне и в холоде,
Но в результате битв
В освобожденном городе
Товарищ говорит:

— Мы будем в Полтаве и в Крыму,
Под Киевом будем мы биться.
Чуден Днепр, когда по нему
Плывут убитые фрицы!

И жить будем, и гулять будем
На земле, что временно немцу отдана,
А смерть придет…
Да не придет она!

Тем, кто пройдет леса и горы,
Конечно, будет веселей,
А я неполной средней школы
Стал педагогом во селе.

Самому себе ни к чему отвечать,
Отвечаю, ответить чтобы,
Никого не хочу ничему поучать,
Никакой не хочу учебы.

И в селе ничего не хочу изменять.
Все равно ничего не получится,
Ибо умный научится и без меня,
А дурак ничему не научится.

Пусть ложная скромность сказать не велит,
Мы все говорить вольны.
Я не был на фронте, но я инвалид
Отечественной войны.

Печальнее мне не придумать итога…
Что толку, что стал я умней?
За эти три года моя дорога
В тупик зашла и на мель.

Но мель не мель, и тупик не тупик,
И есть для меня места,
И голову не размозжу о бык
Какого-нибудь моста.

И сколько бы ни было всех тех ран,
Дороги мои верны…
Я не был на фронте, но я ветеран
Отечественной войны!

Что было, то было, а было эдак:
В столицу Москва езда.
Медленнее, чем мне надо, едут
Товарные поезда.

А впереди по пути леса, и
Леса, и опять… снега.
Я на тамбуре замерзаю,
Пропадает моя нога.

Без сна и без отдыха несколько дней я…
Была бы лучше весна…
А на полустанках еще холоднее
Без отдыха и без сна.

И бесполезно на что-нибудь злиться:
Тому труднее, кто гонит немца;
Однако лишь в том вагоне счастливцы,
В котором печка имеется…

В котором начальник дымит дым-дымой,
Ему говорят: — Хлеба, водки не надо ли?
Только пусти нас, отец родимый! —
А отец посылает к той самой матери…

Начальник вообще воплощенная честность:
Кто-то вынимает бумажник потрепанный:
— Не желаешь ли денег, родимый отец наш? —
А отец и бумажник к матери…….

Однако к теплу неизведанный путь есть.
Я все что угодно готов упростить.
— За пятьдесят анекдотов пустишь? —
И мне отвечают: — Придется пустить!

И поезд сразу прибавил ходу,
И снега для меня что трава.
От анекдота и к анекдоту Веду я свои слова.

Приехал — в метро устремился с вокзала
Оттуда в заброшенный дом.
Когда я приехал, Москва мне сказала:
— Ты мог бы приехать потом!..

У меня квартира умерла,
Запылились комнаты и кресла…
Появились если бы дрова,
Моментально бы она воскресла.

Можно жить в квартире хорошо,
Но, конечно, не сейчас, а после:
Я стихи пишу карандашом,
А чернила взяли да замерзли.

Можно забыть на вокзале зал
И тысячи прочих комнат;
Но квартиру, в которой замерзал,
На экваторе приятно вспомнить.

На экваторе, под небом иным,
Через много лет, а пока
Я курю, и в небо уходит дым,
Потому что нет потолка!

Когда я потерпел аварию
И испытал все беды,
То филантропы мне давали…
Хорошие… советы.

Но в апреле, когда начал таять снег,
Когда дни наступили весенние,
Отыскался на свете один человек,
Помогавший мне больше, чем все они!

Этот друг ежедневно мне жизнь спасал,
Никакой не прося награды;
Но и этот товарищ, который я сам,
Не сумел мне помочь, как мне надо!

Почему до сих пор сам себе я спецкор,
Но как автор не принят страною?
Может быть, потому, что ненужным стал спор,
Не законченный перед войною.

Война все искусства в архив позапрятала;
Но стихи, они от строки до строки
Существуют помимо воли автора,
А может быть, даже и вопреки!

Ощущаю мир во всем величии,
Обобщаю даже пустяки.
Как поэты, полон безразличия
Ко всему тому, что не стихи.

Лез всю жизнь в богатыри да в гении,
Небывалые стихи творя.
Я без бочки Диогена диогеннее:
Сам себя нашел без фонаря.

Знаю: души всех людей в ушибах,
Не хватает хлеба и вина.
Даже я отрекся от ошибок —
Вот какие нынче времена.

Знаю я, что ничего нет должного…
Что стихи? В стихах одни слова.
Мне бы кисть великого художника:
Карточки тогда бы рисовал.

Продовольственные или хлебные,
Р — 4 или литер Б.
Мысли удивительно нелепые
Так и лезут в голову ко мне.

Я на мир взираю из-под столика,
Век двадцатый — век необычайный.
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней!

А вот и чайник закипел,
Эмалированный, сиреневый,
И он отвлек меня от дел,
И он напомнил мне сирены вой.

Все это было, было, было:
Во тьме ночей необычайных
Сирена выла, выла, выла…
И не напоминала чайник!

Знаю я, что скоро корни
Пустит вглубь олива мира.
Смотрят люди с колокольни,
Той, которая квартира.

Хороши пути окольны,
Да по ним идти три года.
Смотрят люди с колокольни,
Той, которая работа.

Впрочем, люди беспокойны:
Не у всех ума палата.
Смотрят люди с колокольни,
Той, которая зарплата.

Я в комнате смотрю на раму
И потемневшее стекло.
Вдруг возникает панорама.
И ослепительно светло.

Пусть холодно и ветер дует,
Столица Родины Москва
Салютует
Доблестным войскам.

Раздаются могучие залпы,
Воздавая героям хвалу.
Если фронт устремился на Запад,
Не беда, что мне трудно в тылу!

В эти дни всех гуманнее
Неустанное слово «вперед!»…
Близок день: протаранит Германию
Гениальный советский народ!