Владимир Маяковский - Стихотворения (1928)

Недвижим Крым.
                           Ни вздоха,
                                            ни чиха.
Но,
     о здравии хлопоча,
не двинулись
                      в Крым
                                  ни одна нэпачиха
и
   ни одного нэпача.
Спекулянты,
                    вам скрываться глупо
от движения
                    и от жары —
вы бы
          на камнях
                          трясущихся Алупок
лучше бы
                спустили бы
                                     жиры.
Но,
     прикрывши
                       локонами уши
и надвинув
                  шляпы на глаза,
нэпачи,
            стихов не слушая,
едут
        на успокоительный нарзан.
Вертя
          линяющею красотою,
ушедшие
               поминая деньки,
скучают,
              с грустной кобылой стоя,
крымские
               проводники.
Бытик
          фривольный
                               спортом выглодан,
крымских
               романов
                             закончили серию,
и
   брошюры
                   доктора Фридлянда
дремлют
               в пыли
                          за закрытою дверью.
Солнцу облегчение.
                                Сияет солнце.
На лице —
                  довольство крайнее.
Сколько
             силы
                      экономится,
тратящейся
                   на всенэповское загорание.
Зря
      с тревогою
                        оглядываем Крым
                                            из края в край мы —
ни толчков,
                  ни пепла
                                 и ни лав.
И стоит Ай-Петри,
                             как недвижный
                                                     несгораемый
шкаф.
Я
   землетрясения
                            люблю не очень,
земле
          подобает —
                              стоять.
Но слава встряске —
                                  Крым
                                           орабочен
больше,
             чем на ять.

Красная Спартакиада
населенье заразила:
нынче,
           надо иль не надо,
каждый
            спорт
                     заносит на́ дом
и тщедушный
                      и верзила.
Красным
              соком
                       крася пол,
бросив
           школьную обузу,
сын
      завел
                игру в футбол
приобретенным арбузом.
Толщину забыв
                          и хворость,
легкой ласточкой взмывая,
папа
        взял бы
                     приз на скорость,
обгоняя все трамваи.
Целый день
                    задорный плеск
раздается
                 в тесной ванне,
кто-то
          с кем-то
                        в ванну влез
в плавальном соревнованьи.
Дочь,
         лихим азартом вспенясь,
позабывши
                  все другое,
за столом
                играет в теннис
всем
        лежащим под рукою.
А мамаша
                 всех забьет,
ни за что не урезоните!
В коридоре,
                   как копье,
в цель
           бросает
                        рваный зонтик.
Гром на кухне.
                       Громше,
                                     больше.
Звон посуды,
                     визгов трельки,
то
    кухарка дискоболша
мечет
          мелкие тарелки.
Бросив
            матч семейный этот,
склонностью
                     к покою
                                 движим,
спешно,
             несмотря на лето,
навострю
               из дома
                            лыжи.
Спорт
          к себе
                    заносит на дом
и тщедушный
                       и верзила.
Красная Спартакиада
населенье заразила.

Балладу
              новую
                        вытрубить рад.
Внимание!
                 Уши востри́те!
В одном
              учреждении
                                  был бюрократ
и был
          рабкор-самокритик.
Рассказывать
                      сказки
                                 совсем нехитро́!
Но это —
               отнюдь не сказки.
Фамилия
               у рабкора
                               Петров,
а у бюрократа —
                           Васькин.
Рабкор
           критикует
                           указанный трест.
Растут
            статейные горы.
А Васькин…
                   слушает да ест.
Кого ест?
                — Рабкора.
Рабкор
           исписал
                         карандашный лес.
Огрызка
              не станет
                              скоро!
А Васькин
                 слушает да ест.
Кого ест?
                — Рабкора.
Рабкор
           на десятках
                              трестовских мест
раскрыл
             и пьяниц
                            и во́ров.
А Васькин
                 слушает да ест.
Кого ест?
                — Рабкора.
От критик
                рабкор
                           похудел и облез,
растет
           стенгазетный ворох.
А Васькин
                 слушает да ест.
Кого ест?
                — Рабкора.
Скончался рабкор,
                             поставили крест.
Смирён
             непокорный норов.
А Васькин
                 слушает да ест.
Кого?!
          — Других рабкоров.
Чтоб с пользой
                         читалась баллада,
обдумать
                выводы
                             надо.
Во-первых,
                  вступив
                               с бюрократом в бои,
вонзив
           справедливую критику,
смотри
            и следи —
                              из заметок твоих
какие
         действия
                        вытекут.
А во-вторых,
                    если парню влетит
за то, что
               держался храбрый,
умерь
          бюрократовский аппетит,
под френчем
                     выищи жабры.

Сегодня
             в седеющие
                                 усы и бороды
пряча
          улыбающуюся радость,
смотрите —
                    льются
                                улицы города,
знаменами припарадясь.
Богатые
             у нас
                      отнимали
                                      и силы и сны,
жандармы
                загораживали
                                      ворота в науки,
но
    сильны и стройны
у нас
         вырастают сыны,
но,
     шевеля умом,
                            у нас
                                     поднимаются внуки.
Пускай
            по земле
                           сегодня носится
интернационалом
                             на все лады
боевая многоголосица
пролетариев молодых.
Наших —
                теснят.
                           Наших —
                                           бьют
в озверевших
                      странах фашистов.
Молодежь,
                 миллионную руку
                                              в МЮД
защищая товарищей,—
                                      выставь!
Шествий
               круг,
                      обними фашистские тюрьмы.
Прижмите богатых
                               к стенам их домов.
Пугая жирных,
                       лейся,
                                  лава юнгштурма.
Пионерия,
                галстуком
                                пугай банкирских быков.
Они
       отнимали у нас
                                и здоровье и сны.
Они
       загораживали
                              дверь науки,
но,
     сильны и стройны,
идут
        большевизма сыны,
но
    сильны и умны —
большевистские внуки.
Сквозь злобу идем,
                               сквозь винтовочный лай мы
строим коммунизм,
                               и мы
передадим
                  борьбой омываемый
нашей
           смене —
                         мир.