Владимир Маяковский - Стихотворения (1928)

В революции
                     в культурной,
смысл которой —
                             общий рост,
многие
            узрели
                        шкурный,
свой
        малюсенький вопрос.
До ушей
              лицо помыв,
галстук
            выкрутив недурно,
говорят,
             смотрите:
                             «Мы
совершенно рев-культурны».
Дурни тешат глаз свой
красотой пробо́ров,
а парнишка
                  массовый
грязен, как боров.
Проведи
              глазами
по одной казарме.
Прет
        зловоние пивное,
свет
        махорка
                      дымом за́стит,
и котом
             гармонька воет:
«Д-ы-ш-а-л-а н-о-ч-ь
         в-о-с-т-о-р-г-о-м с-л-а-д-о-с-т-растья».
Дыры в крыше,
                        звёзды близки,
продырявлены полы,
режут
          ночь
                  истомным визгом
крысьи
            свадьбы да балы.
Поглядишь —
                       и стыдно прямо —
в чем
         барахтаются парни.
То ли
         мусорная яма,
то ли
         заспанный свинарник.
Просто
            слово
                      слышать редко,
мат
      с похабщиною в куче,
до прабабки
                    кроют предков,
кроют внуков,
                      кроют внучек.
Кроют в душу,
                       кроют в бога,
в пьяной драке
                        блещет нож…
С непривычки
                       от порога
вспять
           скорее
                      повернешь.
У нас
         не имеется няней —
для очистки
                    жизни и зданий.
Собственной волей,
                                ею одной,
революционный порыв
                                     в кулак сколотив,
строй
         заместо
                      проплеванной
                                             пивной
культуру
              свою,
                       коллектив.
Подымай,
                братва,
                            по заводам гул,
до корней
                дознайся с охотою,
кто дает на ремонт
                               и какую деньгу,
где
      и как деньгу берегут
и как
         деньгу расходуют.
На зверей бескультурья —
                                           охота.
Комсомол,
                 выступай походом!
От водки,
               от мата,
                            от грязных груд
себя
        обчистим
                        в МЮД.

Старый быт —
                        лют.
Водка и грязь —
                          быт.
Веди молодых,
                        МЮД,
старый —
                будет разбит!
Вперед, комсомольцы,
                                    всесоюзным походом!
В окопах вражьих —
                                 переполох.
Вскипай
             в быту
                        боевая охота —
На водку!
               На ругань!
                                На грязь!
                                               На блох!
Мы знали
                юношескую
                                   храбрость и удаль.
Мы знали
                молодой
                              задор и пыл.—
Молодежь,
                 а сегодня,
                                 с этого МЮДа
грязь стирай
                     и сдувай пыль!
Проверим жизнь
                           казарм и общежитий,—
дыры везде
                   и велики, и малы.
Косматый,
                 взъерошенный быт обчешите,
заштопайте крыши,
                               чините полы!
Коротка, разумеется,
                                 смета-платьице,
но счет
            советской копейки
                                          проверьте,
правильно ль
                      то, что имеется, — тратится,
или
      идет в карман и на ветер?
Все уголки библиотек оглазейте:
может,
           лампочки
                           надо
                                   подвесить ниже?
Достаточны ли
                        ворохи свежих газетин?
Достаточны ли
                        стопки
                                   новых книжек?
Переделав того,
                          который руглив,
вылив
          дурманную
                            водочную погань,
смети,
          осмотрев
                         казарменные углы,
паутину
             и портреты господина бога!
Пусть с фронта борьбы
                                      поступают сводки,
что вышли
                  победителями
                                         из боя злого.
— Не выпито
                     ни единого
                                       стакана водки,
не сказано
                 ни единого
                                   бранного слова!
Блести, общежитие,
                                цветником опоясано,
на месте
               и урну, и книгу нашел,—
чтоб облегченно
                          сказала масса:
— Теперь
                живем
                           культурно
                                           и хорошо! —

Старый быт —
                        лют.
Водка и грязь —
                          быт.
Веди
        молодых,
                       МЮД,
старый —
                будет разбит!

Нет,
       не те «молодежь»,
кто, забившись
                         в лужайку да в лодку,
начинает
               под визг и галдеж
прополаскивать
                          водкой
                                      глотку.
Нет,
       не те «молодежь»,
кто весной
                 ночами хорошими,
раскривлявшись
                           модой одеж,
подметают
                  бульвары
                                  клешами.
Нет,
       не те «молодежь»,
кто восхода
                   жизни зарево,
услыхав в крови
                          зудеж,
на романы
                 разбазаривает.
Разве
          это молодость?
                                    Нет!
Мало
         быть
                 восемнадцати лет.
Молодые —
                   это те,
кто бойцовым
                       рядам поределым
скажет
           именем
                       всех детей:
«Мы
       земную жизнь переделаем!»
Молодежь —
                     это имя —
                                       дар
тем,
       кто влит в боевой КИМ,
тем,
       кто бьется,
                         чтоб дни труда
были радостны
                         и легки!

«Пролетарий
                     туп жестоко —
дуб
      дремучий
                      в блузной сини!
Он в искусстве
                        смыслит столько ж,
сколько
             свиньи в апельсине.
Мужики —
                 большие дети.
Крестиянин
                   туп, как сука.
С ним
          до совершеннолетия
можно
          только что
                           сюсюкать».
В этом духе
                    порешив,
шевелюры
                 взбивши кущи,
нагоняет
              барыши
всесоюзный
                    маг-халтурщик.
Рыбьим фальцетом
                                бездарно оря,
он
    из опер покрикивает,
он
    переделывает
                           «Жизнь за царя»
в «Жизнь
               за товарища Рыкова».
Он
     берет
               былую оду,
славящую
                 царский шелк,
«оду»
          перешьет в «свободу»
и продаст,
                 как рев-стишок.
Жанр
         намажет
                       кистью тучной,
но узря,
             что спроса нету,
жанр изрежет
                      и поштучно
разбазарит
                   по портрету.
Вылепит
              Лассаля
                            ихняя порода;
если же
             никто
                      не купит ужас глиняный —
прискульптурив
                         бороду на подбородок,
из Лассаля
                  сделает Калинина.
Близок
            юбилейный риф,
на заказы
                вновь добры,
помешают волоса ли?
Год в Калининых побыв,
бодро
          бороду побрив,
снова
          бюст
                   пошел в Лассали.
Вновь
          Лассаль
                        стоит в продаже,
омоложенный проворно,
вызывая
              зависть
                           даже
у профессора Воронова.

По наркомам
                     с кистью лазя,
день-деньской
                        заказов ждя,
укрепил
             проныра
                           связи
в канцеляриях вождя.
Сила знакомства!
                            Сила родни!
Сила
         привычек и давности!
Только попробуй
                           да сковырни
этот
       нарост бездарностей!
По всем известной вероятности —
не оберешься
                      неприятностей.

Рабочий,
               крестьянин,
                                  швабру возьми,
метущую чисто
                         и густо,
и месяц
             метя
                     часов по восьми,
смети
          халтуру
                       с искусства.