Генрих Гейне - Стихотворения. Поэмы. Проза

Али-Бей, поборник веры,
В женских нежится объятьях;
На земле уж он Аллахом
Благ Эдема удостоен.

Одалиски, краше гурий,
Гибче серн, его ласкают;
Бородой одна играет,
Нежно гладит лоб другая.

Третья весело танцует
И поет под звуки лютни,
И целует прямо в сердце,
Где горит огонь блаженства.

Но внезапно — зов к оружью!
Звуки труб, мечей бряцанье,
И пальба, и весть приносят:
«Франки двинулись на приступ!»

На коня герои — и в битву!
Но летит, как в сновиденье;
Все ему еще сдается,
Будто он в объятьях женских.

Франков головы срубая
Саблей острой по десяткам,
Улыбается он нежно,
Безмятежно, как влюбленный.

Ну, теперь конец брюнеткам!
Этот год мы отдадим
Снова глазкам ярко-синим,
Косам нежно-золотым.

Я пленен опять блондинкой,
Милой, набожной, простой.
Дашь ей белых лилий в руки —
Сразу кажется святой.

Плоти мало, духа много,
Так мечтательно-нежна
И любви, надежде, вере
Всей душою предана.

Уверяет, что немецким
Не владеет языком,
Но клянусь, небесный Клопшток{52},
Безусловно, ей знаком!

Блаженны те, что честь хранят,
Презренны, что честь утратили!
Меня — несчастного юношу —
Сгубили дурные приятели!

Они завладели моим кошельком
Не в ту роковую минуту ли,
Когда они к картам меня подвели
И с грязными девками спутали?

И вот, когда я упился в дым,
Совсем потерявши голову,
Они меня — бедного юношу —
Швырнули на улицу голого.

А утром, очнувшись, почуял я —
Ползут по спине мурашки.
Сидел я — несчастный юноша —
В Касселе, в каталажке!

Герр Петер и Бендер пили вино.
Герр Бендер молвил с презреньем:
«Ты можешь пеньем весь мир покорить,
Но Метту не сманишь ты пеньем».

И Потер сказал: «Я ставлю коня,
Ты ставь твою гончую свору.
Я песней Метту в свой двор заманю
Сегодня в полночную пору».

И только полночь пробили часы,
Взял Петер лютню в руки.
Через поля, через реку и лес
Волшебные хлынули звуки.

И сразу река перестала шуметь,
Притихли, заслушавшись, ели,
На небе месяц побледнел
И звезды смущенно глядели.

И фрау Метта проснулась тотчас:
«Чья песня меня разбудила?»
Надела платье и вышла во двор, —
Ах, лучше б она не ходила!

Пошла через реку, через поля,
Пошла через бор дремучий.
Герр Петер в свой далекий двор
Манил ее песней могучей.

И утром домой воротилась она,
Герр Бендер стоял на пороге.
«Где ночью ты пропадала, жена,
Зачем в росе твои ноги?»

«К затону русалок я ночью пошла,
У них совета искала.
Играя, царица русалок в меня
Студеной водою плескала».

«К русалкам ты не ходила, жена,
Там берег сухой и песчаный.
А у тебя лицо в крови,
И на ногах твоих раны».

«Я ночью в лес пошла поглядеть,
Как эльфы плясали и пели.
Лицо и ноги ободрала
Я об кустарник и ели».

«Но эльфы лишь в теплую майскую ночь
Заводят круг хороводный,
А поздней осенью в голом лесу;
Бушует ветер холодный».

«Я к Петеру Нильсену ночью пошла!
Он пел, и я шла через поле,
Я шла далеко через реку и лес,
Покорна таинственной воле!

Но песня его поражает, как смерть,
В ней темная, страшная сила,
Звучащее пламя мне сердце сожгло,
И ждет меня, знаю, могила».

Гудят погребальные колокола,
И певчие в траур одеты.
Они оплакивают смерть
Несчастной фрау Метты.

Герр Бендер у черного гроба стоит,
И плачет, и горько смеется:
«Я потерял дорогую жену,
И гончих отдать придется».

Король Гаральд на дне морском
Сидит под синим сводом
С прекрасной феею своей…
А год идет за годом.

Не разорвать могучих чар;
Ни смерти нет, ни жизни!
Минуло двести зим и лет
Его последней тризне.

На грудь красавицы склонясь,
Король глядит ей в очи;
Дремотной негою объят,
Глядит и дни и ночи.

Златые кудри короля
Иссеклись, побелели,
В морщинах желтое лицо,
Нет сил в поблекшем теле.

Порой тревожит страстный сон
Какой-то грохот дальний:
То буря на море шумит —
Дрожит дворец хрустальный.

Порою слышит Гарфагар
Норманнский клик родимый:
Поднимет руки — и опять
Поникнет недвижимый.

Порой до слуха долетит
И песнь пловца над морем,
Что про Гаральда сложена:
Стеснится сердце горем…

Король застонет, и глаза
Наполнятся слезами…
А фея льнет к его устам
Веселыми устами.

Отец твой был добряк осел,
И это всем известно было;
Но мать была — высокий ум
И чистокровная кобыла.

Твое ишачество есть факт,
И с этим уж нельзя бороться,
Но утверждай всегда при всех,
Что ты потомок иноходца.

Что твой прапрадед — Буцефал{56},
Что предки в латах и попонах
К святому гробу шли в поход
Галопом, при честных знаменах;

И числишь ты в своей родне
Тот благородный отпрыск конский,
На коем гарцевал, войдя
В господень град, Готфрид Бульонский{57};

Что конь Баярд{58} был твой отец,
Что есть и героиня-тетя
Из кляч, прозваньем Росинант,
Служившая при Дон-Кихоте.

О Санчо-Пансовом осле
Ты умолчи, что он родитель,
И даже не признай того,
На коем ехал наш Спаситель.

Не вздумай помещать осла
В свой герб и титул родословный.
Сам в этом деле стань судьей
И будешь — самый чистокровный.

Когда тебя женщина бросит — забудь,
Что верил ее постоянству.
В другую влюбись или трогайся в путь,
Котомку на плечи и странствуй.

Увидишь ты озеро в мирной тени
Плакучей ивовой рощи,
Над маленьким горем немного всплакни,
И дело покажется проще.

Вздыхая, дойдешь до синеющих гор.
Когда же достигнешь вершины,
Ты вздрогнешь, окинув глазами простор
И клекот услышав орлиный.

Ты станешь свободен, как эти орлы,
И, жить начиная сначала,
Увидишь с крутой и высокой скалы,
Что в прошлом потеряно мало!

Мороз-то на самом деле
Огнем обжигает лица.
В густых облаках метели
Народец продрогший мчится.

Промерзли носы и души.
О, холод зимой неистов!
И раздирают нам уши
Концерты пианистов.

Насколько приятней лето!
Брожу я в лесах, мечтаю
И о любви поэта
Стихи нараспев читаю.