Генрих Гейне - Стихотворения. Поэмы. Проза

Люблю я эту бледность тела —
Покров души изящной, очи
Огромные и эти кудри
Вокруг чела, как крылья ночи!

Жену как раз такого сорта
Искал я долго повсеместно;
Я тоже оценен тобою,
И это мне, конечно, лестно.

Найдя во мне, чего хотелось
Тебе самой, ты щедро станешь
Меня лобзаньями счастливить, —
Потом, как водится, обманешь.

Из края в край твой путь лежит;
Идешь ты — рад не рад.
По ветру нежный зов звучит —
И ты взглянул назад.

Твоя любовь в стране родной;
Манит, зовет она:
«Вернись домой! Побудь со мной!
Ты радость мне одна».

Но путь ведет все в даль и тьму.
И остановки нет…
Что так любил — навек к тому
Запал возвратный след.

Сегодня ты такой печальный,
Каким уж не был много дней!
Щека блестит росой хрустальной,
И вздохи сердца все слышней.

Иль вспомнил родину в далеком,
В туманно-призрачном былом?
Ведь ты бы рад был ненароком
Побыть в отечестве своем.

Иль вспомнил даму, что так мило
Бывала гневною подчас?
Сердился ты — ей грустно было,
Потом смеялись всякий раз.

Иль вспомнил тех, что обнимали
Тебя, как друга, в страшный миг?
В груди желанья бушевали,
Но оставался нем язык.

Иль вспомнил мать, сестру родную?
Спугнуть их образ не спеши!
Мой милый, дрогнула, я чую,
Решимость дикая души.

Иль вспомнил щебет птиц и сени
Густого сада, где вкушал
Блаженство юных сновидений,
Где ты робел, где ты мечтал?

Уж поздно. Дали серебрятся
Сквозь мокрый снег белесой мглой.
Однако время одеваться
И ехать в гости. Боже мой!

И я когда-то знал край родимый…
Как светел он!
Там рощи шумны, фиалки сини…
То был лишь сон!

Я слышал звуки родного слова
Со всех сторон…
Уста родные «люблю» шептали…
То был лишь сон!

Бежим! Ты будешь мне женой!
Мы отдохнем в краю чужом.
В моей любви ты обретешь
И родину, и отчий дом.

А не пойдешь — я здесь умру,
И ты останешься одна,
И будет отчий дом чужим,
Как чужедальная страна.

Дохнула стужей весенняя ночь,
Дохнула на голубые цветы,
Они увяли, опали.

Веселый парень подружку любил,
Ни матери, ни отцу не сказал, —
Тайком увез дорогую.

Их горькая доля по свету гнала,
Их злая мачеха-жизнь извела,
Нужда иссушила, сгубила.

И липа цветет над их могилой,
И свищет птица да ветер унылый,
А под шатром зеленых ветвей
Печалится мельник с милой своей.

И птица так нежно и грустно щебечет,
А ветер так тихо и странно лепечет, —
Любовники молча внемлют ему
И плачут — и все не поймут почему.

Любовь их была глубока и сильна:
Мошенник был он, потаскушка она.
Когда молодцу сплутовать удавалось,
Кидалась она на кровать — и смеялась.

И шумно и буйно летели их дни;
По темным ночам целовались они.
В тюрьму угодил он. Она не прощалась;
Глядела, как взяли дружка, и смеялась.

Послал он сказать ей: «Зашла бы ко мне!
С ума ты нейдешь наяву и во сне;
Душа у меня по тебе стосковалась!»
Качала она головой — и смеялась.

Чем свет его вешать на площадь вели;
А в семь его сняли — в могилу снесли…
А в восемь она, как ни в чем не бывало,
Вино попивая с другим, хохотала.

Для дел высоких и благих
До капли кровь отдать я рад,
Но страшно задыхаться здесь,
В мирке, где торгаши царят.

Им только б жирно есть и пить, —
Кротовье счастье брюху впрок.
Как дырка в кружке для сирот,
Их благонравный дух широк.

Их труд — в карманах руки греть,
Сигары модные курить.
Спокойно переварят все,
Но их-то как переварить?

Хоть на торги со всех сторон
Привозят пряности сюда,
От их душонок рыбьих тут
Смердит тухлятиной всегда.

Нет, лучше мерзостный порок,
Разбой, насилие, грабеж,
Чем счетоводная мораль
И добродетель сытых рож!

Эй, тучка, унеси меня,
Возьми с собой в далекий путь,
В Лапландию, иль в Африку,
Иль хоть в Штеттин — куда-нибудь!

О, унеси меня! — Летит…
Что тучке мудрой человек!
Над этим городом она
Пугливо ускоряет бег.

Тебя, Германию родную,
Почти в слезах мечта зовет!
Я в резвой Франции тоскую,
Мне в тягость ветреный народ.

Сухим рассудком, чувством меры
Живет блистательный Париж.
О глупый бубен, голос веры,
Как сладко дома ты звучишь!

Учтивы люди. Но с досадой
Встречаю вежливый поклон.
В отчизне истинной отрадой
Была мне грубость испокон.

Прелестны дамы. Как трещотки,
Не знают устали болтать.
Милей немецкие красотки,
Без слов идущие в кровать.

Здесь каруселью исступленной
Все кружится, как дикий сон.
У нас порядок заведенный
Навеки к месту пригвожден.

Мне словно слышится дремливый
Ночного сторожа рожок,
Ночного сторожа призывы
Да соловьиных песен ток.

В дубравах Шильды безмятежной
Таким счастливым был поэт!
Там в звуки рифм вплетал я нежно
Фиалки вздох и лунный свет.

У дверей собора двое,
И в кафтанах оба красных,
И один из них властитель,
А другой — палач придворный.

Палачу король промолвил:
«По поповским песням слышу,
Что кончается венчанье, —
Будь с секирой наготове».

Перезвон. Органа ропот,
И поток из церкви хлынул.
Толпы пестрые народа
Окружают новобрачных.

Словно смерть бледна, тосклива
Молодая королевна.
Смело смотрит рыцарь Олаф,
Алых уст дерзка улыбка.

Королю он, усмехаясь,
Молвит алыми устами:
«Здравствуй, тесть, падет сегодня
Голова моя на плаху.

Я умру сегодня. Дай же
Лишь до полночи пожить мне,
Чтоб свою я справил свадьбу
Пиром с пляскою веселой.

Дай пожить мне, дай пожить мне,
Чтоб последний выпить кубок,
Чтоб сплясать последний танец,
Дай пожить мне до полночи».

Палачу король промолвил:
«Зятю нашему дарую
Жизнь его до полуночи, —
Будь с секирой наготове».

Рыцарь сидит за брачным столом,
Последний кубок полон вином.
К плечу его, бледна,
Припала жена.
Палач стоит перед дверью.

Бесчисленных факелов блещут огни.
И в круг гостей вступают они
И пляшут в полночный час
В последний раз.
Палач стоит перед дверью.

Несется скрипок веселый звон,
Несется флейты печальный стон.
У всех, кто на пляску глядит,
Сердце щемит.
Палач стоит перед дверью.

И пляска длится, и зал дрожит,
И рыцарь, склонясь к жене, говорит:
«Тебя люблю я так сильно, —
Но ждет меня холод могильный».
Палач стоит перед дверью.

О рыцарь Олаф, час настал,
Окончены с жизнью расчеты,
Ты королевскую дочь полюбил
Свободно и без заботы.

Во тьме ночной блестит топор.
Псалмы бормочут монахи.
В кафтане красном человек
Стоит у черной плахи.

Выходит рыцарь из дворца,
Весь двор блестит огнями,
Смеются алые губы его,
Он алыми молвит устами:

«Я славлю солнце, я славлю луну
И звезд небесных сиянье,
И славлю птиц я в вышине
Веселое щебетанье.

Я славлю море, славлю твердь,
Я славлю цветы полевые,
Я славлю фиалки, они — как глаза
Жены моей — голубые.

Глаза-фиалки моей жены,
За вас моя жизнь пропала;
И славлю бузинную чащу я,
Где ты моею стала».