Роберт Рождественский - Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
«Вслушайтесь! Вглядитесь!..»
Вслушайтесь!
Вглядитесь!
Убивают
время.
Убивают время
сообща и в одиночку.
Будто бы друг с другом соревнуясь:
кто скорее?
Убивают в полдень.
Убивают ночью.
Убивают время
нахально и молитвенно.
Убивают время
стыдливо и истошно.
Убивают
прямо перед окнами
милиции!
(Что там
«перед окнами».
За окнами —
тоже…)
Люди спотыкаются.
Погоду ругают.
На площадках лестничных
толкутся вдвоем.
Зазывают в гости.
Так и предлагают:
«Приходите…
Как-нибудь
вечерок…
убьем…»
Люди суетятся.
Люди верят в слухи.
Ссорятся.
Ждут из Саратова
родных.
Убивают время!
После —
моют руки.
Чтоб не оставалось крови
на них…
Люди
убивают время отрешенно.
Пухлые портфели загадочно несут.
Убивают
собственное время.
И чужое.
И никто
за это
не зовет их в суд.
И никто —
ни разу! —
не вручает похоронных.
Мол, «погибло время.
Нужнейшее.
Зазря…»
Падают
минуты
повзводно
и поротно.
Начиная
с самого первого
января…
Мертвые минуты молчат,
не обижаются.
Мертвые минуты
выстраиваются в века…
Зачем люди
плачут?
Чего докторам
жалуются,
что мало успели сделать,
что жизнь —
коротка?
«Научили человека разговаривать…»
Научили
человека
разговаривать.
Разрешили:
«Что хочешь, говори…»
Он шагает.
И – одна другой
коварнее —
мысли
бултыхаются
внутри:
«Можно это вот сказать,
а можно —
то вот!
Можно так преподнести,
а можно —
сяк…
А в конце пустить
продуманный
довод,
чтоб соперники
попали впросак!
Можно тихо начать,
потом напористо
основные вопросы
увязать…»
Он открыл
было
рот.
И вдруг опомнился:
«Это что же?
Так вот
взять
и сказать?!»
По ночам
на человека
давят страхи.
Опасения
уснуть не дают:
«Скажешь
что-нибудь этакое —
и здрассте!
И доказывай,
что ты не верблюд!
А потом, —
просто так…
на всякий случай…
Чтоб никто меня за трусость
не корил…
Научили говорить.
А вдруг
разучат!
И припомнят
все, что я говорил!
Разрешение бы вышло
доскональное.
Чтоб параграфы.
Подписи.
Печать…»
Научили
человека
разговаривать.
Было легче
такому
молчать!
Родине
Родина,
тебе я ни разу
не соврал.
Потому
сказать
ты позволишь мне…
Очень просто верить
в завтрашний рай.
Очень трудно верить —
в сегодняшний.
Это надо взвесить
сорок тысяч раз,
чтоб в минуту
осознать какую-то:
почему
в такой стране безбожников,
у нас
расплодились
служители
культа!
Родина!
В жизнь мы вступаем, не приснясь.
От шагов наших
мир
качается!
Мы уже не скажем:
кто-то
думает за нас.
Мы узнали,
чем это
кончается!
И не смейте
нас
уговаривать тайком,
делая
загадочные позы:
«Рано вам,
ребятки,
разбираться
в таком…»
Рано?!
Лучше рано,
чем поздно!
В радости
и горести страны
мы вросли.
Накрепко!
И сказать по-честному,
если бы все по-старому —
мы б тоже
пошли
в Блюхеры,
в Эйхе,
в Тухачевские!
Знаю:
мы б плевали
на улыбки подлецов!
Знаю:
повторилась бы,
не стерлась
праведная,
сложная
дорога отцов.
Честная,
святая убежденность!..
Не всегда изысканно,
не всегда красиво
слово, сметающее преграды…
Я кричу:
Спасибо вам!
Слышите?
Спасибо,
люди,
не боящиеся правды!
Базар того года
Ю. Казакову
Базар?
Базар!
Торговки
базлали:
«Сахарин фасованный!..»
«Целебная махра!..»
Чего только не было
на этом базаре,
особенно
если в воскресенье,
с утра…
«Продам шинель новехонькую!
Сам бы носил – жалко!»
«Брусничная настоечка —
лекарство от невзгод!»
«А ну,
кому
шаньги!
Румяные шаньги!..»
«А вот чудо-мыло…»
«А вот костыль-самоход…»
«Прыгающий мячик —
детишкам на забаву…»
«Валенки!
Валенки на любой мороз!..»
Продавал ругательства —
за полтинник
пару —
чернявый
хриповатый
безногий матрос…
«Имеются ушанки.
Три кило ворсу…
Налетай, служивые!
Цена – пустяк…»
– А у вас, дедуся?..
– У меня
фокусы…
– Что еще за новость?!
Как это?..
– А так…
Он прямо на булыжнике
расстелил коврик.
Из собственного уха
огурец извлек.
И в мутноватой лужице
среди арбузных корок
заплавал,
заплескался
серебряный малек…
А старичок выдергивал
голубей из сумочки,
потом превратил полено
в заржавленную пилу…
Старичок старался!
Мелькали пальцы сухонькие…
«Э-гей!
Кому фокусы!
Недорого беру…»
Подходила публика.
Смеялись бабы в голос…
А мальчишка —
замерший,
как громом поражен, —
вдруг сказал:
– Дедушка.
Продай мне…
фокус…
Чтоб в конце фокуса…
папа…
пришел… —
Старичок
беспомощно пожал
плечами.
Цвела
победными лозунгами
щербатая стена…
Люди оглянулись.
Люди замолчали…
Кончилась.
Кончилась.
Кончилась
война.
Разговор с горой Карадаг
Карадаг,
Карадаг,
я пришел
прощаться.
Был я в разных городах —
к тебе возвращался.
Разузнать,
как живешь,
что нового видишь.
Поглядеть,
как море пьешь
и никак не выпьешь.
Пьешь,
и больше ничего.
Ни на шаг —
в сторону…
Знал я дядьку одного —
тоже
пил здорово!
К рюмке он —
как репей.
Ох давал, бродяга!..
Нету
дядьки теперь.
Закончился дядька.
Может, лучше, что так, —
меньше стало
сутолоки…
Айда,
Карадаг,
махнем с тобой отсюдова!
Давай тебя унесем
от этой тихой пристани.
Пойдем с тобой туда,
где все
не гладко
и не приторно!
Там —
тайга,
там —
простор,
в любом ручье —
хариусы.
Реки там такие,
что
с морем потягаются!..
Я хвалить не мастак.
Приедешь —
удивишься.
В тот пейзаж,
Карадаг,
ты непременно впишешься.
Будешь слушать по ночам,
как филины
ухают.
По твоим большим плечам
пройдет медведь-увалень.
Он пройдет напрямик…
Поедем,
бедолага!
Что?
Не хочешь?
Привык?..
Понимаю.
Ладно…
Я ведь тоже
привык
к своему счастью —
видеть снег,
слушать выпь,
в машинах
качаться.
Привыкаем мы все —
рано или поздно —
кто– к теплу,
кто – к росе,
кто – к гудкам поезда.
Привыкаем не смотреть,
куда ветер дует.
Привыкаем стареть.
Привыкаем думать.
Голодать,
холодать,
влюбляться неудачно…
Будь здоров,
Карадаг.
Карадачина!
Письмо про снег