Анна Брэдстрит - Поэзия США

                          В ночи бытия
                          Надежда моя,
         Как узница, изнывала.
Но солнечная Евлалия желанной подругой мне стала,
Евлалия в золоте волос невестой стыдливой мне стала.

                          Озера очей
                          Любимой моей
Мне ярче всех звезд заблистали.
                          В полуночной мгле
                          На лунном челе
         Волокна тумана едва ли
Сравнятся с кудрями Евлалии, что вольно на плечи ей пали,
Поспорят с кудрями Евлалии, что мягко на плечи ей пали.

                          О мире скорбей
                          Забыли мы с ней
         Под нашим незыблемым кровом,
                          А с горних высот
                          Нам знаменье шлет
         Астарта в сиянии новом.
И юная смотрит Евлалия на небо взором лиловым,
И смотрит Евлалия взором жены, взором хрустально-лиловым.

Небеса были серого цвета,
          Были сухи и скорбны листы,
          Были сжаты и смяты листы,
За огнем отгоревшего лета,
          Ночь пришла — сон глухой черноты, —
Близ туманного озера Обер,
          Там, где сходятся ведьмы на пир,
          Где лесной заколдованный мир,
Возле дымного озера Обер,
          В зачарованной области Вир.

Там однажды, в аллее Титанов,
          Я с моею Душою блуждал,
          Я с Психеей, с Душою блуждал.
В эти дни трепетанья вулканов
          Я сердечным огнем побеждал,
          Я спешил, я горел, я блистал, —
Точно серные токи на Яник,
          Бороздящие горный оплот,
Возле полюса, токи, что Яник
          Покидают, струясь от высот.

Мы менялися лаской привета,
          Но в глазах затаилася мгла,
          Наша память неверной была,
Мы забыли, что умерло лето,
          Что октябрьская полночь пришла,
          Мы забыли, что осень пришла,
И не вспомнили озеро Обер,
          Где открылся нам некогда мир, —
Это дымное озеро Обер
          И излюбленный ведьмами Вир.

Но когда уже ночь постарела
          И на звездных небесных часах
          Был намек на рассвет в небесах,
Что-то облачным сном забелело
          Перед нами в неясных лучах —
И внезапно предстал серебристый
          Полумесяц — двурогой чертой,
Полумесяц Астарты лучистый,
          Очевидный двойной красотой.

Я промолвил: «Астарта нежнее
          И теплей, чем Диана, она —
          В царстве вздохов, и вздохов полна:
Увидав, что, в тоске не слабея,
          Здесь душа затомилась одна, —
Чрез созвездие Льва проникая,
          Показала она в облаках
          Путь к забвенной тиши в небесах
И, чело перед Львом не склоняя,
          С нежной лаской в горящих глазах,
Над берлогою Льва возникая,
          Засветилась для нас в небесах».

Но Психея, свой перст поднимая,
          «Я не верю, — промолвила, — в сны
          Этой бледной богини Весны.
О, не медли, — в ней бледность больная!
          О, бежим! Поспешим! Мы должны!»
И в испуге, в истоме бессилья
          Не хотела, чтоб дальше мы шли,
И ее ослабевшие крылья
          Опускались до самой земли —
          И влачились, влачились в пыли.

Я ответил: «То страх лишь напрасный,
          Устремимся на трепетный свет:
          В нем — кристальность, обмана в нем нет,
Сибиллически-ярко-прекрасный.
          В нем Надежды манящий привет, —
          Он сквозь ночь нам роняет свой след.
О, уверуем в это сиянье, —
          Так зовет оно вкрадчиво к снам,
Так правдивы его обещанья
          Быть звездой путеводною нам,
          Быть призывом — сквозь ночь — к небесам!»

Так ласкал, утешал я Психею
          Толкованием звездных судеб, —
          Зоркий страх в ней утих и ослеп.
И прошли до конца мы аллею,
          И внезапно увидели склеп,
          С круговым начертанием склеп.
«Что гласит эта надпись?» — сказал я,
          И как ветра осеннего шум —
Этот вздох, этот сон услыхал я:
          «Ты не знал? Улялюм — Улялюм —
          Здесь могила твоей Улялюм».

И сраженный словами ответа,
          Задрожав, как на ветке листы,
          Как сухие под ветром листы,
Я вскричал: «Значит, умерло лето,
          Это — осень и сон черноты,
          Небеса потемневшего цвета.
Ровно год, как на кладбище лета
          Я здесь ночью октябрьской блуждал,
          Я здесь с ношею мертвой блуждал, —
Эта ночь была — ночь без просвета,
          Самый год в эту ночь умирал,
          Что за демон сюда нас зазвал?
О, я знаю теперь: это — Обер,
          О, я знаю теперь: это — Вир,
Это — дымное озеро Обер
          И излюбленный ведьмами Вир».

С песней в устах,
Отринув страх,
В палящий зной, в прохладу —
Всегда в седле,
По всей земле
Рыцарь искал Эльдорадо.

Где юный жар?
Он грустен и стар,
Легла на грудь прохлада:
Искал он везде,
Но нет нигде,
Нет и подобья Эльдорадо.

Встала пред ним
Тень — пилигрим.
Смертным повеяло хладом.
— Тень, отвечай:
Где этот край,
Край золотой Эльдорадо?

— Мчи грядою
Лунных гор,
Мчи Долиной Тьмы и Хлада, —
Молвит Тень, —
Мчи ночь и день,
Если ищешь Эльдорадо.

О счастье! Не мучусь
Я больше, томясь,
Упорной болезнью,
И порвана связь
С горячкой, что жизнью
Недавно звалась.

Лежу я недвижно,
Лишенный сил,
И каждый мускул
Как будто застыл.
Мне лучше: не мучит
Горячечный пыл.

Лежу я спокойно,
Во сне распростерт,
Забыв все недуги,
Как будто я мертв,
И можно в испуге
Подумать — я мертв.

Рыданья и вопли
Затихли вокруг,
Как только прервался
Мучительный стук —
Терзающий сердце
Томительный стук.

Тоска, отвращенье,
Как тающий воск,
Исчезли с болезнью,
Мрачившей мой мозг,
С горячкой, что жизнью
Сжигала мой мозг.

Исчезла и пытка,
Всех пыток сильней, —
Ужасная жажда
Души моей
К реке ядовитой
Проклятых страстей:
Насытил я жажду
Души моей.

Испил я студеной
Воды из ключа,
Тот ключ потаенный
Струится, журча,
В земле неглубоко
Струится, журча.

О нет! Пусть не скажет
Никто, что для сна
Приют мой мрачен,
Постель так тесна, —
Ведь тот, кто скажет:
Постель так тесна,
Он тоже ляжет
В такую ж для сна.

Мой дух не лелеет
Мечтаний о грозах,
Не сожалеет
О пламенных розах,
О том, что алеет
На миртах и розах,

Дыханье как будто
Анютиных глазок
Он слышит из руты,
Из праздничных связок
Цветов розмаринных,
Анютиных глазок —
Дыханье невинных
Анютиных глазок.

Он дремлет блаженно
В тумане мечтаний
О правде нетленной
И верности Анни,
Витая блаженно
Средь локонов Анни.

Она с поцелуем
Склонилась ко мне,
И я, не волнуем
Ничем в тишине,
Скользя, как по струям,
Забылся во сне.

Укрыв меня нежно
И свет затемня,
Она помолилась
Потом за меня,
Чтоб ангелы неба
Хранили меня.

И я на постели
Лежу распростерт
(С истомою в теле),
Как будто я мертв,
Прильнув к изголовью,
Лежу распростерт
(С ее любовью),
Как будто я мертв, —
И вам всем я страшен,
Как будто я мертв.

Душа ж моя ярче,
Чем в млечном тумане
Все звезды на небе,
Сверкает с Анни,
Горит она светом
Любви моей Анни,
Лучится ответом
Из глаз моей Анни.