Анна Брэдстрит - Поэзия США

День! Я пеняю, что тебе во славу
Достойные стихи нам невподъем.
В твоих лучах мы пишем их в забаву,
Но зрим Творец их в лике лишь твоем.
О моего житья собрат великий!
Закутав тело в солнечный лоскут,
Ты ввысь идешь с востока, ясноликий,
Чтоб чад своих спасти от черных пут.
Привет тебе, о сирый пилигрим,
Чьи равно всех благословляют взоры!
Я, как и ты, иду путем своим
И в мир блаженный скроюсь, верно, скоро.
Твой новый свет, который не узрю,
На вечном западе узрит мою зарю.

Лицо, изрытое заботой, —
         Реестр покупок и продаж
Иль книга, где в словах без счета —
         Заемных мыслей ералаш.

Мне чужды люди, ибо всуе
         Глядят на вещи вкривь и вкось
И, вежливо со мной толкуя,
         Иных суждений ждут небось.

Мой слух не выловит ни слова,
         Где проступил бы смысл прямой,
Они хитрят столь бестолково,
         Что лжи простор дают самой.

Хочу туда, где речь правдива,
         Где око видит то, что зрит, —
Здесь редки люди, чьи порывы
         Лишь истина животворит.

Я помню: ты, в день брачный твой,
         Как от стыда, зарделась вдруг,
Хоть счастье было пред тобой
         И, весь любовь, мир цвел вокруг.

Лучистый блеск в твоих очах
         (Что́ ни таила ты)
Был — все, что на земле, в мечтах,
         Есть выше красоты!

Быть может, девичьим стыдом
         Румянец был — как знать! —
Но пламенем он вспыхнул в том,
         Кто мог его понять,

Кто знал тебя в день брачный твой,
         Когда могла ты вспыхнуть вдруг,
Хоть счастье было пред тобой
         И, весь любовь, мир цвел вокруг.

Наука! ты — дитя Седых Времен!
Меняя все вниманьем глаз прозрачных,
Зачем тревожишь ты поэта сон,
О коршун! крылья чьи — взмах истин мрачных!

Тебя любить? и мудрой счесть тебя?
Зачем же ты мертвишь его усилья,
Когда, алмазы неба возлюбя,
Он мчится ввысь, раскинув смело крылья!

Дианы ко́ней кто остановил?
Кто из леса изгнал Гамадриаду,
Устав искать приюта меж светил?

Кто выхватил из лона вод Наяду?
Из веток Эльфа? Кто бред летних грез,
Меж тамарисов, от меня унес?

Я не скорблю, что мой земной удел
         Земного мало знал самозабвенья,
Что сон любви давнишней отлетел
         Перед враждой единого мгновенья.
Скорблю я не о том, что в блеске дня
         Меня счастливей нищий и убогий,
Но что жалеешь ты, мой друг, меня,
         Идущего пустынною дорогой.

Елена, красота твоя
         Мне — словно парус морякам,
Скитальцам, древним, как земля,
Ведущим корабли в Пергам,
         К фригийским берегам.

Как зов Наяд, мне голос твой
         Звучит за ропотом глухим
Морей, ведя меня домой,
К сиянью Греции святой
         И славе, чье имя — Рим.

В алмазной раме у окна
         Вот ты стоишь, стройна, как взмах
Крыла, с лампадою в руках —
Психея! — не оставь меня
         В заветных снах!

Есть, я знаю, ангел в высях
         «С лютней-сердцем». Се — Израфел.
У него на устах
И в его перстах —
Песнь, настолько прекрасная, что в небесах
Гимны звезд замирают; молчанье в мирах;
         Восхищение — чуть он запел.

И, взойдя в зенит,
         Полная луна
         Пеньем прельщена —
Блаженная, звенит,
         Переливаются рулады, —
         И встают Плеяды,
         Рдея, — божьи чада,
         Семь из мириад.

И молвит звездный хор,
         И вторит голос лун,
И зрит небесный взор:
Певец персты простер
         Над лирой, вечно юн.
И вспыхнул метеор
         Напева стройных струн!

Там Израфел поет,
         Где мудрость воскрылила,
Где бог в любви живет,
         Где гурий красота
Сиянием светила
         Над миром разлита.

Божественный певец!
         Ты прав, отринув холод!
Ты в песнь вложил, мудрец,
Всю страсть людских сердец!
         Ты смел и вечно молод,
Тебе вручен венец!

Плачь, смейся, пламеней!
         Пройди надмирным лазом
Сквозь лабиринт страстей
         Туда, где правит Разум,
         Охваченный экстазом!

Ты — небо Красоты!
         А на земле низинной
         Долины — лишь долины,
Цветы — цветы… Но ты —
         Тот свет, чья тень светлее света
                                                         с высоты!

И все же, Израфел,
Когда б сойти велел
         Бог вниз тебе, а мне — взмыть в космос
                                                                          твой,

Ты б лучше моего не спел
         Мелодии земной,
А я б — дерзновенней тебя звенел
         Небесною струной!

Где сумрак запад обволок,
Воздвигла Смерть себе чертог.
Там странный город виден взглядам.
Герой и трус, святой и грешник рядом
Объяты там могильным хладом.
Там башни (накренило их,
А все ж не рухнут), храмы, зданья —
Иные, чем у нас, живых,
И ветра свежее дыханье
Не взбороздит, не шелохнет
Немую ширь угрюмых вод.

Не льются с неба струи света
На город этот, мглой одетый.
Лишь отблеск дремлющих валов
Змеей ползет, как кровь, багров,
По камням капищ и дворцов,
Чья кладка толще несравненно,
Чем в древнем Вавилоне стены,
По шпицам, по рядам колонн
И по ротондам, где фронтон
Украшен фризами лепными
Из чаш с фиалками лесными
И лоз, вплетенных между ними.
Ничто нигде не шелохнет
Немую ширь угрюмых вод.
Во мраке контуры строений
Расплылись над землей, как тени,
А с главной башни шлет в простор
Смерть-великанша грозный взор.

В любом из склепов, в каждом храме
На уровне одном с волнами
Раскрыта дверь, но воды спят;
Воспрянуть их не побудят
Ни бирюза в глазницах статуй,
Ни на гробах покров богатый,
И, увы, не тронет рябь
Стекленеющую хлябь,
Чья безмятежность так ужасна,
Что, мнится, ни лазури ясной,
Ни бурь нет больше на земле —
Один лишь мертвый штиль во мгле.

Но чу! Вдруг ожил воздух стылый,
И зыбь поверхность вод всхолмила.
Не башня ль, возмутив их гладь,
Беззвучно стала оседать
И плотный полог туч над ними
Зубцами прорвала своими;
Свет алый выси в море льют,
И затихает бег минут,
И в миг, когда в пучину канут
Останки города того,
С престолов силы ада встанут,
Приветствуя его.

В твоем я видел взоре,
         К чему летел мечтой, —
Зеленый остров в море,
         Ручей, алтарь святой
В плодах волшебных и цветах —
         И любой цветок был мой.

Конец мечтам моим!
         Мой нежный сон, милей всех снов,
Растаял ты, как дым!
         Мне слышен Будущего зов:
«Вперед!» — но над Былым
         Мой дух простерт, без чувств, без слов,
Подавлен, недвижим!

Вновь не зажжется надо мной
         Любви моей звезда.
«Нет, никогда — нет, никогда»
         (Так дюнам говорит прибой)
         Не взмоет ввысь орел больной
         И ветвь, разбитая грозой,
Вовек не даст плода!

Мне сны дарят отраду,
         Мечта меня влечет
К пленительному взгляду,
         В эфирный хоровод,
Где вечно льет прохладу
         Плеск италийских вод.
И я живу, тот час кляня,
         Когда прибой бурливый
Тебя отторгнул от меня
         Для ласки нечестивой —
Из края, где, главу клоня,
         Дрожат и плачут ивы.