Владислав Холшевников - Мысль, вооруженная рифмами

Ты скажи, говори,
Как в России цари
       Правят.

Ты скажи поскорей,
Как в России царей
       Давят.

Как капралы Петра
Провожали с двора
       Тихо.

А жена пред дворцом
Разъезжала верхом
       Лихо.

Как курносый злодей
Воцарился по ней.
       Горе!

Но господь, русский бог,
Бедным людям помог
       Вскоре.

<1823>

Ах, тошно мне
И в родной стороне;
       Всё в неволе,
       В тяжкой доле,
Видно, век вековать.

Долго ль русский народ
Будет рухлядью господ,
       И людями,
       Как скотами,
Долго ль будут торговать?

Кто же нас кабалил,
Кто им барство присудил
       И над нами,
       Бедняками,
Будто с плетью посадил?

Глупость прежних крестьян
Стала воле в изъян,
       И свобода
       У народа
Силой бар задушена.

А что силой отнято,
Силой выручим мы то.
       И в приволье,
       На раздолье
Стариною заживем.

А теперь господа
Грабят нас без стыда,
       И обманом
       Их карманом
Стала наша мошна.

Они кожу с нас дерут,
Мы посеем — они жнут.
       Они воры,
       Живодеры,
Как пиявки, кровь сосут…

<1823>

     Уж как на небе две радуги,
     А у добрых людей две радости:
     Правда в суде, да свобода везде.
Да и будут они россиянам даны. Слава!
· · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · ·

Как идет кузнец да из кузницы. Слава!
Что несет кузнец? Да три ножика.
Вот уж первой-то нож на злодеев вельмож,
А другой-то нож — на попов, на святош.
А молитву сотворя — третий нож на царя.
     Кому вынется, тому сбудется;
     А кому сбудется, не минуется. Слава!

1824 или 1825

Утихнул бой Гафурский. По волнам
       Летят изгнанники отчизны.
Они, пристав к Исландии брегам,
       Убитым в честь готовят тризны.
Златится мед, играет меч с мечом…
       Обряд исполнили священный,
И мрачные воссели пред холмом
       И внемлют арфе вдохновенной.

Утешьтесь о павших! Они в облаках
Пьют юных Валкирий живые лобзанья.
Их чела цветут на небесных пирах,
Над прахом костей расцветает преданье.
Утешьтесь! За павших ваш меч отомстит.
И где б ни потухнул наш пламенник жизни,
Пусть доблестный дух до могилы кипит,
Как чаша заздравная в память отчизны.

1828

В странах, где сочны лозы виноградные,
          Где воздух, солнце, сень лесов
Дарят живые чувства и отрадные,
          И в девах дышит жизнь цветов,
Ты был! — пронес пытливый посох странника
          Туда, где бьет Воклюзский ключ…
Где ж встретил я тебя, теперь изгнанника?
          В степях, в краю снегов и туч!
И что осталось в память солнца южного?
          Одну лишь ветку ты хранил
С могилы Ла́уры: — полный чувства дружного.
          И ту со мною разделил!
Так будем же печалями заветными
          Делиться здесь, в отчизне вьюг,
И крыльями, для мира незаметными,
          Перелетать на чудный юг,
Туда, где дол цветет весною яркою
          Под шепот Авиньонских струй
И мысль твоя с Лаурой и Петраркою
          Слилась, как нежный поцелуй.

1836

Дева черноглазая! Дева чернобровая!
     Грузия! дочь и зари, и огня!
Страсть и нега томная, прелесть вечно новая
     Дышат в тебе, сожигая меня!
                  Не томит тебя кручина
                  Прежних, пасмурных годов!
                  Много было женихов,
                  Ты избрала — Исполина!

Вот он идет: по могучим плечам
Пышно бегут светлорусые волны;
Взоры подобны небесным звезда́м,
Весь он и жизни и крепости полный,
Гордо идет, без щита и меча;
                  Только с левого плеча,
                  Зыблясь, падает порфира;
Светл он, как снег; грудь, что степь, широка,
                  А железная рука
                  Твердо правит осью мира.

Вышла невеста навстречу; любовь
Зноем полудня зажгла ее кровь;
                  И, откинув покрывало
                  От стыдливого чела,
В даль всё глядела, всем звукам внимала,
Там, под Казбеком, в ущелье Дарьяла,
                  Жениха она ждала.

В сладостном восторге с ним повстречалась
                  И перстнями поменялась;
                  В пене Терека к нему
бросилась бурно в объятья, припала
Нежно на грудь жениху своему.
Приняла думу, и вся — просияла.
Прошлых веков не тревожься печалью,
Вечно к России любовью гори, —
Слитая с нею, как с бранною сталью
     Пурпур зари.

1838

Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом,
И как я, с ним навек простясь
Там слушал звон в последний раз!

Уже не зреть мне светлых дней
Весны обманчивой моей!
И сколько нет теперь в живых
Тогда веселых, молодых!
И крепок их могильный сон;
Не слышен им вечерний звон.

Лежать и мне в земле сырой!
Напев унывный надо мной
В долине ветер разнесет;
Другой певец по ней пройдет,
И уж не я, а будет он
В раздумье петь вечерний звон!

<1827>

Сей поцелуй, дарованный тобой,
Преследует мое воображенье:
И в шуме дня и в тишине ночной
Я чувствую его напечатленье!
Случайным сном забудусь ли порой —
Мне снишься ты, мне снится наслажденье!
Блаженствую, обманутый мечтой,
Но в тот же миг встречаю пробужденье, —
Обман исчез, один я, и со мной
Одна любовь, одно изнеможенье.

1822

Взгляни на звезды: много звезд
     В безмолвии ночном
Горит, блестит кругом луны
     На небе голубом.

Взгляни на звезды: между них
     Милее всех одна!
За что же? Ранее встает,
     Ярчей горит она?

Нет! утешает свет ее
     Расставшихся друзей:
Их взоры, в синей вышине,
     Встречаются на ней.

Она на небе чуть видна,
     Но с думою глядит,
Но взору шлет ответный взор
     И нежностью горит.

С нее в лазоревую ночь
     Не сводим мы очес,
И провожаем мы ее
     На небо и с небес.

Себе звезду избрал ли ты?
     В безмолвии ночном
Их много блещет и горит
     На небе голубом.

Не первой вставшей сердце вверь
     И, суетный в любви,
Не лучезарнейшую всех
     Своею назови.

Ту назови своей звездой,
     Что с думою глядит,
И взору шлет ответный взор,
     И нежностью горит.

1824