Владимир Сосюра - Стихотворения и поэмы

Догорает вечер, как цветок багровый,
в шорохе трамвая, песнях и шагах.
Зимняя неслышно пролетает снова
ночь, как ворон-птица, в снежных облаках.

Разрывает клювом он цветок багровый,
заливает тьмою лепестков огни.
Гаснет звон трамвайный, замолкает слово,
выкриков не слышно, песен, беготни.

Замирает город. Тихо спит, глубоко.
Только снег вздымает вьюга с мостовых.
Вдоль домов, как тени, ходят одиноко
сторожа в тулупах, шапках меховых.

Улицы пустынны. Легче паутинки
иней, вьется чей-то одинокий след.
И с небес морозных звезды, как снежинки,
шлют свой равнодушный и холодный свет.

Кое-где желтеет в окнах свет янтарный.
В сердце зреет песня. Город, ночь, мечта.
Вкрадчивые тени, сноп лучей фонарный.
Что ты мне навеешь, полночь, темнота?

Сколько их минуло в стуже белопенной!
Но осталась в сердце только ночь одна —
ночь любви далекой, первой, незабвенной,
ночь любви заветной, юности весна.

Как тогда шумели вербы над рекою,
как светили звезды, как снега цвели…
От волос любимой веяло весною.
Вижу нас с тобою в снежной той дали.

Ни челна, ни вёсел, ни кустов шумливых,
только снег, да ветер, да весна, весна
в двух сердцах горячих, в двух сердцах счастливых,
первою любовью жизнь освещена.

Месяц над рекою лил сквозь мглу и ветер
ртутный свет на вербы, лил, уныл и худ.
Оттого и звезды синие мне светят,
оттого и очи синие цветут.

Песня знает к сердцу путь, других короче.
В сердце мне весною вейте, снег и мгла!
Я за то люблю их, зимние те ночи,
что одна из них мне счастье принесла.

Ты спишь. А я пером усталым
всё слов таких не подберу,
чтоб в них любовь заполыхала,
как роза на степном ветру.

Чтоб в них звенело наше счастье,
чтоб трепетало вновь и вновь
к земле старинное пристрастье,
к Отчизне верная любовь.

Чтобы глаза твои пылали,
струя чудесный синий свет,
чтоб про меня потом сказали:
«Вот так умел любить поэт!»

В воздухе ясном ни звука.
К песне слова где найду?
Падают мягко, без стука
яблоки в нашем саду.

Небо в тоске журавлиной.
Вянут, поникнув, цветы.
Выйду — а рядом калина,
гляну — а небо — как ты.

Тучка за тучкой кудрявой
тают, как легкие сны.
В лунном сиянии тра́вы,
вздох твой — дыханье весны.

Руки простер я — ни звука…
Слушаю, слушаю, жду…
Падают мягко, без стука
яблоки в нашем саду.

Я — твой, когда заря пылает,
на землю глядя с высоты.
Я — твой, когда всё засыпает.
А ты?

Я — твой, когда идут колонны,
несут знамена и цветы.
Я — твой, когда бушуют волны.
А ты?

Я — твой, когда на подвиг бранный
бойцы идут, сомкнув ряды.
Я — твой всегда, мой друг желанный!
А ты?

Всё затихло в доме к ночи.
На столе стоит вино.
Декабря седые очи
смотрят в синее окно.

Мне глядеть не наглядеться
на морозную зарю.
Может, хочется погреться,
чарку выпить декабрю?

Он стучится, в щели дует,
бородой к стеклу прильнул.
За окно, во мглу седую,
я стакан свой протянул.

И заснеженным, крылатым
рукавом взмахнула ночь.
Захмелел декабрь косматый
и пошел, шатаясь, прочь.

Синий месяц волшебной игрою
разузорил цветы на камнях,
И рыдает рояль за стеною
о далеких, потерянных днях.

Как тревожат глухие рыданья!
Безысходная скорбь, замолчи!
Видно, кто-то тоску и страданье
изливает, играя в ночи.

Кто играет и что за утрата,
что тревожит он душу мою?
Этих звуков печальных раскаты
я всё больше и больше люблю.

Но внезапно рыданья сменила
песня счастья, смывая печаль.
Мое сердце могучая сила
устремила в лазурную даль.

Ой, судьба моя, как ты богата!
Путь мой был и далек и тяжел,
и я рад незнакомому брату,
что забытую радость нашел.

Так играй же! Я сердцем с тобою,
жизнь сегодня лишь счастье дает.
И смеется рояль за стеною,
будто вместе со мною поет.

Лес и поле,
синь без дна.
Степь — раздолье.
Тишина.

Только небо,
только ты.
Краше не были
цветы.

Легкокрылый,
как во сне,
может, милый
в вышине?

В сердце будто
тает мгла:
незабудка
расцвела.

Ниже, ниже
парашют.
Ясно вижу —
милый тут!

В сердце боли
нет твоем.
Лес и поле.
Мы вдвоем.

Осенний вечер. Стынут клены.
Струится легкий полумрак.
Гудок сирены отдаленный
и чей-то быстрый, легкий шаг.

Минулось… На висках — снежинки…
Зачем я не сказал: «Постой!»
И счастье в аленькой косынке
рассталось навсегда со мной…

А небеса — мутней опала,
и снова осень, снова мгла…
О, если б, если б юность знала
и старость мудрая — могла!..

Вновь юность я догнал свою
на заревом мосту.
Вновь полным сердцем я пою —
душа моя в цвету.

Смотрю я в голубой простор,
на степь, что в дымке спит.
Смотрю в любимый синий взор —
и в сердце песнь кипит.

Да, петь про дней голубизну,
про счастье песнь сложить,
про молодость и про весну, —
и жить, и жить, и жить!

За туманной седой пеленою
ни звезды, только тополь высок.
Спит спокойно за тонкой стеною
кареглазый и смуглый сынок.

Он такой же, как я, чернобровый,
и походка быстра и легка.
Пусть приснится веселому Вове,
что ведет самолет на врага…

Пролетая, как мститель крылатый,
мстит за слезы, разрушенный кров,
разбивает он танков громады,
мечет бомбы на лютых врагов.

И взрывает окопы и щели,
где засели бандиты, дрожа,
поражает безжалостно цели
вдоль родимой страны рубежа.

Пусть приснится, что стал он пилотом
и что мир водворил на земле.
Награжденный за подвиг народом,
получает награду в Кремле.

А в окне, за седой пеленою
ни звезды, только тополь высок.
Раскидавшись во сне, за стеною
тихо спит кареглазый сынок.