Семён Раич - Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

О, не знаю, что меня стесняет,
Что мой дух и давит и терзает,
Словно я от казни иль от грома
Рвусь, бегу из отческого дома?
Чем виновен, чем пред богом грешен
И за что страдаю безутешен?

Божий сын! ужель твоя отрада
Не смирит бунтующего ада,
Не пошлет святого откровенья
Разогнать души моей сомненья,
Не внушит безумцу мысли здравой
И стези мне не укажет правой?

О, спаси меня, любовь и сила!
Иль вели земле, чтоб поглотила,
А не то я — жертва чуждой власти:
Увлекут меня слепые страсти,
И, твоей лишенный благодати,
Убегу из отческих объятий.

Скройся, бог света! Нивы желают
Влаги прохладной; смертный уныл,
Медленно идут томные кони:
             Скройся, бог света, в струях!

Зри, кто из моря в волны кристальны
С милой улыбкой друга манит!
Быстро помчались грозные кони
             В царство богини морей!

К персям прекрасной Феб наклонился
Правит браздами юный Амур,
Богу послушны гордые кони,
             Плещутся резво в струях.

С звездного неба легкой стопою
Ночь прилетела, с нею любовь.
Феб почивает в неге роскошной,
             Спите в объятьях любви!

Две чаши, други, нам дано;
       Из них-то жизни гений
Нам льет кипящее вино
       Скорбей и наслаждений.
Но из одной мне пить, друзья,
       Ни разу не случалось,
И в каждом чувстве бытия
       С весельем грусть сливалась.

Подаст ли рок сосуд забот —
       Слетает вмиг украдкой
Надежда и в него вольет
       Вино отрады сладкой.
Упился ль счастьем в жизни я
       И душу переполнил —
Но ах! миг райский бытия
       О вечном ей напомнил.

И в мой сосуд отраву льет
       Томящее желанье,
И пламень жажды душу жжет,
       И ожило страданье.
Горит душа, огнем полна,
       Бессмертной в мире тесно,
И стонет сирая она
       По родине небесной.

Три языка всевышний нам послал,
Чтоб выражать души святые чувства.
Как счастлив тот, кто от него приял
И душу ангела и дар искусства.

Один язык цветами говорит:
Он прелести весны живописует,
Лазурь небес, красу земных харит,—
Он взорам мил, он взоры очарует.

Он оттенит все милые черты,
Напомнит вам предмет, душой любимый,
Но умолчит про сердца красоты,
Не выскажет души невыразимой.

Другой язык словами говорит,
Простую речь в гармонию сливает
И сладостной мелодией звучит,
И скрытое в душе изображает.

Он мне знаком: на нем я лепетал,
Беседовал в дни юные с мечтами;
Но много чувств я в сердце испытал,
И их не мог изобразить словами.

Но есть язык прекраснее того:
Он вам знаком, о нем себя спросите,
Не знаю — где слыхали вы его,
Но вы на нем так сладко говорите.

Кто научил вас трогать им до слез?
Кто шепчет вам те сладостные звуки,
В которых вы и радости небес,
И скорбь души — земные сердца муки, —

Всё скажете, и всё душа поймет,
И каждый звук в ней чувством отзовется:
Вас слушая, печаль слезу отрет,
                     А радость вдвое улыбнется.

Родились вы под сча́стливой звездой:
Вам послан дар прекрасного искусства,
И с ясною, чувствительной душой
Вам дан язык для выраженья чувства.

Мне бог послал чудесный сон:
Преобразилася природа,
Гляжу — с заката и с восхода
В единый миг на небосклон
Два солнца всходят лучезарных
В порфирах огненно-янтарных,
И над воскреснувшей землей
Чета светил по небокругу
Течет во сретенье друг другу.
Всё дышит жизнию двойной:
Два солнца отражают воды,
Два сердца бьют в груди природы —
И кровь ключом двойным течет
По жилам божия творенья,
И мир удвоенный живет —
В едином миге два мгновенья.

И с сердцем грудь полуразбитым
Дышала вдвое у меня,
И двум очам полузакрытым
Тяжел был свет двойного дня.
Мой дух предчувствие томило:
Ударит полдень роковой,
Найдет светило на светило,
И сокрушительной грозой
Небесны огласятся своды,
И море смерти и огня
Польется в жилы всей природы;
Не станет мира и меня…
И на последний мира стон
Последним вздохом я отвечу.
Вот вижу роковую встречу,
Полудня слышу вещий звон.
Как будто молний миллионы
Мне опаляют ясный взор,
Как будто рвутся цепи гор,
Как будто твари слышны стоны…
От треска рухнувших небес
Мой слух содрогся и исчез.
Я бездыханный пал на землю;
Прошла гроза — очнулся — внемлю:
Звучит гармония небес,
Как будто надо мной незримы
Егову славят серафимы.
Я пробуждался ото сна —
И тихо открывались очи,
Как звезды в мраке бурной ночи,—
Взглянул горе́: прошла война,
В долинах неба осиянных
Не видел я двух солнцев бранных —
И вылетел из сердца страх!
Прозрел я смелыми очами —
И видел: светлыми семьями
Сияли звезды в небесах.

(Один перед камином, с пуком черновых тетрадей)
Свершился год: хвала, терпенье!
Вкушай плоды своих трудов,
А ты, поверенный грехов,
Камин, прими на всесожженье
Остатки черные листов.
Сожги мои грехи навеки,
С ненужным пеплом их развей,
И да сожгут их человеки
В незлобной памяти своей
Огнем спасительным забвенья!
Я не прошу от них хваленья:
Да взором истины прочтут
Мой труд, для истины подъятый,
Хоть не блестящий, не богатый,
Но чистый и смиренный труд.
На пользу брошенное семя,
Быть может (сладкая мечта!),
Плоды воздаст в благое время:
Нет, слава, ты не суета!
Души в чистейшие мгновенья
Твоим призваньям верю я,
Как верит в рай душа моя!
Что от нее, то выше тленья.
Бессмертны разума труды:
Листы мгновенные истлеют,
Но впечатления созреют
И принесут свои плоды.
Я честолюбьем ненавистным
В душе спокойной не тесним;
Но верю сердцем бескорыстным,
Что слава человеков…

(являясь в камине из среды пламени)
                                    Дым!

Кто ты, чудовище? иль демон искушенья?
         Зачем пришел смущать в моей тиши
                     Благословенные мгновенья
                     В мечтах забывшейся души?

Не знаешь ты меня? Еще ты не был читан,
Твой первенец-листок дрожал в твоих руках,
Как у тебя я был невидим<ым> в гостях,
           Ты был уж мной и узнан и испытан.
                     Как весело бывало мне
           Дразнить твои невинные мечтанья!
                     Бывало, затрещу в огне,
И слышатся тебе толпы рукоплесканья!
Бывало, чудеса в камине видишь ты:
         Сокровища, клады монеты яркой,—
         Как вдруг тебе я кучей угля жаркой
         Кидал в лицо и разрушал мечты.

            Но кто же ты, незваный посетитель,
                     Мечтаний грешных тайный зритель?
           Твое лицо как будто я встречал,
Твой голос мне знаком…

                                   Да, в зале света шумной
           Не мудрено, что ты меня видал.
Мой голос знаешь ты? Да ты его слыхал!
           И ты любил язык змеи разумной,
                     Которым я тебе шептал,
           Лаская слух мечты неугомонной,
           О почестях молвы незаслуженной,
           В волшебном зеркале очам твоим,
                     Под очарованным туманом,
                     Тебя рисуя великаном,
А всё вокруг тебя и жалким и смешным.
           С кого не брал я раболепной дани?
           Кто от долгов передо мною чист?
           В моей руке источники стяжаний:
                     Я первый здесь капиталист,
                     Я мощный дух — властитель века!

Журналист                      Ты Мефистофель?

                                                   Отгадал.
           Давно уж я уверил человека,
           Что эгоизм есть первый капитал.
           Его ломбард — в моей душе бездонной.
Счастлив, кто от меня судьбою благосклонной
                     Им изобильно наделен!
                     Проценты я беру — известно,
                     Но ведь зато берет и он.
Как человек, ты задолжал мне честно
И видишь сам, что в этом нет вреда;
                     Но как писатель…

                                                         Никогда.

Послушайся, кинь гордость педантизма
И вместе с прочими будь мой должник.

           Свободный мой и праведный язык
           Не подчиню уставам эгоизма.
                       Какою силой ты проник
И в область знания, о демон искушенья,
И девственный наш ум коварно соблазнил,
                      И чистый воздух просвещенья
                      Своим дыханьем отравил?

Ведь вы, писатели, народ нетвердый,
                      И кто из вашей братьи гордой
                      Под власть мою не попадет?
                      Я всех вербую в эгоисты,
А предпочтительно печатный ваш народ,
           О господа честны́е журналисты!
           Вам без меня не угодить на всех
           И не вкусить из полной славы чаши,
           Я лучше вас постиг все тайны ваши,
           И лишь со мной вы веруйте в успех.
           Когда приходит к вам недуг писанья
           И критики заносчивая блажь —
Отравой сладкою зловредного дыханья
                      Я наполняю воздух ваш.
Чернила растворив насмешкой ядовитой,
                      Я эгоизм души несытой
Удачной остротой лукаво щекочу
И дремлющим умом играю, как хочу.
Потом как раз втесняюсь в ваше тело
                      И, совести смирив укор,
                      За приговором приговор
                                 Подписываю смело.
Представлю слабому писателя уму,
Что в мире знания всё ведомо ему;
                      В пылу задорного маранья
                      С пера срываю обещанья,
И тут на помощь прибегут
                      Коварные воспоминанья
Обид, постигнувших его давнишний труд!
                      Разгневанный враждою личной,
Он волю даст насмешке злоязычной;
Врагам его готовлю я позор,
                      Их сажей перед ним мараю
И едкой остротой изукрашаю
                      Неправый мести приговор.
Так с помощью меня успех себе он прочит;
Благодаря внушениям моим,
                      Народ гоняется за ним,
                      Читает, слушает, хохочет…
Ты хочешь ли успеха? Подпиши:
Вот договор.

                                        Не искушай напрасно
                      Моей немстительной души,
                      Твоим внушеньям непричастной!
Я по следам коварным не пойду.
                      Беги отсель.

                                          Да ты в бреду:
                      Ведь угли пред тобой, не злато,
Не плеск молвы ты слышишь в треске дров!

В тебе мне нужды нет: я чужд врагов.
Мой враг есть ложь: что сказано, то свято!
                      Долой вражда! долой корысть!

Ага! ты начал расточать угрозы
Своим клиентам, я велю тебя изгрызть
Зубами алчными бранчивой прозы!
Вооружу лукавой остротой
                      Твоих соперников-собратий;
Не избежишь моих карающих проклятий,
                      И вместе с громкою толпой
Я оглашу тебя позорным смехом!
                      Чем будешь отвечать мне?

                                                Эхом!
Прощай.