Семён Раич - Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

                      О мудрый ангел слова,
Меня ты правдой осени
И лжи нечистой духа злого
От мыслей чистых отжени.
Да в пользу верную отчизне
Свершу я истины завет,
И к заслуженной укоризне
Меня да не присудит свет!
Да злую месть обиды личной
Умом спокойным отгоню
И к сердцу доступ возбраню
Ее насмешке двуязычной!
Да будет каждый миг оно
С отчетом пред тебя готово,
Да будет в нем вкоренено,
Что миру сказанное слово
В скрижали неба внесено!

«Атаман честно́й,
Мой отец родной,
Ты потешь меня:
Расскажи точь-в-точь,
Как венчался ты — в ночь
Иль средь белого дня?»
— «Темна, грозна была ночь,
Грозней твоего отца,
Как красавицу дочь
Я увез у купца.
Не в божьем дому
Мы венчалися:
Во сыром бору
Сочеталися.
Не на теплом пуху,
Не в браном пологу
Целовались мы:
В пещере лесной,
На земле сырой
Обнимались мы.
На свадебном пиру
У нас во бору
Не свечи сияли —
Молнии пылали;
Ни народ не пел,
Ни музыки не играли,—
Град шумел,
Небеса трещали.
Как та ночь, тот бор,
Темна душа твоя;
Как та молния,
Твой меч остер;
Кровь в тебе пылка,
Как лобзанье мое;
Крепка твоя рука,
Как объятье мое;
Недаром на врага
Ты грозен, грозен:
Ты, буйна голова,
Под грозой рожден».
— «Атаман честно́й,
Мой отец родной,
Ты мне всё рассказал,
А того не сказал,
Чем меня спеленал,
Как меня воздоил,
Как меня воспитал
И чему научил?»
— «Спеленал я тебя,
Как велела судьба:
Шел нищий убог
(Да воздаст ему бог!),
Я одёжу сорвал
Да тебя спеленал.
Ты веревкой повит,
На которой жид
В ту самую вёсну
Мной повешен на сосну,
Мать тебя воздоила
В младые лета́:
Не млеко в уста —
Кровь живую точила.
По холодным ночам
Рыданьем согревала,
По ранним утрам
Слезами умывала.
Как я волка догнал
Да шубу с него снял,
Да тебя ей одел
И младенца пригрел.
Колыбель твоя
На сосне была,
Где повесил я
Скупого жида.
Качали тебя
Ветры буйные,
А баюкали
Громы шумные.
Как ты вырос в бору,
Я учил тебя добру:
Зверем жить под землей,
Рыбой плыть под водой,
Птицей в воздухе летать.
На коне в огонь скакать».
— «Атаман честно́й,
Мой отец родной,
Ты мне всё рассказал,
А того не сказал:
На ком я женюсь?
С кем обручусь?»
— «Ах, дитя мое родное!
Чует ретивое:
Воспитал я твою младость
Не на брачную радость.
Мне сказала ворожейка,
Лихая злодейка:
Что тебе венчаться
С матерью твоей,
Что тебе ласкаться
У песчаных грудей.
Матерью люди
Землю зовут;
Земляные груди
Тебя прижмут.
Головкой холостою
Ты на них уснешь,
Мать-землю рукою,
Как невесту, обоймешь,
И навеки вас
Закроют от нас
Простыней не шелко́вой,
А тяжелой дубовой».

Видал ли ты, как пляшет египтянка?
Как вихрь, она столбом взвивает прах,
Бежит, поет, как дикая вакханка,
Ее власы — как змеи на плечах…

Как песня вольности, она прекрасна,
Как песнь любви, она души полна,
Как поцелуй горячий — сладострастна,
Как буйный хмель — неистова она.

Она летит, как полный звук цевницы,
Она дрожит, как звонкая струна,
И пышет взор, как жаркий луч денницы,
И дышит грудь, как бурная волна.

«Как ты, еги́птянка, прекрасна!
Как полон чувства голос твой!
Признайся: страсти роковой
Служила ты, была несчастна?
Зачем на черные глаза
Нашла блестящая слеза?
Недаром смуглые ланиты
Больною бледностью покрыты».

«В печальных песнях, в грустном взоре
Прочел ты прежде мой ответ:
Зачем тебе чужое горе, —
Иль своего на сердце нет?
Моя тоска живет со мною,
Я ей ни с кем делиться не могла:
Она сроднилася с душою,
Она лишь мне одной мила».

«Пусть с равнодушными сердцами
Ты не делилася слезами;
Но кто с тобою слезы льет,
Кто тронут был твоею песней,
Кому сама ты песен всех прелестней,
Цыганка, тот тебя поймет».

«Когда судьбы нещадная рука
Отнимет у жены супруга,
                      То неизменная тоска
Заменит ей утраченного друга.

Есть прихоти у пламенной любви,
                      Несчастье так же прихотливо,
Не трогай же страдания мои,
             Я их люблю, я к ним ревнива».

Падет в наш ум чуть видное зерно
И зреет в нем, питаясь жизни соком;
Но час придет — и вырастет оно
В создании иль подвиге высоком
И разовьет красу своих рамен,
Как пышный кедр на высотах Ливана:
Не подточить его червям времен,
Не смыть корней волнами океана;
Не потрясти и бурям вековым
Его главы, увенчанной звездами,
И не стереть потоком дождевым
Его коры, исписанной летами.
Под ним идут неслышною стопой
Полки веков — и падают державы,
И племена сменяются чредой
В тени его благословенной славы.
И трупы царств под ним лежат без сил,
И новые растут для новых целей,
И миллион оплаканных могил,
И миллион веселых колыбелей.
Под ним и тот уже давно истлел,
Во чьей главе зерно то сокрывалось,
Отколь тот кедр родился и созрел,
Под тенью чьей потомство воспиталось.

Как ночь прекрасна и чиста,
Как чувства тихи, светлы, ясны!
Их не коснется суета,
Ни пламень неги сладострастный!

Они свободны, как эфир;
Они, как эти звезды, стройны;
Как в лоне бога спящий мир,
И величавы и спокойны.

Единый хор их слышу я,
Когда всё спит в странах окрестных!
Полна, полна душа моя
Каких-то звуков неизвестных.

И всё, что ясно зрится в день,
Что может выразиться словом,
Слилося в сумрачную тень,
Облечено мечты покровом.

Неясно созерцает взор,
Но всё душою дозреваешь:
Так часто сердцем понимаешь
Любви безмолвный разговор.

О мудрость, матерь чад небесных!
Тобой измлада вскормлен я:
Ты мне из уст твоих чудесных
Давала пищу бытия.
На персях девственных главою
Я под хранительной рукою
Невинен, чист и тих лежал:
Твоими тешимый речами,
Младенца чистыми устами
Твое млеко я принимал,
И в пламени восторгов сильных
Я в мед словес в речах обильных
Его чудесно претворял.
Под песни твоего ученья
Я сном глубоким засыпал
И мира дивные виденья
Недвижным оком созерцал.
Под солнцем истины незнойным
Полетом ровным и спокойным
По стройной пропасти светил
Мой дух восторженный парил,
И возносился он далёко,
И насыщал и слух и око.
Шумели воды, вихрь и лес,
Перуны падали с небес,
И волновались океаны,
И разверзалися волканы,
Казнила мир палач-война,
Упрямо резались народы
За призрак счастья и свободы…
И как потопная волна,
Лилась река их теплой крови.
Но в каждом стоне бытия
Духовным слухом слышал я
Великолепный гимн любови
Во славу бога и отца,
И прерывалося стенанье,
И всесотворшего творца
Хвалило всякое дыханье.
И выше, выше я парил,
За грани вечные светил,
В чертог духов и божьей славы,
И слышал их, и видел трон,
Где восседит незримый он,
И сотряслись мои составы,
И зазвучали как тимпан:
Мне долу вторил океан,
Горе́ мне вторили перуны,
Мои все жилы были струны,
Я сам — хваления орга́н.