Михаил Цетлин (Амари) - Цельное чувство

Останься в памяти навеки,
Какой в тот миг предстала ты:
Слегка опущенные веки,
Почти что детские черты,

И дикой розы на ланитах
Едва расцветшая весна,
И на устах полуоткрытых
Полуулыбки тишина.

Тот, кто видел мир сквозь слезы,
Знает, как горят светло
Феерические розы
Сквозь их влагу и тепло.

Как волшебен блеск павлиний,
Как лучист его алмаз
Через легкий, через синий,
Через теплый иней глаз.

Взгляни с высот недостижимых,
Людских молений не отринь
И на овец, Тобой хранимых,
Свой взор с любовью Отчей кинь.

Мы так ничтожны и мгновенны!
Что было б, что б осталось в нас,
Когда б не этот сокровенный
С Тобой нас единящий час?

Я знаю: Ты нахмуришь брови,
И с громом стогна задрожат,
И теплые потоки крови
Поля и веси орошат.

Но не карай нас карой строгой,
Наш охрани земной удел,
Дай нам пройти своей дорогой
Без горьких слез, без громких дел.

И как великую награду
За долгий путь, за труд людской
Пошли нам тихую отраду —
Молитвы радость и покой!

О, мудрая умбрийская весна
И детский праздник — дедовский обычай!
На площади среди подруг бледна,
Строга, серьезна маленькая Биче.

И мальчик, лет двенадцати, проказник
И забияка, приоткрывши рот,
Глядит на девочку, на яркий праздник,
На пестрые наряды и народ,

На платья золотистого парчу,
Вязь фероньеры и полоску банта,
И стих весь мир, и тихо, тихо — чу! —
Запел впервые стих в душе у Данта.

Как вымя полное коровье,
Ты изобилия полна,
И краснощекого здоровья,
И сидра, что пьяней вина.

Как яблоки твои тугие
Мешают сладость с кислотой,
Так жители твои скупые
Являют хитрость с простотой.

Белы на окнах занавески,
Темны дубовые столы,
Сидят и пьют и судят веско,
Расчетливы и тяжелы,

Сужденья мудры их и здравы,
Ведь их в полях за долгий день
Душистые вспоили травы
И труд, медлительный как лень.

Господь, пора! Окончен летний день.
Ты скоро отуманишь дол и горы,
И солнечных часов в саду узоры
Овеешь ветром и укроешь в тень.

Но перед тем пошли хотя б одно
Иль два горячих утра, жарких полдня,
Чтоб дать дозреть плодам и переполнить
Последней, тяжкой сладостью вино.

Бездомный ныне дома не найдет,
Кто одинок теперь — тот долго будет
Один, он книгу снова перечтет,
Где ветер листьями шуршит, аллеи студит.
И будет письма длинные писать…

О, как я знал, что значит расставанье:
Прекрасно-связанное показать,
Поднять его на миг для любованья,
Но лишь затем, чтоб взять и разорвать.

О, как бессилен был я перед этим:
Зовущая (не удержать!) рука,
Как будто там все женщины на свете
Иль только еле видный взмах платка!

И словно не ко мне уже призывы,
Невнятный знак воздетых слабо рук…
Иль то, быть может, только ветка сливы,
С которой птица упорхнула вдруг?

У них усталые уста
И души — светлые купели.
Порою в их глазах мечта,
Томление (не о грехе ли).

Живут среди Господен рощ,
Бесстрастны все и все красивы…
Бог — Ты мелодия и мощь,
Они в тебе, как перерывы.

Но изредка — взмахнут крылами,
И ветра пробежит струя:
Как бы широкими руками
Строитель Бог шуршит листами
Сокрытой Книги Бытия.

Брожу по улицам пустынным.
Уж август. Грустен, тих Париж…
Выздоровленье! Сладким, длинным
Ты упоением даришь.

Недолгое минуло лето,
Нет дней горячих, золотых,
Но серебристо полнят светы
Озера площадей пустых.

Я про себя стихи читаю
И улыбаюсь все нежней,
Как будто я о чем-то знаю,
Но тайной не делюсь своей.

Что я вспомню, умирая,
Если вспомню что-нибудь
И не даст судьба незлая
Без раздумья мне уснуть
И, как в щелку, в двери Рая
Незаметно проскользнуть?

Выну что со дна шкатулки,
Подержу я что в руке?
Что приснится мне? Прогулки
Лет в шестнадцать по реке?
Вечер? Где-то поезд гулкий?
Звон лягушек вдалеке?

Или та, как будто кантом
Обведенная давно,
Ночь, когда влетел брильянтом
Светлячок в мое окно,
И над черным ночи бантом
Счастье было зажжено?

Червячок, сиявший летом
Слабым светом и теплом
И подобный тем поэтам,
Что порою меркнут днем,
Но полны нездешним светом
Под зеленым звезд лучом.

Он летал… Как было странно,
Было дивно видеть нам
Этот луч непостоянный,
Этот свет то здесь, то там,
Этот ласковый, обманный
Нежный блеск по сторонам.

И невольно, словно чудо,
Я запомнил навсегда,
Как крупинка изумруда,
Миньятюрная звезда
Залетела к нам — откуда? —
Улетела вновь — куда?

На мгновенье нам даны
Звезды, люди, книги, вещи,
На мгновенье сплетены
С миром мы в дремоте вещей.

На мгновенье лета зной,
Белый снег на иглах сосен,
Почки клейкие весной,
Фиолетовые очень.

И вино из погребов
В хрустале нам так сияет,
Потому что тьма гробов
Нас пугает, нам зияет!

И мы пьем тягучий ток
Медленно и с упоеньем,
Ибо каждый наш глоток
Только грань меж сном и бденьем.

Твоей увядшей красоты
Один свидетель — я.
Бледнеешь ты, уходишь ты
В безвестные края,
Но помню милые черты
На утре бытия.

Дай заглянуть в твои глаза,
В их глубь, в их синь, в их даль!
Когда на них дрожит слеза
И мутен их хрусталь,
И отражает бирюза,
Как облачко, печаль.

Пусть будет так, пусть будет так,
Как хочет горький рок!
Пусть будет ночь, и мгла, и мрак,
Молчанье и упрек,
Но я ль забуду тайный знак
И светлый вод исток?

Предутренняя свежесть
И нежность полей,
Омытая струями
Вчерашних дождей.
Голубовато-серых
Небес тишина,
Исполненных покоем
Без края, без дна.

О, Боже, неужели
И там тишина!
Над грустными полями
Небес глубина,
Над грустными полями,
Над горем людей,
Над горестным безумьем
Отчизны моей?