Юрий Верховский - Струны: Собрание сочинений

Я побродил по крытой галерее
И подышал я влажностью ночной;
Темно и тускло небо надо мной…
Дождь моросит… под тесный кров скорее!
Нет, посмотри: внизу как ад – огни;
В бродящей мгле не движутся они.
Да, и душа – как полночью пустыни –
К докучным снам склоняется в углу;
Но видит сад заветной благостыни –
Узор огней сквозь дымную золу.

Не бейся, не мечись. Походкою степенной
Ступай себе вперед. Поменьше о вселенной,
Побольше о своем сегодняшнем пути
Безмолвно помышляй: успеешь ли дойти
Туда, где вечером удобную стоянку
Пошлет тебе судьба, чтоб завтра спозаранку
Мог в руку снова взять дорожный свой костыль
И бодрою ногой ступить в сухую пыль.
Но завтра – не уйдет, как и вчера. Беспечность!
В грядущем, как в былом, приветствуй бесконечность!
Не числи: прошлые ль, грядущие ль года?
Знай: как всегда ты шел, так и пойдешь – всегда.

Приемли, что дано тебе:
Могло ль, что было, быть иначе?
К чему скорбеть о неудаче
Иль гимны петь благой судьбе?
Не в слабом сердце и не в черством
Ответ на всё одним покорством.
Тогда не будешь ли счастлив?
Так море – влагою живою
Прилив приемля, иль отлив –
Готово к сну, готово к бою.

Уходит жизнь, а ты не замечаешь,
Как перешел один, другой рубеж.
«Где ж молодость? Все обольщенья – где ж?» –
И ты чудес еще, как прежде, чаешь.
Да, верь и жди. Еще придут они
И поздние твои украсят дни.
Но их ли ты венчаешь годовщиной
И их ли мнишь в грядущем досягнуть?
Для странника звездою ни единой
Не светится – всезвездный млечный путь.

Раскрыта ли душа
Для благостного зова
И всё ль принять готова,
Безвольем хороша –
Боголюбивая душа?

Влачится ли в пыли,
Полна предрассуждений,
И сети наваждений
Немую оплели
В непроницаемой пыли?

Ты будешь вечно ждать,
Когда тебя, милуя,
Святыней поцелуя
Отметит благодать –
Ты будешь неусыпно ждать.

Кроткой торжественной ночью
Видишь огни городские,
Звону церковному внемлешь, –
Только и видишь и слышишь
Светлой душою – не их.

К тем, кто далеко, далеко
Тихие грезы уносят;
К тихим пределам былого;
Дальше – туда, где безмолвно
В любвеобильнейшем лоне
Вечности светлой и строгой
Чудной всезвездною ночью
Мирно почили с любовью
Милые, милые – вы.

Я не видел тебя никогда.
Протекли за годами года
С той поры, как ты жил на земле,
И – что дым – заклубились во мгле.
Но в томленье людском не затих
Твой слезами сияющий стих;
Но твой облик извечно-родной
Навевает душе не одной
Благодатные сны наяву.
Не зову я тебя, не зову…
Но твой облик телесный, земной
Отчего, для чего – не со мной?
Но как счастлив, кто мог мне принесть
О тебе заповедную весть,
Из-за грани земной – благодать
Мне в любовных словах передать.
Не зову я тебя, не зову;
Но с тобою, тобою живу,
И как сладко мечтается мне,
Что тебя я увижу – во сне.

Когда в пустых полях Аида
Я буду, страждущий, бродить,
Ты мне протянешь, Аонида,
Путеводительную нить.

И за тобой – за Ариадной –
Пойду покорно я – Тезей,
Чтобы в пустыне безотрадной
Постигнуть новый Элизей.

Заревые облака.
Твердь прозрачная легка.
Зелена немая ширь,
Дремлет белый монастырь.

Сердцу грезится с тоской:
Здесь молчанье и покой.
Только сонный день звучит
И уходит – не молчит.

Только ярко зацвели
Близко, тут – цветы земли.
И, качаясь, аромат
Изливают – и горят.

Осень клонится челом
И горюет о былом.
День цветущий потускнел.
Монастырь и тих, и бел.

В майское утро улыбчивой жизни певцов простодушных
Бархатом юной земли, тканью ветвей и цветов
Был возлелеян безвестный певец и бродил, как младенец;
Путь указуя, пред ним резвый порхал мотылек.
Так принимал ты посох дорожный, о вечный скиталец,
Ныне на темной земле осени хмурый поэт.

Как раненый олень кидается в поток –
И жгучие хладеют раны —
И дальше мчится он, лишь, ясен и глубок,
Окрашен ключ струей багряной, —
Так, истомясь, душа вверяется волне
Музыки светлой и певучей
И, обновленная целительной вполне,
Ее пронижет болью жгучей.

Какими грезами богаты
Часы осенних вечеров –
И их безмерные закаты,
И тучек реющий покров.

Но ныне даль разлитой лавой
И пеплом теплится седым.
Или над жертвою кровавой
Отвергнутый вползает дым.

Тяжкими темными снами,
Душным дыханьем своим
Я пробужден с полуночи,
Но тишиной не томим.

Слухом, дыханьем, глазами
В мире мне милых теней
Веянье вечности чую
Слаще, желанней, ясней.

Сердце милей и короче
Смертный таинственный путь.
Легче любви поцелую
К жизни бессмертной прильнуть.

Я помню: ты, малютка,
Мне поцелуй дала.
Ужели это шутка?
Ты так была мала.

Поднявшись на носочки,
Тянулась ты ко мне.
Зарделись нежно щечки,
Чуть в заревом огне.

Потуплены ресницы
И трепетны уста –
Иль это небылицы
Лепечет мне мечта?

И под лазурью крова
Младенческой весны
Уж ты была сурова –
И слезы мне даны.

Так жизнью правят дети
И, как в году весна,
Так для меня на свете
И ты — одна, одна.

Когда в несбыточном желанье
Ты кличешь то, что позади,
Какое жгучее пыланье
В твоей груди!

Глядишь во тьму. Одним виденьем
Твоя душа потрясена.
Навстречу всем твоим томленьям
Смотри – она.

Из мира тайного, иного
Тобою вызвана, стоит
И – ни дыхания, ни слова, –
О, жуткий вид, –

Недвижный лик с недвижным взором,
С извивом уст – бескровно бел;
Застывший стан каким укором
Окаменел!

Забыв и время и разлуку,
Ты рвешься трепетно воззвать
Всей силой сердца: «Дай мне руку!»
Твой рок – молчать.