Юрий Верховский - Струны: Собрание сочинений

И новые песни у сердца,
У сердца влюбленного есть:
Напевов его многогласных
И струн многозвучных не счесть.

Но с каждою новой любовью
Затихшему сердцу близка
И прежде безвестная дума,
И чуждая прежде тоска.

Певучие горькие волны
Качают на пенном гребне
И в бездну из бездны бросают
Всё к новой, всё к властной волне –

Бросают безвольное сердце,
И полное звуков – оно
То с брызгами к небу взметется,
То с плесками канет на дно.

Теснятся нестройные звуки —
И глохнут, и гаснут они;
Но теплятся тихо над ними
Былые, согласные дни.

И ведает сердце, что песня
Тогда взвеселится, вольна,
Когда со стихией былого
Родимой сольется она.

Когда порой тебе не спится,
Но старых ран не бередишь, –
За небылицей небылица
Вдруг посетит ночную тишь.

Все их смешные бормотанья
Ты днем без гнева вспоминай:
Не вожделенного ль мечтанья
Ты слышал детские признанья,
Ты видел заповедный рай?

Не каждый ли день — ожиданье,
Не каждый ли вечер — обман?
Лишь ночью покой вожделенный
Житейскому путнику дан,
Целящий бальзамом забвенья
Всю жгучесть нещадную ран.
И этот покой и забвенье
Не в темном бесчувствии сна,
А в том просветленье волшебном,
Какое дарит тишина,
Когда одинокому духу
Душа мировая слышна.

Облокотясь на ручки кресел,
Раздумно голову повесил,
Глаза усталые закрыл;
Невольно слушаю, невесел,
Как заглушается, уныл,
Ночной поры немолчный пыл.

Не выйду больше за ворота;
Пускай усталая дремота
Поможет телу отдохнуть, –
И благосклонный, милый кто-то
От тесных дум – куда-нибудь
Душе укажет вольный путь.

Тоска, печаль иного края,
Лелеет – нежная такая –
Чуть слышных шорохов рои…
Томи, томи, благоухая, —
И маком темным напои
Мечты дремотные мои.

Когда ты телом изнемог
И дух твой по земле влачится, –
На перепутье трех дорог
Понуженный остановиться,
Ты изберешь из них одну, –
Какую? Будет ли желанной
Она – ведущая ко сну,
Где мак цветет благоуханный?
Иль путы жизненных тенет
Ты примешь с гордостью терпенья,
Где подорожник в пыль сомнет
Свои бесцветные цветенья?
Нет, на твоем – ином – пути
Ты слышишь сквозь усталый шорох,
Как порывается цвести
Золотоцвет в весенних хорах.

Былое сновиденье
Слетает в сердце вновь,
Лелеемое снами
Разнеженной души.
Завесы голубые
Волшебную страну
Скрывают ненадолго, –
Чтоб вновь отдать тебе.

И если ты, плененный
Цветущею мечтой,
Стремишься, окрыляясь,
В луга иной страны, –
То знай: за утлой цепью,
В неведомом краю
Ты был как сын любимый
Когда-то – и сейчас.

Когда бы милый старый сельский дом
Я посетил, мне б, верно, грустно было;
И тяжело, и горько, может быть;
Воспоминания бы обступили
Вечерними тенями… Но теперь
Мечтать об этих любящих тенях,
Об этой грусти, даже горечи –
Так сладко, так успокоительно,
Что многие минуты жизни
Я б отдал ныне и за эту грезу,
И за ее осуществленье. Так
Прошедшее становится грядущим.

А может быть – как знать? – и эти дни,
Ползущие туманной полосою
И скрашенные лишь цветеньем роз,
И эти дни сомненья и унынья,
И неизвестности, и сна, и лени,
Житейских тусклых, хлопотливых дел,
Душевного развороженья, –
Быть может, эти дни, оборотясь
Полузабытым, дальним, милым прошлым,
Шепнут моей разнеженной душе
Какие-то заветные слова
И на душу пахнут сухим и тонким
Дыханием осыпавшихся роз,
Неслышно уронивших лепестки
Между страниц, бывало, близкой книги, –
И будет мниться, что тогда, когда-то
Те розы для меня цвели…

Для сердца прошедшее вечно. –
Певец несравненный, ты прав.
И духу равно бесконечно
Похмелье услад и отрав.

Утешны в безбрежном просторе
Летящему к далям иным –
И горько-соленое море,
И нежное небо над ним.

Дух жизни – веянье былого
Тебе, живущему былым;
Плывет, как озаренный дым,
Твое тоскующее слово –
И непричастное земле
Стремит в лазурь свои крыле,
И вот, клубясь грядой янтарной,
Напев курится, благодарный.

Крылом прозрачным Серафима
В стране лучей осенена,
Да будешь ты душой хранима, –
Душой хранима, Диотима, –
Навек – безмолвна и ясна.

Да, меньше слов. Безгласно чтима.
Тебя лелеет тишина.
Пусть ты земле неотвратима, –
Невозвратима, Диотима, –
О, будь молчаньем почтена!

Будет всё так же, как было,
Только не будет меня.
Сердце минувшего дня не забыло,
Сердце всё жаждет грядущего дня.

Бьется ж – слепое ль? – мгновеньем бегущим,
В вечность, дитя, заглянуть не сильно.
Знает себя лишь; в минувшем, в грядущем
Бездну почуя, трепещет оно.

Жутко и сладко; и вдруг – всё забудет,
Тайну последнюю нежно храня:
Так же, как было, да будет;
Так же как не было, так и не будет меня.

Лишь только Лазарь воскрешенный
Предстал, спокоен, прост и тих,
Очам соотчичей своих, –
Взыграл их дух развороженный.

Был детски светел лик людей,
Пока ходил меж них прекрасный,
Творя безмолвно тайну ясной –
Одной улыбкою своей.

Я побродил по крытой галерее
И подышал я влажностью ночной;
Темно и тускло небо надо мной…
Дождь моросит… под тесный кров скорее!
Нет, посмотри: внизу как ад – огни;
В бродящей мгле не движутся они.
Да, и душа – как полночью пустыни –
К докучным снам склоняется в углу;
Но видит сад заветной благостыни –
Узор огней сквозь дымную золу.

Не бейся, не мечись. Походкою степенной
Ступай себе вперед. Поменьше о вселенной,
Побольше о своем сегодняшнем пути
Безмолвно помышляй: успеешь ли дойти
Туда, где вечером удобную стоянку
Пошлет тебе судьба, чтоб завтра спозаранку
Мог в руку снова взять дорожный свой костыль
И бодрою ногой ступить в сухую пыль.
Но завтра – не уйдет, как и вчера. Беспечность!
В грядущем, как в былом, приветствуй бесконечность!
Не числи: прошлые ль, грядущие ль года?
Знай: как всегда ты шел, так и пойдешь – всегда.