Николай Глазков - Избранное

За добротой побрел в леса,
Туда, где благодушны воды,
Радушны лиственные своды,
Разумны птичьи голоса.

Хранила доброта свой след
На всех деревьях, листьях, травах,
На ручейковых переправах
И на легендах давних лет.

Не для тщеславной чепухи,
Не ради позы или жеста
Она должна войти в стихи
И сообщить им совершенство!

Стоит студеная зима,
Снежинки крутит буйный ветер,
А солнечная Хохлома
Напоминает нам о лете.
Грустят деревья и дома,
Невесел минусовый градус,
Но сохраняет Хохлома
В рюмашках, в ложках, в плошках
Радость!

Ладья. Цветущий хвост — корма,
Нос — петушиная головка.
Плывет по лету Хохлома,
Расписанная очень ловко.

Бочонок солнечен весьма,
На нем цветы и земляника —
Семеновская Хохлома
Вся золотисто-краснолика.

В тарелочках — не полутьма,
Не сумрак в вазах и солонках, —
Напоминает Хохлома
Родную, милую сторонку,
Где рощи словно терема,
Где резвый Керженец струится…

Как солнце в небе, Хохлома
Ясна, чиста и круглолица!

У нас так любят переименовывать
Скоропостижно и неосторожно…
Но старое название от нового
Здесь отличить, пожалуй, невозможно…

Святые горы — Пушкинские горы!..
Холмы, равнины, и леса густые,
И голубая Сороть, и озера,
Коль Пушкинские, то вдвойне Святые!

Пушкин, как никто, умел смеяться,
Обличать, скорбеть и ликовать.
Пушкин права не имел стреляться:
Собственною жизнью рисковать!

У поэта правды и свободы
Каждая волшебная строка
Для него звучала только годы,
А для нас она звучит века!

Есть в Крыму вершина Роман-Кош,
На нее ведут дороги-петли.
Крым объездишь, выше не найдешь, —
Только популярнее Ай-Петри.

И поэт у нас не тот хорош,
Кто на самом деле самый лучший:
Малопопулярный Роман-Кош
Вспоминаю я на всякий случай.

Когда-нибудь сумеет ЭВМ
Стать актуальным автором поэм, —
Случится это в недалеком будущем.
А люди изменяются в наш век,
Не потому ль среди своих коллег
Встречаю я компьютеров, компьютершей?

Один из них лишен великих дум,
Ему важней аплодисментов шум,
Переходящий иногда в овацию,
А истину охотно он предаст,
Как неудобный, тягостный балласт,
Мешающий словесной спекуляции.

Достаточно пронырлив и хитер,
Стихи читает лучше, чем актер,
И обладает электронной памятью.
В аудиторию любую вхож.
Потребуется — будет он хорош
Литературно-конъюнктурной праведью.

А надо, так прилежной левизной
Взмахнет, как белоснежной белизной,
Над обывательски-мещанской серостью,
Чтоб обыватель, мещанин, пижон
Был восхищен, а также поражен
Его новейшей вольтерьянской смелостью.

Он популярен, как кинозвезда,
И не сойдет с зенитного поста,
Своею популярностью орудуя.
Душа пуста и совесть не чиста,
Но загримировался под Христа,
И не заметят — может стать Иудою.

Такая у него бушует прыть,
Желает он казаться, а не быть,
И справедливым, даже добрым кажется.
Но потекут потоки вешних вод,
И мода на его снега пройдет,
Другая мода лучшею окажется.

А кто его заменит? Вот вопрос!
Не краснощекий древний Дед Мороз,
Не черноглазый волосатый юноша,
Не поэтесса стареньких богем,
А новенькой системы ЭВМ —
Полупроводниковая компьютерша.

Не оборвется вечной моды нить,
И стихотворцев многих заменить
Сумеет электронная красавица.
Кому-то слыть при этом в знатоках,
Быть в дураках, а в будущих веках
Поэзия поэзией останется!

Коснусь серьезного вопроса
И никого не оскорблю:
Я не люблю стихов.
А прозу?
А прозу тоже не люблю.

У нас и горцы, и поморцы,
От Балтики до Командор
Зовут поэтом стихотворца,
Артистом числится актер.

Осмысленного нет порядку,
Порядочного смысла тут:
Так бабушку-официантку
Пропойцы девушкой зовут.

Поэт, достойный славы, чести,
Бывает часто не в чести,
А он, действительно, гроссмейстер, —
Способен истину спасти.

И в дни, когда трещат морозы,
И в дни, когда звенит листва,
Я не люблю стихов и прозы,
В которых нету мастерства!

Все беды причиняют вред,
Конечно, лучше жить без бед,
Но не всегда, а иногда
Бывает польза от вреда.

Все беды отрицать нельзя:
В них познаются все друзья!
А в дни сплошных удач и благ
Не знаешь сам, кто друг, кто враг!

Колосья подкосило колесо,
И стало колоскам нехорошо.
Но ночью отдохнули колоски
И утром, встав, не ведали тоски.

Как эти злаки, в добрый час утра
Надеюсь так же бодро встать с одра
И побежать куда-нибудь туда,
Где солнышко, деревья и вода!

— Кем больше быть хочу, — спросили
Меня товарищи-коллеги, —
Талантливым поэтом или
Хорошим человеком?

— Хорошим человеком больше
Желаю быть, — я им ответил.
Я три десятилетья после
Старался быть и тем, и этим.

До объективности дорос,
Итоги подвести осталось:
Поэтом стать мне удалось,
Быть человеком — удавалось!

Жить и жить прелестней и полезней,
Чем лекарства смерти принимать,
После продолжительной болезни
Жить и жить мне хочется опять.

Живописны яблони и вишни,
И, беспомощно ложась в постель,
Жить и жить хочу во имя жизни:
Жизнь — не средство, это самоцель!

Увяданье, замерзанье грустно,
Радостно цветение цветка.
Жизнь — это искусство для искусства,
Смело устремленное в века!

О счастье не могло быть речи,
Когда, чтоб не страдать в плену,
Народ страны взвалил на плечи
Отечественную войну.

Чтоб кумачовые знамена
Зашелестели веселей,
Погибло двадцать миллионов
Отважных наших сыновей.

Однако позабыв все беды
И грусть четырехлетней тьмы,
День исторической Победы
Как счастье ощущаем мы!

Шагали тевтоны
Дорогой врагов —
Вступали стотонно
В поверженный Псков.
Предатель Твердила
Их в город впустил —
Резвились верзилы
У свежих могил.
На поприще веском
Наш князь Александр
По прозвищу Невский
Крушил их фасад.
С умением русским
Тот рыцарский сброд
На озере Чудском
Отправил под лед!
Мне дни боевые
Познать суждено,
Когда я впервые
Снимался в кино.
Когда с дерзновенным
Сражался врагом
В году довоенном,
В том тридцать восьмом.
Вращался пропеллер,
Вздымая метель,
И вихри пропели:
«Мы те ли, мы те ль?
Из пыла и мела
Мы веем слегка,
А вьюга имела
Снега да снега!..»
Мне меч мой из древа
Надежно служил —
Направо, налево
Ландскнехтов крушил.
Разил их, взгляните,
Как будто зимой,
А солнце в зените
Струило свой зной.
Проворно и ловко
Фанерой гремя,
Массовка массовку
Теснила, громя.
Простой и высокий —
Не нужен мне грим, —
Я в русской массовке
Служил рядовым.
Привязан к телеге
Твердила-злодей.
Кричали коллеги:
— Предателя бей! —
Удары не слабли,
Долбали всерьез —
И капали капли
Действительных слез.
Ни в чем не повинный
Страдал наш актер.
— Полсотни накину! —
Сказал режиссер.
Тот вспомнил, рыдая,
Жену и детей
И снова удары
Сносил, как злодей!
Себя на экране
Найти я не смог,
Когда поле брани
Смотрел как знаток.
Себя было сложно
Узнать со спины…
Все сделал, что можно:
Спасал честь страны.