Рабиндранат Тагор - Ты погляди без отчаянья… (стихотворения)

О дерево! Жизнь пробуждалась едва, но ты
               изначала
Из недр земной слепоты на солнечный зов
                отвечало, —
В высокой вершине твоей зазвучала свету хвала.
На лоно косного камня, в пустыню бездушья и зла
Впервые ты чувства с собой принесло.

               Над серой пустыней
Взметнувшись к сонму светил, ты песней зеленой
               и синей
Воспело величье земли; не страшась, до предела
               небесного
Ты жизни знамя взнесло перед темным лицом
               Неизвестного, —
Той жизни, что, снидя не раз к бессветным
               смерти вратам,
Несется дорогой времен, по их священным местам,
Но новым прибежищам их, в колеснице все
               нового тела.
Был радостный миг для земли. Дремота ее отлетела.
Тогда-то постигла себя и, хоры покинув светил,
Отправилась Дева-Земля, божественных полная сил,
Скитальческим облачена, неявственно-желтым
               нарядом,
По пыльным дорогам земным к земным неполным
                отрадам,
Дробимым ударами горя, хоть прочными их мы
               почли,
Хоть верим в незыблемость их…

               О смелое чадо земли!
За мать вступило ты в бой, отвоевывать
               освобожденье
Родимой своей из тюрьмы, – и длится, и длится
               сраженье…
На острове диком, пустом, где прибой с четырех
                сторон,
Несокрушимо воздвигло ты свой зеленеющий трон.
Хранят скрижали скалы, неприступной,
               каменно-мертвенной,
Рассказ о победах твоих, сплетеньем побегов
               начертанный.
И стал покорен тебе тобой очарованный прах.
Ты путь проложило в песках.

               Была безглагольна природа,
И не ликовали стихии при сменах времени года.
В ветвях у тебя изначально таился для песни
                приют,
Той песни, где ветры-скитальцы свои голоса
               узнают.
Незримому телу ветров мелодия краски давала,
Украшены радугой их края твоего покрывала.
На бренном земном холсте с твоим появленьем
                возник
Впервые самой красоты дотоле невиданный лик.
Ты солнца творческий пыл впитало, оттенками
                цвета
Явило в свете дневном сокровища тайные света.
Браслетами пляшущих ног звеня в золотых
               облаках,
Апсары разбили сосуд, что в стройных держали
                руках,
И – юности вечной залог – божественная амрита
Была в цветочные чаши из рая Индры излита.
И землю украсило ты…

               Был тихий твой рост величав.
Ты полнилось мирною Силой, терпение с мощью
                связав.
В обитель твою прихожу, в спокойствие ласковой
                тени,
Безмолвие слушать. Один, устав от вседневных
               смятений,
Смиренно в тень я ложусь, и душа под шелест
                ветвей
Вникает в блаженную суть свободной жизни твоей.
Изменчивой вечно земли я слышу глухие боренья,
В себя углублен, постигаю твой мир. В тайнодействе
               творенья
Елей, что у солнца кипит на груди, в твоем существе
Горит горением новым – в зеленой пылает листве.
О пьющее солнца лучи! В зеленом ласкающем
                свете,
Не знаешь усталости ты, доильница дней
               и столетий…
Ты мощь человеку дало, что в жилах древесных
                течет, —
И все победил человек, узнал наивысший почет,
Соперником стал божества; вселенную всю
               поразила
Его непокорная мысль, его лучезарная сила.
И нет ему в мире преград… А я – посланец от тех,
Кто жизнью твоею живет, кто мирных ищет утех,
Я, сильный силой твоей, в цветах твоей плетеницы,
О друг человека, тебе приношу вот эти страницы, —
Поэт, плененный свирелью твоей мелодичной
                листвы,
Тебе посвящает поэму с поклоном седой головы.

Едва лишь кто-то в аллее сегодня коснулся свирели,
                И песней твоя разрешилася дрема,
                О манговый лес.
Душа встрепенулась… Не знаю, во мне ли звучит,
               не во мне ли,
                Знакома ль душе или ей не знакома
                Весенняя весть?
Твоей я жизнью живу, мне душу потоки волнуют
                По недрам твоим побежавшего сока,
                О манговый лес.
Ты жаждешь в слове раскрыть свою глубину
               потайную,
                Поведать страданье и радость земную,
                С моей одинокой
                Тревогою слиться и с нею зацвесть.

Сверкают и тихо трепещут побеги красы твоей
               лиственной.
                Меняясь бесчисленно в смене мгновений,
                О манговый лес!
И мнится, молод и я, отрадой полон таинственной,
                И для цветущих своих озарений
                С весною воскрес.
Вздохи незримого, неуловимого веют, колышутся,
                Утро ли, вечер ли, песня струится,
                О манговый лес!
Но роскошь речи моей, лишь с музыкой слившись,
               услышится, —
                И уже для души обновившейся нижется
                Плетеница
                Цветов – мелодий, звенящих окрест.

Черпай из недр земли, раскрывай в весеннем
                цветенье
                Голос глубин, вековечные звуки,
                О манговый лес!
Толика небесной души, ее на земле проявленье,
                Поведай нам тайну, шепни о разлуке
                Земли и небес.
Голос твой ласковый слит с ветровым благовонным
               дыханьем,
                С пыльцою цветочной, жужжаньем
               пчелиным,
                О манговый лес!
Он в сердце льется, роднится с неясным его
               упованьем,
                Страданьем, мечтаньем, самосозерцаньем,
                С глубинным, —
Со всем, что скрыто за тайной завес.

Голос ли темный, родимый, забытого мной
               воплощенья
                Скопился в волшебном твоем аромате,
                О манговый лес?
Он тихо на ухо шепчет, хоть слов и невнятно
                значенье.
                И сладко взволнован я благодатью
                Твоих чудес.
Мысль отлетает моя, растворясь в твоем аромате,
                К миру без жизни и смерти, блаженному,
                О манговый лес!
Там, где Прекрасного храм, в граде Амаравати,[68]
                Надежды в молитвенный час, на закате,
                Всесовершенному
Светильник затеплит земных аскез.

Долго впитывал ты животворные соки весенние
                В предчувствии вспышек благоуханных,
                О манговый лес!
Долго, долго, о лес, ты щедро вплетал украшения
                В кудри расцветших, от юности пьяных
                           Сельских невест.
Там, где в землю ты врос, вблизи узловатых
               подножий,
                Под этою кроной в весеннем цвете,
                О манговый лес,
Я скромный глиняный дом построил для дней
               непогожих.
          Я ночью песню спою для прохожих,
                     А на рассвете —
                     Песня пропета, певец исчез.

Это месяц-красавец фальгун, – это ног его легкие
               звоны…
Не звенят ли браслетам в ответ на лиане сапфирной
               бутоны?
                     Небу невмочь замыкать уста,
                     Небо измучила немота, —
Плеснулось оно лазурью, тревогой весны обуяно,
Полнит небесной струей голубые фиалы лиана.

Тенью на дальней скале безмолвье легло голубое,
Ищет, жаждет оно воплотиться в марево зноя.
                     Канув в безбрежную гладь,
                     В море свой лик угадать.
Гроздьями нежных цветов ветвей разрешилось
                молчанье,
Непостижимая тайна в их ровном раскрылась
                качанье.

Перед свиданием затрепетавшее женщины тело
Сжимало синее сари и речь, задыхаясь, немела, —
                     Но стали несказанные слова
                     Беспредельны, как синева.
Небесной радости свет, сквозь голубые туманы,
Затрепетал синевой в бутонах сапфирной лианы.

Это – на голос скитальца ответил путник
               безвестный,
Лиана познала себя в своей лазури небесной.
                     Везде, вблизи и вдали,
                     Зацветают джуй, шефали.
О, сколько сладостных слов у ашшина, срабона,
               фальгуна!..
Цветов имена мою душу любовью наполнили юной.

Кто золотому чампаку шлет отзвук звонкоголосый?
Кому аромат нагкешора[69] струится в смольные косы?
                     Во влажных, черных глазах —
                     Жасмин в дождевых слезах.
Розовый пыл олеандра в бряцанье браслетов
               стозвонных,
В кадамбе с красной пыльцой – отраженье томлений
               бессонных.

Сапфирная, ты низошла посланницей дальнего
                мира.
Твой голос звонок и чист, как чаша неба —
               сапфира,
                     В потоке непостоянства,
                     Вне времени, вне пространства,
Ты – голос бога, весна, его голубая причуда, —
Скажи, незнакомка-весна, зачем ты явилась,
               откуда?

Зачем и откуда? – вопросом встречаю твое
               новоселье,
Тебе с беспричинной любовью плету из цветов
                ожерелье.
                     Воздушные волны струят
                     Весенний цветов аромат,
И тени манговых рощ дрожат от пчелиного гуда.
Пестрые крылья раскрыл мотылек… Зачем он,
                откуда?

Как знать – зачем и откуда? Цветы, деревья
               и травы…
Пред гордой их красотой и восторги души
               величавы!
                     Полуденный ветер весенний
                     Завел в древесные сени
Павлина, и я, изумленный, смотрю на кружки
               изумруда,
И думаю, и говорю: кто ты? Зачем и откуда?

Робок наш ум и окован, привычки – что облако
                пыли.
Чужды чудес изумленья, глаза в безразличье
                застыли.
                     Что видит разум? – Застой.
                     Мир дряхлеет пустой.
Но ты обновленье души, весна, ты явила нам чудо.
Любуюсь тобой и тихонько шепчу – зачем и откуда?

Где я поныне живу? Я – гость, я в далеком
               пределе, —
Твоя голубая краса звучит мне в сельской свирели.
                     Пусть завершается год
                     И в темной одежде идет
Чойтро[70]… Скоро ты наземь уронишь листву, —
               но покуда
Чудной цветешь красотой. Зачем ты пришла
               и откуда?