Леонид Трефолев - Собрание сочинений
1867
ПЕСНЯ РАБОЧИХ
(Из П. Дюпона)
Мы все встаем поутру с петухами,
Когда, дымясь, мерцают ночники;
Мы, бедняки, питаемся крохами,
И свет дневной нас гонит в рудники.
Работают там плечи, ноги, руки,
С природою в убийственной борьбе;
Но, ничего за тяжкий труд и муки
Под старость мы не сбережем себе.
Дружно, братья, станем в ряд,
Выпьем все из братской кружка!
Пусть палят во весь заряд
Истребительницы-пушки,
Посылая смерть народу!
Мы встаем,
Дружно пьем:
"За всемирную свободу!"
В глуби морской мы перлы собираем,
Из недр земли сокровища берем.
Мы сделали родную землю раем,
Но под землей, в аду своем, умрем.
За вечный труд какая, нам награда?
Останемся мы сами ни при чем…
Ведь не для нас сок сладкий винограда,
Ведь не себя мы в бархат облечем.
Дружно, братья, станем в ряд,
Выпьем все из братской кружки!
Пусть палят во весь заряд
Истребительницы-пушки,
Посылая смерть народу!
Мы встаем,
Дружно пьем:
"За всемирную свободу!"
Безвременно, согнув в труде жестоком
Наш тощий стан, мы гибнем ни за грош.
Зачем наш пот бежит с чела потоком,
И нас зовут "машинами" за что ж?
Обязана земля нам чудесами;
Построили мы новый Вавилон.
Но пчеловод, насытившись сотами,
Рабочих пчел из ульев гонит вон.
Дружно, братья, станем в ряд,
Выпьем все из братской кружки!
Пусть палят во весь заряд
Истребительницы-пушки,
Посылая смерть народу!
Мы встаем,
Дружно пьем: —
"За всемирную свободу!"
Презренного ребенка-чужестранца
Питает грудь несчастных наших жен,
А он потом — дитя штыка и ранца —
Стоит, в крови кормилиц погружен,
Он мучит их, тиранит, угнетает,
Нет для него святого ничего!
Себе за честь и славу он считает
Разрушить грудь, кормившую его.
Дружно, братья, станем в ряд,
Выпьем все из братской кружки!
Пусть палят во весь заряд
Истребительницы-пушки,
Посылая смерть народу!
Мы встаем,
Дружно пьем:
"За всемирную свободу!"
И в рубищах, в подвалах наших бедных
Скрывался, под гнетом торгашей,
Мы жизнь влачим из-за копеек медных
В сообществе нетопырей-мышей.
Они, как мы, друзья угрюмой ночи,
Они, как мы, не насладятся днем,
Хоть и у нас горят, как звезды, очи,
И кровь кипит живительным огнем.
Дружно, братья, станем в ряд,
Выпьем всё из братской кружки!
Пусть палят во весь заряд
Истребительницы-пушки,
Посылая смерть народу!
Мы встаем,
Дружно пьем:
"За всемирную свободу!"
И каждый раз, когда из нас струится
Кровь честная и обагряет мир,
Свободой мы не можем насладиться
И создаем из деспота кумир.
Побережем свои поля для хлеба,
А не для битв: _Любовь сильней войны_!
Мы будем ждать, когда повеет с неба
На всех рабов дыхание весны.
Дружно, братья, станем в ряд,
Выпьем все из братской кружки!
Пусть палят во весь заряд
Истребительницы-пушки,
Посылая смерть народу!
Мы встаем,
Дружно пьем:
"За всемирную свободу!"
28 октября 1873
Английская поэзия
МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
(Из Т. Гуда)
Жизнь, прошай! Слабеют чувства… Смерти шлю привет.
Предо мной густые тени застилают свет.
Наступает полночь жизни… Смерть — не за горой…
Вижу я туман холодный, страшный и сырой;
Слышу я могильный запах, чувствуя в бреду,
Что он запах роз цветущих заглушил в саду.
Здравствуй, жизнь! Надежда снова освежила грудь,
Темный страх исчез, и сладко я могу вздохнуть.
Скрылись грозные виденья, нет их вкруг меня:
Разлетелись, словно тени, на рассвете дня.
Вновь блестят земля и небо… Свет дневной так мил…
И слышней мне запах розы запаха могил.
27 октября 1895
Три лентяя [20]
(Из Бр. Гримм)
Князек-добряк когда-то жил
Спокойно, беззаботно,
И ни о чем он не тужил
И кушал очень плотно.
Храни в душе своей покой,
Он на дела махнул рукой,
Министрам был послушен,
И знали подданные все.
Что лишь к копчёной колбасе
Князек неравнодушен.
Его высочество весьма
Любил еще сосиски
("Без них он мог сойти с ума!" —
Гласят одни "Записки").
Но, сверх любимой колбасы,
Князь посвящал свои часы
Трем принцам-малолеткам:
Их удаляя от труда,
Он был подобен иногда
Заботливым наседкам.
И, от начала до конца
Поняв его уроки,
Цыплята выросли в отца —
Лентяи, лежебоки.
Князек судьбу благодарил;
Но вдруг желудок не сварил
Копченую колбаску.
Больной ложится на кровать,
Велит детей к себе призвать,
Предчувствуя развязку,
Князек со стоном говорит:
"Плохая вышла шутка!
Желудок пищи не варит,
Я гибну от желудка.
Кому же я оставлю трон?
Вы любите считать ворон,
Вы ленитесь на славу:
Но кто ленивей из троих
Детей возлюбленных моих,
Тому отдам державу".
Слезу печально уронив
На батюшкино ложе,
Воскликнул старшой: "Я ленив,
Мне лень всего дороже,
Мне жизнь без лени не красна:
Когда наступит время сна,
Когда под кроной ночи
Храпит измученный народ, —
И я во весь зеваю рот,
Но лень закрыть мне очи!"
— "И я лентяй большой руки! —
Второй князек воскликнул. —
Болтает братец пустяки:
Он к лени не привыкнул.
А я по совести скажу:
Когда пред печкою сижу,
В лицо мне пышет пламень.
Но удалиться от огня —
Большая трудность для меня!
Не двигаюсь, как камень".
Воскликнул младший ротозей:
"Моя, моя корона!
Из всех ленивейших князей
Один я стою трона.
Когда, народ ожесточа,
Я был бы в петле палача
И нож бы дали в руки,
Чтоб петлю перерезал я, —
Не двинется рука моя
От лености и скуки".
Князек, душою умилясь,
Схватил сынка в объятья,
"Ты всех ленивей, младший князь,
Тебя не стоят братья!
Тебе достанется мой трон!
Владея им, считай ворон,
Пей вдоволь, кушай жирно,
Люби сосиски с ветчиной,
И процветет наш край родной,
Как цвел при мне он мирно".
20 января 1872
